– Ладно, давай посмотрим, какую магию оно создаст завтра вечером, – сказала Пейдж, осторожно расстегивая молнию на тонкой расшитой ткани платья.
– Должна тебе напомнить, что вечеринка уже сегодня, – поправила ее Тори, показывая на блестящие золотые часы Пейдж – подделку под «Ролекс».
Тори наклонилась к Пейдж и поцеловала ее в щеку. Пейдж всегда точно знала, чего хотела. Она не путалась. Она была прагматичной до мозга костей, создавала вокруг себя какое-то сияние даже теперь, в середине ночи – с ясной головой, в белом махровом халате, с роскошными медовыми волосами, собранными в хвост.
– Спасибо, что дождалась меня, – поблагодарила ее Тори, – но поднимайся к себе и поспи немного. Действительно, сегодня твое платье было для меня волшебным, – подумав, добавила она. – Я слишком глупа, чтобы оценить это. И в любом случае, ты просто волшебница – с Валентино или без него.
Придерживая расстегнутое платье, чтобы оно не соскользнуло, она слегка подтолкнула Пейдж в сторону лестницы. Заметив, что та медлит, Тори добавила:
– Спасибо. Оно было безупречным. Я знаю, что сегодня вечером оно будет таким же безупречным для тебя. А теперь проваливай отсюда к черту и немного поспи!
Уже воображая прекрасное ощущение того, как ее голова коснется подушки, страстно желая уплыть в сладкие мечты о предстоящем вечере, о свидании с загадочным «мистером «Филадельфия», – Пейдж сонно ухватилась за холодные железные перила лестницы, представляя себя красавицей на балу, новой девочкой в городе, которая вскружит головы; Пейдж Уильямс – чаровница. Используя перила лестницы, как опору, она отправилась наверх.
«Пейдж Паркер», – подумала она, вяло сквозь сон примеряя фамилию своего кавалера и улыбаясь.
Ее полусонные грезы были прерваны бесцеремонным вмешательством Тори, которая произнесла:
– Между прочим, я согласилась работать у Беннеттона, – произнесла она безо всякого выражения.
– Хорошая девочка, – ответила Пейдж, оборачиваясь, чтобы показать подруге большой палец, поднятый вверх.
Ах, если бы только Тори не выглядела такой несчастной, направляясь в сторону бара за бутылкой «Арманьяка», который они все использовали, чтобы заглушить избыток эмоций.
– На это нужно время, ты знаешь, – ободряюще заметила Пейдж.
Тори кивнула. Как бы она хотела «промотать вперед» этот неопределенный период времени и покончить с ним.
* * *
Отель «Беверли Хиллз» венчал собою бульвар Сансет, как большой розовый кекс, полный сладких легенд, вызывая в воображении величественные фантазии. Это была розово-зеленая, восхитительная архитектурная дань эпохе, когда Голливуд царствовал безраздельно.
Пейдж подъехала к отелю на черном сверкающем «астон-мартине лагонде» Дастина Брента, чувствуя себя счастливой и шикарной, когда, передавая дорогую игрушку служителю стоянки, сверкнула ему одной из своих обольстительных улыбок. Стоял прекрасный безоблачный день, наполненный солнечным светом. Он напоминал детский рисунок мелками, на котором в качестве фона вполне можно было бы увидеть фиолетовые горы, поднимающие вверх свои гордые вершины.
Горы не бывают фиолетовыми. Они коричневые.
Кто это сказал?
Должны ли мы учить их реализму? Или позволить расцветать фантазиям без всяких ограничений? Об этом спорили в те дни, когда Пейдж была ребенком: свобода против контроля, ничего нет неизменного. Спок сначала что-то проповедовал, а позже пытался взять свои слова обратно. А чем все закончилось? Тем, что целое поколение считает себя вправе рисовать горы такого цвета, какого им нравится.
Кстати, о цвете. На Пейдж было нарядное рыжевато-коричневое платье без застежки, с бойзеновыми штрихами. Оно было яркое и очень открытое, с глубоким V-образным вырезом на спине. Пейдж не знала, какие туфли надеть, и в конце концов выбрала пару черных открытых лодочек на высоких каблуках, которые купила на распродаже у Чарльза Джордана как раз перед переездом в Лос-Анджелес. Они не совсем подходили, но и не диссонировали с платьем.
Ловя на себе восхищенные взгляды, она прошла через вестибюль старого отеля, отмечая легкую воздушную калифорнийскую отделку и суету, которая положительно действовала на ее настроение. Она вспомнила свое первое впечатление от этого отеля, когда приезжала сюда в июне на свадьбу Кит. Июнь, июль, август – какое переломное лето.
«Спасибо тебе, дорогая Кит», – думала она, чувствуя бесконечную благодарность к своей давней подруге, направляясь мимо телефонов и обмениваясь заигрывающими взглядами с мужчинами, которые вроде бы занимались делами – совещались по телефону.
Вот и гостиная «Поло». В ней она увидела своего «ухажера», машущего ей рукой. Ее красавец «Филадельфия» – настоящий Дон Жуан. Он выглядел так же, как трехзвездочное французское ванильное мороженое.
Она даже не была уверена в том, что сможет его узнать. Уже прошел по крайней мере месяц, как они познакомились, и их эксцентричное, но запоминающееся общение продолжалось около пятнадцати минут.
– Привет, – бодро сказала она, скользнув к нему в кабинку и с удовольствием разглядывая его льняной пиджак овсяного цвета, свежую белую рубашку и галстук, казалось, гармонировавший с ее платьем.
Они составили красивую пару и притягивали пристальные взгляды от соседних столиков. Теперь, когда они сидели рядом, все вернулось снова. Круглые интеллигентные карие глаза, задумчивые складки под ними, которые, как она воображала, могли придать его лицу мягкое или жесткое выражение в зависимости от настроения. Ему было лет сорок пять. И для этого возраста у него были прекрасные волосы. Она заметила, что у него все так же нет обручального кольца, нет светлой полосы, которая бы выдавала, что он снял его ради нее.
Он обманывал Пейдж так же, как она обманывала его. Она посмотрела мимо него через окно во внутренний двор, заставленный столиками со скатертями зелено-розового цвета, и, очарованная солнечным светом, подумала, что предпочла бы сидеть снаружи в саду.
– Ты выглядишь великолепно, – сказал Стен, кладя руку на ее не прикрытую тканью спину.
Со слабой улыбкой, отразившей его удивление, он двинулся вниз по спине, с любопытством следуя ладонью вдоль позвоночника, все ниже и ниже, пока не достиг края безумной ткани ее платья, и чтобы двигаться дальше, ему пришлось бы преодолеть нейлоновую молнию. Все это было проделано с предельной осмотрительностью: его странствующая рука была скрыта от посторонних взглядов, зажатая между ее молодым цветущим телом и блестящей виниловой стенкой кабинки.
– Теперь я знаю, чего мне хочется на завтрак, – дерзко заявил Паркер.
Она прохладно улыбнулась, решив некоторое время подержать его на дистанции, полагая, что он уж слишком жаждет ее благодарности за свои подарки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130