На протяжении двух недель в ее голове звучали темы из рок-оперы, хотя она послушала ее всего несколько раз. Строчка, которая к ней прилипла, была ужасной – «Мы молим тебя… выслушай нас», – и она чувствовала себя так плохо, что даже не могла определить, что именно не так, ей казалось, что нечто стерлось в ее голове и попало глубоко под кожу, словно заноза. В ушах все звучала та песня, и Флинн задумалась, что же такое быть мертвым. Она была уверена, что скоро умрет, и боялась этого. Несмотря на то что она сказала бабушке в тот день на железнодорожных путях, она боялась. Ей казалось, что ее будущее мчалось ей навстречу, а прошлое подталкивало в спину, словно она застряла в узком пространстве между ними, едва дыша, переживая все мгновения своей жизни одновременно. Даже в постели Флинн не могла расслабиться, словно части ее тела вступали в жестокий бой за место на матрасе – если расслаблялись ее ноги, вытягивалась шея; если голова опускалась на подушку, изгибалась спина. Выигравшие части тела сбрасывали с кровати проигравшие, и Флинн никак не могла заснуть. Иногда, лежа на прохладном песке, у самой воды, она представляла себя мертвой. И очень часто ей безумно хотелось, чтобы это на самом деле было так.
У нее болело все: голова, суставы пальцев, каждая прядь ее волос. Флинн свернулась в шезлонге на солнышке, завернулась в стеганое одеяло и закрыла глаза. Она вдыхала соленый воздух, запах пахнущей рыбой воды и представляла, что плывет, уплывает на середину океана. Флинн крепче зажмурила глаза от солнца и накрыла голову пахнущим пылью и грязью свитером. Она не знала, почему так себя чувствует, почему не слышит радостных звуков вокруг, почему ей вдруг все стало безразлично. Флинн была жива, но ощущала себя мертвой.
Волны бились о берег, гудел полуденный поезд, и Флинн погрузилась в легкий сон; ей снилось, что мама ждет ее на железнодорожной станции после долгого путешествия, и она ехала к ней, приютившись на одной скамейке с еще тремя людьми – одной пожилой женщиной и двумя мужчинами. Запах стоял ужасный, словно там было множество разгоряченных тел, на полу валялась недопитая бутылка кока-колы, полная мух с голубыми крылышками. В поезде становилось все темнее и темнее, люди стали жаловаться и возмущаться. Кондуктор, который последнее время присутствовал в каждом ее сне, встретился с Флинн взглядом и улыбнулся. Его зубы были черными и выглядели так, словно их вставили вверх тормашками, да еще и не на те места. В них она увидела маленькие лица. Еще прошлой ночью этот человек пел ей испанские серенады и превращал листья деревьев в маленьких попугайчиков, чтобы заставить ее улыбнуться.
Теперь он был совсем другим.
Анна не знала, что в городке живет так много народу, – и, казалось, все они, нарядно одетые, сейчас собрались в ее гостиной. Здесь была Виолетта в своем типичном странном наряде из фех юбок, шотландского свитера и армейских ботинкок. Элмер Тибодо Третий, фармацевт, чей отец и дед владели аптекой, которая сейчас принадлежала ему. По мнению Анны, каждый представитель рода аптекарей Тибодо больше походил на продавца подержанных машин. Он пришел вместе с Трипом, чрезвычайно толстым эпикурейцем, с красивыми руками и страстью к маскам из морских водорослей, которые ему делали в самом плохом салоне города. Его не волновало, что всем было известно о его процедурах с лицом и об ассортименте лосьонов и мазей в его ванной (он тайно встречался с матерью косметолога, которая, конечно же, тратила большие суммы денег на средства по уходу за кожей). Насколько Анна поняла, единственным видимым различием между этим городком сейчас и пятьдесят лет назад было то, что люди стали гораздо более откровенными; отец Триппа, реши он заботиться о своем теле, никогда бы не позволил никому узнать, что у него есть сорок видов лосьона.
– Эй! Эй! – кричал сидящий в углу мужчина, когда мимо него проходил новый гость. На коленях у него была коробка с пиццей.
Он был чьим-то племянником, Анна не могла вспомнить чьим. Ему было под пятьдесят, рост его достигал почти двух метров. Это был тяжелый случай, с IQ около шестидесяти или семидесяти.
