Пусть будет как будет».
Вопрос Наташи не был беспочвен. Повзрослев, ее кокетка дочь время от времени проявляла к Славе повышенное внимание. Правда, не постоянно, а только тогда, когда ссорилась с очередным мальчиком. Прижимаясь, она обнимала Славу, строила ему глазки, дразнила.
— Вот уж кто у нас Лолита, так это Катя, — в шутку говорила Наташа после того, как прочитала знаменитый роман Набокова. А сама думала с ужасом, что же она чувствует на самом деле. Хочет ли девочка просто пококетничать, проверяя на всех подряд свои чары, или чувствует настоящую привязанность к Славе, как она сама когда-то была до странности влюблена в отчима?
В одно Наташа верила — Слава достаточно умен, чтобы не заводить роман с падчерицей. Зачем ему Катя? Ему хватает женщин на стороне. К тому же большую часть времени Катя предпочитала проводить у бабушки и у деда. Ей там было вольготнее. Там она пользовалась безусловным комфортом и обожанием, там никто ей был не указ. Но Наташу смущало, что у Кати, так же как раньше и у нее самой, не было знакомого мальчика, в которого можно было бы без оглядки влюбиться. Влюбиться всепоглощающе, безоговорочно, надолго. Наташа понимала — как для нее самой отец был символом Бога, так и для Кати остроумный, небрежно-элегантный Серов стал символом мужчины. Сам Серов относился к Кате, как хороший отец относится к повзрослевшей дочери. Любил делать ей подарки, любил с ней гулять. Наташе было жаль дочь. Как тяжело достается падчерицам любовь к умным, красивым отчимам, Наташа хорошо представляла. У российских образованных барышень набатом бьет колокол интеллекта — где найти достойного парня? К тому времени, когда глупые, сексуально озабоченные прыщавые щенки становятся мужчинами, их ровесницы уже выходят из детородного возраста. Так что же делать хорошеньким умненьким девочкам, находясь рядом со взрослыми умными кумирами? Конечно же, влюбляться! И помня о том навязчивом чувстве влюбленности к отчиму, которое чуть не разрушило ее жизнь, Наташа готова была терпеть загулы Серова. Лишь бы ее место в постели рядом с ним не оказалось свободно во время ее отъездов. И потом, за многое в ее жизни она ему действительно была благодарна. Наташа была справедлива — ей казалось, что нельзя на одну доску ставить обыкновенную человеческую слабость, присущую, кстати, не одному Серову, и много того хорошего, что он сделал для нее.
«Конечно, нельзя», — думала она, но невысказанная обида за себя, за то, что ей, Наташе, он предпочитал совсем каких-то незначительных женщин, в глубине души терзала ее. И не Серова ли темную фигуру, насмехающуюся над ней, видела она, как кошмар, в своих снах?..
И вдруг прошлой осенью Катя поступила в институт и почти одновременно привела в дом парня. Парень, по мнению Наташи, совершенно не подходил дочери ни по каким статьям. Известно ведь, что девочкам, если они живут в счастливых семьях, часто нравятся парни, похожие на мужчин — членов их семей. Наташу поразило, что парень абсолютно не был похож не только на Катиного деда, обожавшего внучку, но и на Серова. Серов хранил дипломатичное молчание, но было видно, что Катин избранник не нравится и ему. Несколько раз при дочери Наташа пыталась вызвать его на разговор, но Серов упорно отмалчивался.
«Почему он не хочет сказать Кате то, что думает?» — не понимала Наташа.
Во время, так сказать, официального знакомства с торжественным обедом у нее закололо сердце так, словно в него вонзилась игла. Она пристально наблюдала за Катей. Не такие, по ее представлению, должны быть лица у влюбленных девочек, какое было тогда у ее дочери.
«Она его не любит! Может быть, беременна?» — подумала Наташа и решилась спросить напрямик о том, что же заставляет дочь, когда она еще так молода и только поступила в институт, устраивать сейчас нечто вроде помолвки.
В перерыве между салатом и курицей Наташа позвала Катю в кухню.
— Сядь, доченька, на секунду. Скажи…
— Ну чего еще? — Взгляд у Кати был недовольный, тревожный. — Я и так знаю все, что ты скажешь! Первое — что рано! Второе — что нужно сначала выучиться! Третье — я не беременна! Но я так решила! Это окончательно и обсуждению не подлежит. Сейчас у нас помолвка, в течение года мы проверим, сможем ли жить вместе, и если сможем, то на будущий год поженимся.
Наташа подумала, что, протяни она еще секунду, и Катя уйдет. Говорить надо было быстро.
— Катя, скажи, ты уходишь из дому не потому, что отчаялась найти кого-нибудь, похожего на папу? Ты понимаешь, о чем я говорю?
