Все ее существо жаждало Тревиса, это была властная необходимость, завладевшая ею без остатка так, что любая мысль в конечном счете возвращалась к нему. Образ Тревиса преследовал ее неотступно. Он был наркотиком, отсутствие которого наполняло ее болью, транквилизатором, который требовался ей, чтобы чувствовать себя живой, чтобы вообще чувствовать. То, что она находилась в постели с Ричардом, только усугубляло ее горе, ее страстное желание, а присутствие его голого тела лишь усиливало разочарование по мере осознания того, что ей было необходимо и чего у нее не было.
Будь он проклят! Добродетельная Тори, которая курила травку лишь изредка и никогда не экспериментировала ни с кокаином, ни с чем-либо покруче, чувствовала себя как наркоманка, которая пристрастилась к наркотику гораздо худшему, определенно, более опустошительному. Пагубная привычка постоянно держала ее в напряжении, заставляя неистово желать свою дозу и быть готовой уступить во всем, чтобы заполучить его. Рядом с обнаженным Ричардом в его громадной роскошной постели, стонущим от ее прикосновений, пытаясь настроиться на удовольствие, она все же находилась очень далеко отсюда, заключив договор сама с собой на унизительные усилия, чтобы предотвратить более тяжелую травму. Ей необходимо было оторваться от земли и унестись на волнах освобождающего разум оргазма и пообещать себе что-нибудь.
И она действительно пообещала себе, что – провались все к черту – завтра она позвонит Тревису. Может быть, сегодня. Она собиралась прокрасться в ванную Ричарда размером с футбольное поле, когда все закончится, и позвонить Тревису, чтобы сказать ему все, что она чувствовала, как он нужен ей и как она тоже ему нужна. Черт с ним, с этим браком, с ее гордостью, детьми и со всем остальным, то она себе напридумывала. Она больше не в состоянии это переносить. Ее сердце в тысячный раз останавливалось, нанося смертельный удар здравому смыслу. Ей потребовалось два месяца ежедневных встреч с Тревисом, чтобы почувствовать себя достаточно готовой заняться с ним любовью. А сейчас, на первом же свидании с Ричардом, она оказалась с ним в постели, переживая что-то вроде извращенного торжества над Тревисом и чувствуя себя так, как будто это обернулось против нее же самой. Все, что она хотела, это вернуться обратно домой, в Атланту, к Тревису, в их квартиру, которую он пытался продать. Он может оставить свой благосклонный брак и жену, которую не видел годами. Он может выкидывать любые штучки, какие только заблагорассудится. Она никогда больше не букет говорить с ним о браке, никогда даже не вспомнит об этом.
Она преобразилась.
Все это время Ричард пытался разогреть ее предварительными ласками, подготовить к своему нетерпеливому страстному желанию войти в нее, но его голос каждый раз возвращал ее на землю, обратно в его постель.
– Ты такая влажная, – хрипло произнес он голосом, звучавшим так же обессилено, как и ее мысли, голосом, преодолевавшим на своем пути препятствие, которое называлось «Тревис», и с трудом доходившим до ее сознания.
Тело Ричарда с золотистой кожей, золотистыми волосами было совсем чужим, телом «золотого» мальчика, тогда как она привыкла к темному энергичному мужчине, принадлежащему к среднему классу.
– Ты готова? – спросил он заботливо, мягко целуя ее плечо и прижимаясь к ней длинным атлетическим телом.
Они оба лежали на боку, лицом друг к другу, их ноги переплетались, он нежно сжимал рукой ее маленькую упругую грудь, а ее пальцы прокладывали извилистые пути по его коже, бронзовой от загара и шелковистой на ощупь.
– Ты – совершенство, – произнес Ричард, перемещаясь так, чтобы прикоснуться губами к ее груди, и испуская стон наслаждения.
Он опустил руку вниз, лаская ее живот и заставляя ее стонать. Она действительно была влажной и желала близости так же, как и он, держа его твердый, как камень, пенис между ладонями и создавая двойное трение, что заставляло его кричать.
Тори больше всего хотелось, чтобы Ричард завел ее, чтобы она растворилась в его энергичном напоре и, наконец, потеряла Тревиса. Пусть даже все это – дикая и нелепая скоропалительная ошибка, если таким образом она сможет забыть Тревиса, то какие бы синяки и шишки она не получила, это того стоит.
И когда Ричард перевернул ее на живот и вошел сзади, она поклялась попытаться.
– Господи, ты просто фантастична, я сейчас кончу, – прошептал он секунд через тридцать и сделал это.
«Конечно, не самая романтичная поза для первой близости», – подумала она.
Но зато она не видела его лица.
– Это просто классика, – заметила Пейдж, наблюдя, как Тори выключила уличное освещение. – Сьюзен любит Марка. Марк любит меня. Я люблю какого-то абстрактного богатого развратника, которым Марк никогда не будет. Ричард влюбился в тебя. А ты завязла в любви к Тревису, который, так или иначе, мертв и похоронен на заднем дворике. Кажется, все выбирают неправильный путь.
– Едва ли Ричард влюбился в меня, – поправила ее Тори, проходя в туалетную комнату и захватывая целую коробку «Клинекса». – Он привык получать то, что хочет, и меня он хочет потому, что я ему не принадлежу.
– Мне показалось, ты сказала, что он как раз имел тебя, – пошутила Пейдж, заметив, что макияж Тори, выглядевший безупречно несколько часов назад, теперь вокруг ее очаровательных глаз был размазан и превратился в черную грязь.
Когда Ричард привез ее, она вошла в прихожую и увидела Пейдж, которая ждала ее несмотря на позднее время, чтобы узнать, как все прошло. В этот момент плотина прорвалась, и Тори залилась слезами.
– Только мое тело, но не душу. Мне кажется, он хотел и то, и другое.
– Забавно, – сказала Пейдж. – В юности ты отдаешь душу и оберегаешь тело, а повзрослев – наоборот, отдаешь тело и оберегаешь душу.
– Мне кажется, что когда ты выходишь замуж за богатого человека, которого не любишь, то отдаешь свое тело и продаешь душу, – печально философствовала Тори, вытаскивая стопку салфеток и высмаркиваясь.
– Только не я. Проститутка продает свое тело. Дура продает свою душу. А я ничего не продаю.
– Ты продаешь и тело, и душу.
– Я делюсь своим телом и всегда оберегаю свою душу, – со смехом настаивала Пейдж. Потом она с участием спросила: – Господи, неужели было так плохо?
Тори в течение минуты обдумывала этот вопрос, глядя на Пейдж из-за салфетки, скрывавшей нижнюю часть лица, и поэтому немного похожая на египетскую исполнительницу танца живота. Ее темные глаза улыбались, капитулируя перед истиной:
– Нет. На самом деле он мне очень понравился. Я просто сама напортила, вот и все. В любом случае спасибо тебе за платье. Оно привлекло всеобщее внимание.
Она повернулась спиной к Пейдж, чтобы та помогла ей расстегнуть платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130