– Я Аса, но люди называют меня Тут, я палиндром, – сказал он, посмотрев на только что вошедшую компанию геев.
– О, да? – сказал один из них. – Ты уже вышел из туалета?
Анна посмотрела на слегка косящие глаза и слюни на его подбородке.
– Я принес пиццу. Это праздник? Я заготовил слишком много. Ха.
Гостиная заполнилась, на вечеринке перемешались жители городка и геи, которых было очень много. Анна и представить себе не могла, что у Джека так много друзей. Геи любят вечеринки. Или это стереотип? Из подарков, которые они принесли, можно было построить кучу до потолка. Джек сегодня был очень привлекательным, в потрясающем смокинге – акулья кожа от Армани, – оставшемся с тех времен, когда он был богатым. Смокинг был перешит, делал его худобу не такой заметной и в какой-то степени даже стильной. Портной искусно перекроил пиджак и вдобавок подбил его чем-то, поэтому верблюжий горб Джека был практически незаметен. Его редкие светлые волосы были уложены с гелем и поэтому блестели. Анна подумала, что он выглядит как ангел эпохи Ренессанса: его прямое тело было предназначено для того, чтобы получать небесный свет. С тех пор как они познакомились, она еще никогда не видела Джека таким красивым и здоровым. Он стоял с компанией мужчин, некоторые из них по непонятным причинам пришли в маскарадных костюмах. Анна насчитала три Мерилин Монро, одного Роя Роджерса и очень хорошенькую Джуди Гарланд – у молодого парня в костюме Джуди была густая бахрома ресниц, томный взгляд и узкие бедра, словно у девочки. Он принес с собой что-то напоминающее огромную картину, завернутую в рождественскую бумагу с эльфами, которые были больше похожи на чертиков. Его красная помада оставила след на щеке Джека.
Анна прошла сквозь всю эту толпу к бару, она была немного рассержена, что Марвина с Гретой еще не было. Грета сказала, что выедет из Бостона пораньше, и Анна предполагала, что она будет здесь до полудня. Наверное, у нее в последнюю минуту возникла какая-нибудь проблема с Лили. И Марвин должен быть уже здесь. Анна протянула свой бокал для мартини бармену. Около бара, словно утомленный бизнесмен с огромными долгами, сидел Стюарт. Он выглядел болтливым и беспокойным.
– Предполагалось, что ты будешь Джин Келли? – спросила Анна, кивнув на его плащ.
– Что? – не понял Стюарт.
– Твой плащ.
– О нет. Я не в костюме. – Он подумал, что, должно быть, смешно выглядит в застегнутом на все пуговицы и туго подпоясанном, как у городского извращенца, плаще. Стюарт подошел к толпе, состоящей из Джуди Гарланд и Мерилин Монро, и снова вспомнил мероприятие двухлетней давности, когда все геи, толпившиеся на платформе, были Мерилин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
У нее болело все: голова, суставы пальцев, каждая прядь ее волос. Флинн свернулась в шезлонге на солнышке, завернулась в стеганое одеяло и закрыла глаза. Она вдыхала соленый воздух, запах пахнущей рыбой воды и представляла, что плывет, уплывает на середину океана. Флинн крепче зажмурила глаза от солнца и накрыла голову пахнущим пылью и грязью свитером. Она не знала, почему так себя чувствует, почему не слышит радостных звуков вокруг, почему ей вдруг все стало безразлично. Флинн была жива, но ощущала себя мертвой.
Волны бились о берег, гудел полуденный поезд, и Флинн погрузилась в легкий сон; ей снилось, что мама ждет ее на железнодорожной станции после долгого путешествия, и она ехала к ней, приютившись на одной скамейке с еще тремя людьми – одной пожилой женщиной и двумя мужчинами. Запах стоял ужасный, словно там было множество разгоряченных тел, на полу валялась недопитая бутылка кока-колы, полная мух с голубыми крылышками. В поезде становилось все темнее и темнее, люди стали жаловаться и возмущаться. Кондуктор, который последнее время присутствовал в каждом ее сне, встретился с Флинн взглядом и улыбнулся. Его зубы были черными и выглядели так, словно их вставили вверх тормашками, да еще и не на те места. В них она увидела маленькие лица. Еще прошлой ночью этот человек пел ей испанские серенады и превращал листья деревьев в маленьких попугайчиков, чтобы заставить ее улыбнуться.
Теперь он был совсем другим.