Еще не закончив фразу, Наташа поняла, что сказала это зря. На лице дочери появилось презрительное, отчужденное до льда, выражение.
— Ты сошла с ума! — спокойно сказала ей Катя, гордо встала с кухонной табуретки и вышла.
— Катя, не торопись заводить ребенка! — почти прокричала Наташа вслед рассерженно уходящей дочери. — Подожди, мало ли что еще будет в жизни? Все перемелется, повернется и образуется! Будет так, как ты хочешь, только подожди!
Это был крик отчаяния. Слава Богу, кроме Кати, его никто не услышал. Дочка же выразительно постучала пальцем по лбу, и Наташа, чтобы сгладить свою непроизвольную выходку, войдя в комнату, в смущении обняла своего бородатого и какого-то ненатурально веселого будущего зятя. Дочь сидела рядом с ним как картинка, в очень модном наряде, привезенном Наташей из Америки, и хранила на лице непроницаемое достоинство сфинкса.
Молодые, как их называла теперь Наташа, обосновались на частной квартире. Недалеко от дедушки с бабушкой. Наташа уже давно перевезла родителей поближе к себе в Москву. Они с Серовым купили им здесь под Москвой дачу. Отец, как и в городе на Волге, выращивал там цветы. Ремиссия у него оказалась длительной, полной. Казалось, все было благополучно. И еще у Наташи была Славикова мать.
Редко бывает, но Наташа искренне относилась к свекрови. Она не ревновала ее к мужу, как это часто бывает с невестками, а просто жалела. По себе Наташа знала, как трудно остаться с ребенком без мужа. А ведь у Наташи еще были родители! Свекровь же, не считая сына, на белом свете была одна-одинешенька. Наташа понимала ее и хотела помочь. Но каждый раз, уходя от нее, видела, что и тут она ничего не может поделать. Из хрупкой, не старой еще женщины будто улетучивалась куда-то вся жизненная энергия. Она бледнела, худела и высыхала на глазах. И хотя Славик показал ее всем специалистам по всем мыслимым болезням, сделал все нужные исследования, никто из докторов никакого особенного заболевания у нее не нашел. Между тем женщина просто таяла.
Наташа чутьем поняла, что свекровь не была больна. Она, как невзрачный и нежный полевой цветок, выполнив свое дело, обеспечив потомство, тихо, спокойно увядала среди своих буйных, пышно цветущих, источающих крепкий аромат товарищей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Вопрос Наташи не был беспочвен. Повзрослев, ее кокетка дочь время от времени проявляла к Славе повышенное внимание. Правда, не постоянно, а только тогда, когда ссорилась с очередным мальчиком. Прижимаясь, она обнимала Славу, строила ему глазки, дразнила.
— Вот уж кто у нас Лолита, так это Катя, — в шутку говорила Наташа после того, как прочитала знаменитый роман Набокова. А сама думала с ужасом, что же она чувствует на самом деле. Хочет ли девочка просто пококетничать, проверяя на всех подряд свои чары, или чувствует настоящую привязанность к Славе, как она сама когда-то была до странности влюблена в отчима?
В одно Наташа верила — Слава достаточно умен, чтобы не заводить роман с падчерицей. Зачем ему Катя? Ему хватает женщин на стороне. К тому же большую часть времени Катя предпочитала проводить у бабушки и у деда. Ей там было вольготнее. Там она пользовалась безусловным комфортом и обожанием, там никто ей был не указ. Но Наташу смущало, что у Кати, так же как раньше и у нее самой, не было знакомого мальчика, в которого можно было бы без оглядки влюбиться. Влюбиться всепоглощающе, безоговорочно, надолго. Наташа понимала — как для нее самой отец был символом Бога, так и для Кати остроумный, небрежно-элегантный Серов стал символом мужчины. Сам Серов относился к Кате, как хороший отец относится к повзрослевшей дочери. Любил делать ей подарки, любил с ней гулять. Наташе было жаль дочь. Как тяжело достается падчерицам любовь к умным, красивым отчимам, Наташа хорошо представляла. У российских образованных барышень набатом бьет колокол интеллекта — где найти достойного парня? К тому времени, когда глупые, сексуально озабоченные прыщавые щенки становятся мужчинами, их ровесницы уже выходят из детородного возраста. Так что же делать хорошеньким умненьким девочкам, находясь рядом со взрослыми умными кумирами? Конечно же, влюбляться! И помня о том навязчивом чувстве влюбленности к отчиму, которое чуть не разрушило ее жизнь, Наташа готова была терпеть загулы Серова. Лишь бы ее место в постели рядом с ним не оказалось свободно во время ее отъездов. И потом, за многое в ее жизни она ему действительно была благодарна. Наташа была справедлива — ей казалось, что нельзя на одну доску ставить обыкновенную человеческую слабость, присущую, кстати, не одному Серову, и много того хорошего, что он сделал для нее.
