«Вот так вот». Грета посмотрела на нее:
– Все в порядке?
– Нет, не в порядке. Поппи собирается приехать в гости.
– Это плохо?
Анна покачала головой:
– Не в этом дело. Что-то случилось. Я это чувствую. – Она налила стакан воды – голова была легкой и немного кружилась, по телу прокатилась волна холодной адреналиновой дрожи.
Еще в детстве Анна ощущала какое-то знание, умение предвидеть. Оно проявлялось так же, как сейчас, с точно таким же ощущением колотящегося сердца и горящих ушей, дрожащих коленок и зудящей кожи головы. Но у нее были разумные родители и набожные бабушка с дедушкой, и она выбросила все это из головы, ее смущали знания, полученные не посредством одного из пяти чувств. Анна давным-давно научилась подавлять в себе это умение. Хотя иногда ее интуиция каким-то образом прорывалась: например, когда пятилетняя Поппи пошла на вечеринку у бассейна к соседям и Анна через две стены услышала, как дочь позвала ее. В любом случае, ей показалось, что она слышала голос Поппи, несмотря на жужжание телевизора – в эти дни он ни на секунду не утихал – и шум проезжающих машин. Перед ее мысленным взором на секунду возник образ дочери, лежащей в воде лицом вниз.
Прибежав к соседям, Анна увидела группу детей, сидящих за столом на лужайке в пятидесяти футах от бассейна. Они смотрели кукольное представление, которое разыгрывал странный человек – на лбу у него был нарисован черный крест. Присмотревшись, Анна поняла, что он разыгрывает библейские истории. У кукловода было две куклы: безголовый Иоанн Креститель на одной руке и агрессивный ветхозаветный Бог с бородавчатым лицом и редкими волосами – на другой. Среди перепачканных шоколадом детей, увлеченно смотревших представление, Поппи не было. Анна бросилась к бассейну, где ее дочь была уже почти без сознания. Она не знала, откуда пришло знание того, что Поппи в опасности, важно было лишь то, что оно пришло. Анна всегда настороженно относилась к Миллерам, с их верой в то, что Христос – это просто огромная нянька, которая никогда не допустит, чтобы что-нибудь плохое случилось с ее драгоценным стадом.
– Анна! – окликнула Грета, и Анна вздрогнула, возвращаясь к реальности.
– У Поппи все в порядке? Анна пожала плечами:
– Увидим.
Она отпила глоток вина:
– Она хочет приехать в гости. – О!
Анна скосила взгляд в сторону телевизора:
– О чем фильм?
– И это все? Все что я услышу? «Увидим»?
– Я не знаю, что сказать. Мы с дочерью никогда не были подругами. Вопреки тому, во что заставляют нас верить кино и книги, материнская любовь не слепа. Не бывает отношений без оговорок. – Она потянулась за бутылкой вина, стоявшей на столике.
– Но она же твоя дочь.
– Ну да. Дочь, совершившая непростительный поступок.
– Анна, это твой ребенок. Не может быть ничего, что нельзя простить.
Анна спокойно посмотрела на подругу. Ей очень хотелось сказать: «Откуда ты это можешь знать? Ведь своих детей у тебя нет». Но вместо этого сказала:
– Я думаю, может. Нельзя простить невыполненное обещание, данное умирающему отцу. Отцу, который обожал ее и звал до самого последнего вздоха. Нельзя простить того, кто причинил такую боль. Хью так ее ждал! Его глаза, этот взгляд, полный надежды, который появлялся каждый раз, когда звонил телефон. Непростительно было просто не прилететь.
Грета сжала ее руку:
– Я надеюсь, ты справишься. Утром Анна проснулась от запаха жареного бекона и голоса Греты, которая разговаривала по телефону в гостиной. Подруга провела ночь на диване. Часы показывали восемь тридцать. Анна сознательно пропустила репетицию, назначенную на девять. Бессонница снова поймала ее в свою ловушку, и играть сейчас Рахманинова было так же невозможно, как бежать марафон. Анна потянулась и закуталась в одеяло. По голосу Греты она поняла, что та говорила со своим мужем. Анна стала думать о Поппи: что же могло случиться такого важного, что дочь хотела проехать тысячи миль, чтобы повидаться с ней? Надвигалось что-то ужасное, она была уверена в этом.
Вошла Грета с двумя кружками кофе в руках. Анна села:
I – Ну, чего хорошего скажешь? – Я только что разговаривала с Майком. – Где он? – Сейчас дома. – Грета присела на край кровати. Анна отпила кофе, ничего не сказав больше. Выражение лица Греты было мягким, и Анна поняла, что о чем-то они с Майком договорились. И тут Анну пронзило знание: Грета скоро станет матерью, а потом ее сердце будет разбито так, как никто сейчас и представить себе не мог. Перед мысленным взором Анны появилась Грета, одетая в широкое платье. Ее волосы были заплетены в две косы. Грета подняла руки и дернула себя за косы, которые тут же превратились в двух детей. Девочек. У Греты будет две дочери. Анна смотрела на подругу: нежная кожа, рассыпавшиеся волосы, мечтательные глаза. Она отдала бы все, чтобы получить хоть немножко великодушия Греты, ее желания верить в божественное в человеке. Анна включила Си-эн-эн, чтобы выкинуть из головы остатки сна и видений. Грета обернулась на звук телевизора:
– Я сделаю яичницу с колбасой и французские тосты.