Анна не знала, что в городке живет так много народу, – и, казалось, все они, нарядно одетые, сейчас собрались в ее гостиной. Здесь была Виолетта в своем типичном странном наряде из фех юбок, шотландского свитера и армейских ботинкок. Элмер Тибодо Третий, фармацевт, чей отец и дед владели аптекой, которая сейчас принадлежала ему. По мнению Анны, каждый представитель рода аптекарей Тибодо больше походил на продавца подержанных машин. Он пришел вместе с Трипом, чрезвычайно толстым эпикурейцем, с красивыми руками и страстью к маскам из морских водорослей, которые ему делали в самом плохом салоне города. Его не волновало, что всем было известно о его процедурах с лицом и об ассортименте лосьонов и мазей в его ванной (он тайно встречался с матерью косметолога, которая, конечно же, тратила большие суммы денег на средства по уходу за кожей). Насколько Анна поняла, единственным видимым различием между этим городком сейчас и пятьдесят лет назад было то, что люди стали гораздо более откровенными; отец Триппа, реши он заботиться о своем теле, никогда бы не позволил никому узнать, что у него есть сорок видов лосьона.
– Эй! Эй! – кричал сидящий в углу мужчина, когда мимо него проходил новый гость. На коленях у него была коробка с пиццей.
Он был чьим-то племянником, Анна не могла вспомнить чьим. Ему было под пятьдесят, рост его достигал почти двух метров. Это был тяжелый случай, с IQ около шестидесяти или семидесяти.
– Я Аса, но люди называют меня Тут, я палиндром, – сказал он, посмотрев на только что вошедшую компанию геев.
– О, да? – сказал один из них. – Ты уже вышел из туалета?
Анна посмотрела на слегка косящие глаза и слюни на его подбородке.
– Я принес пиццу. Это праздник? Я заготовил слишком много. Ха.
Гостиная заполнилась, на вечеринке перемешались жители городка и геи, которых было очень много. Анна и представить себе не могла, что у Джека так много друзей. Геи любят вечеринки. Или это стереотип? Из подарков, которые они принесли, можно было построить кучу до потолка. Джек сегодня был очень привлекательным, в потрясающем смокинге – акулья кожа от Армани, – оставшемся с тех времен, когда он был богатым. Смокинг был перешит, делал его худобу не такой заметной и в какой-то степени даже стильной. Портной искусно перекроил пиджак и вдобавок подбил его чем-то, поэтому верблюжий горб Джека был практически незаметен. Его редкие светлые волосы были уложены с гелем и поэтому блестели. Анна подумала, что он выглядит как ангел эпохи Ренессанса: его прямое тело было предназначено для того, чтобы получать небесный свет. С тех пор как они познакомились, она еще никогда не видела Джека таким красивым и здоровым. Он стоял с компанией мужчин, некоторые из них по непонятным причинам пришли в маскарадных костюмах. Анна насчитала три Мерилин Монро, одного Роя Роджерса и очень хорошенькую Джуди Гарланд – у молодого парня в костюме Джуди была густая бахрома ресниц, томный взгляд и узкие бедра, словно у девочки. Он принес с собой что-то напоминающее огромную картину, завернутую в рождественскую бумагу с эльфами, которые были больше похожи на чертиков. Его красная помада оставила след на щеке Джека.
Анна прошла сквозь всю эту толпу к бару, она была немного рассержена, что Марвина с Гретой еще не было. Грета сказала, что выедет из Бостона пораньше, и Анна предполагала, что она будет здесь до полудня. Наверное, у нее в последнюю минуту возникла какая-нибудь проблема с Лили. И Марвин должен быть уже здесь. Анна протянула свой бокал для мартини бармену. Около бара, словно утомленный бизнесмен с огромными долгами, сидел Стюарт. Он выглядел болтливым и беспокойным.
– Предполагалось, что ты будешь Джин Келли? – спросила Анна, кивнув на его плащ.
– Что? – не понял Стюарт.
– Твой плащ.
– О нет. Я не в костюме. – Он подумал, что, должно быть, смешно выглядит в застегнутом на все пуговицы и туго подпоясанном, как у городского извращенца, плаще. Стюарт подошел к толпе, состоящей из Джуди Гарланд и Мерилин Монро, и снова вспомнил мероприятие двухлетней давности, когда все геи, толпившиеся на платформе, были Мерилин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101