«Конечно, нельзя», — думала она, но невысказанная обида за себя, за то, что ей, Наташе, он предпочитал совсем каких-то незначительных женщин, в глубине души терзала ее. И не Серова ли темную фигуру, насмехающуюся над ней, видела она, как кошмар, в своих снах?..
И вдруг прошлой осенью Катя поступила в институт и почти одновременно привела в дом парня. Парень, по мнению Наташи, совершенно не подходил дочери ни по каким статьям. Известно ведь, что девочкам, если они живут в счастливых семьях, часто нравятся парни, похожие на мужчин — членов их семей. Наташу поразило, что парень абсолютно не был похож не только на Катиного деда, обожавшего внучку, но и на Серова. Серов хранил дипломатичное молчание, но было видно, что Катин избранник не нравится и ему. Несколько раз при дочери Наташа пыталась вызвать его на разговор, но Серов упорно отмалчивался.
«Почему он не хочет сказать Кате то, что думает?» — не понимала Наташа.
Во время, так сказать, официального знакомства с торжественным обедом у нее закололо сердце так, словно в него вонзилась игла. Она пристально наблюдала за Катей. Не такие, по ее представлению, должны быть лица у влюбленных девочек, какое было тогда у ее дочери.
«Она его не любит! Может быть, беременна?» — подумала Наташа и решилась спросить напрямик о том, что же заставляет дочь, когда она еще так молода и только поступила в институт, устраивать сейчас нечто вроде помолвки.
В перерыве между салатом и курицей Наташа позвала Катю в кухню.
— Сядь, доченька, на секунду. Скажи…
— Ну чего еще? — Взгляд у Кати был недовольный, тревожный. — Я и так знаю все, что ты скажешь! Первое — что рано! Второе — что нужно сначала выучиться! Третье — я не беременна! Но я так решила! Это окончательно и обсуждению не подлежит. Сейчас у нас помолвка, в течение года мы проверим, сможем ли жить вместе, и если сможем, то на будущий год поженимся.
Наташа подумала, что, протяни она еще секунду, и Катя уйдет. Говорить надо было быстро.
— Катя, скажи, ты уходишь из дому не потому, что отчаялась найти кого-нибудь, похожего на папу? Ты понимаешь, о чем я говорю?
Еще не закончив фразу, Наташа поняла, что сказала это зря. На лице дочери появилось презрительное, отчужденное до льда, выражение.
— Ты сошла с ума! — спокойно сказала ей Катя, гордо встала с кухонной табуретки и вышла.
— Катя, не торопись заводить ребенка! — почти прокричала Наташа вслед рассерженно уходящей дочери. — Подожди, мало ли что еще будет в жизни? Все перемелется, повернется и образуется! Будет так, как ты хочешь, только подожди!
Это был крик отчаяния. Слава Богу, кроме Кати, его никто не услышал. Дочка же выразительно постучала пальцем по лбу, и Наташа, чтобы сгладить свою непроизвольную выходку, войдя в комнату, в смущении обняла своего бородатого и какого-то ненатурально веселого будущего зятя. Дочь сидела рядом с ним как картинка, в очень модном наряде, привезенном Наташей из Америки, и хранила на лице непроницаемое достоинство сфинкса.
Молодые, как их называла теперь Наташа, обосновались на частной квартире. Недалеко от дедушки с бабушкой. Наташа уже давно перевезла родителей поближе к себе в Москву. Они с Серовым купили им здесь под Москвой дачу. Отец, как и в городе на Волге, выращивал там цветы. Ремиссия у него оказалась длительной, полной. Казалось, все было благополучно. И еще у Наташи была Славикова мать.
Редко бывает, но Наташа искренне относилась к свекрови. Она не ревновала ее к мужу, как это часто бывает с невестками, а просто жалела. По себе Наташа знала, как трудно остаться с ребенком без мужа. А ведь у Наташи еще были родители! Свекровь же, не считая сына, на белом свете была одна-одинешенька. Наташа понимала ее и хотела помочь. Но каждый раз, уходя от нее, видела, что и тут она ничего не может поделать. Из хрупкой, не старой еще женщины будто улетучивалась куда-то вся жизненная энергия. Она бледнела, худела и высыхала на глазах. И хотя Славик показал ее всем специалистам по всем мыслимым болезням, сделал все нужные исследования, никто из докторов никакого особенного заболевания у нее не нашел. Между тем женщина просто таяла.
Наташа чутьем поняла, что свекровь не была больна. Она, как невзрачный и нежный полевой цветок, выполнив свое дело, обеспечив потомство, тихо, спокойно увядала среди своих буйных, пышно цветущих, источающих крепкий аромат товарищей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89