– Я потолстею. Ты меня так кормишь, что я скоро превращусь в автобус.
– Как же! По правде говоря, я думаю, что ты слишком худая.
Анна пожала плечами:
– Ты не собираешься встретиться с Майком?
– Позже. Я сказала, что он может пригласить меня на ужин.
– Можешь вернуться ко мне, если все опять пойдет не так. Если не захочешь оставаться с ним. Ты же знаешь.
– Ты уверена?
– Считай этот дом местом своего отпуска. Личной землей чудес и приключений.
Грета собрала волосы в небрежный конский хвост:
– Иди поешь. Тебе придется съесть все, что я наготовила, – меня что-то мутит.
Анна смотрела новости. Нападения с целью грабежа, бомбежки и история женского монастыря на юге Франции, который был расформирован – она подумала, что лучше всего подойдет слово «распущен», – из-за недостатков новых послушниц. Прошлой ночью ей приснился сон, даже два. Первый был про внучку. У девочки совсем не было кожи, то есть была – только черная и гнилая.
Анна взяла ее за руку и повела к себе домой. Но девочка не двинулась с места, а ее рука вдруг начала вытягиваться, как огромная змея. Анна шла, пытаясь тащить Флинн за собой. Та выглядела совсем не как ребенок, у нее было ужасное, злобное лицо. И Анна уходила все дальше и дальше, связывая людей липкими, как паутина, полупрозрачными руками своей внучки.
– Прошлой ночью я видела самый странный сон в жизни, – начала Анна, переключая телевизор на местный канал, чтобы узнать погоду. Наверное; все это приснилось ей оттого, что вечером она читала роман П. Д. Джеймс о вымирании человеческой расы. – Мне снилось, что я была последним человеком на Земле, и Бог разговаривал со мной, а я отказалась отвечать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Все в порядке?
– Нет, не в порядке. Поппи собирается приехать в гости.
– Это плохо?
Анна покачала головой:
– Не в этом дело. Что-то случилось. Я это чувствую. – Она налила стакан воды – голова была легкой и немного кружилась, по телу прокатилась волна холодной адреналиновой дрожи.
Еще в детстве Анна ощущала какое-то знание, умение предвидеть. Оно проявлялось так же, как сейчас, с точно таким же ощущением колотящегося сердца и горящих ушей, дрожащих коленок и зудящей кожи головы. Но у нее были разумные родители и набожные бабушка с дедушкой, и она выбросила все это из головы, ее смущали знания, полученные не посредством одного из пяти чувств. Анна давным-давно научилась подавлять в себе это умение. Хотя иногда ее интуиция каким-то образом прорывалась: например, когда пятилетняя Поппи пошла на вечеринку у бассейна к соседям и Анна через две стены услышала, как дочь позвала ее. В любом случае, ей показалось, что она слышала голос Поппи, несмотря на жужжание телевизора – в эти дни он ни на секунду не утихал – и шум проезжающих машин. Перед ее мысленным взором на секунду возник образ дочери, лежащей в воде лицом вниз.
Прибежав к соседям, Анна увидела группу детей, сидящих за столом на лужайке в пятидесяти футах от бассейна. Они смотрели кукольное представление, которое разыгрывал странный человек – на лбу у него был нарисован черный крест. Присмотревшись, Анна поняла, что он разыгрывает библейские истории. У кукловода было две куклы: безголовый Иоанн Креститель на одной руке и агрессивный ветхозаветный Бог с бородавчатым лицом и редкими волосами – на другой. Среди перепачканных шоколадом детей, увлеченно смотревших представление, Поппи не было. Анна бросилась к бассейну, где ее дочь была уже почти без сознания. Она не знала, откуда пришло знание того, что Поппи в опасности, важно было лишь то, что оно пришло. Анна всегда настороженно относилась к Миллерам, с их верой в то, что Христос – это просто огромная нянька, которая никогда не допустит, чтобы что-нибудь плохое случилось с ее драгоценным стадом.
– Анна! – окликнула Грета, и Анна вздрогнула, возвращаясь к реальности.
– У Поппи все в порядке? Анна пожала плечами:
– Увидим.
Она отпила глоток вина:
– Она хочет приехать в гости. – О!
Анна скосила взгляд в сторону телевизора:
– О чем фильм?
– И это все? Все что я услышу? «Увидим»?
– Я не знаю, что сказать. Мы с дочерью никогда не были подругами. Вопреки тому, во что заставляют нас верить кино и книги, материнская любовь не слепа. Не бывает отношений без оговорок. – Она потянулась за бутылкой вина, стоявшей на столике.
– Но она же твоя дочь.
– Ну да. Дочь, совершившая непростительный поступок.
– Анна, это твой ребенок. Не может быть ничего, что нельзя простить.
Анна спокойно посмотрела на подругу. Ей очень хотелось сказать: «Откуда ты это можешь знать? Ведь своих детей у тебя нет». Но вместо этого сказала:
– Я думаю, может. Нельзя простить невыполненное обещание, данное умирающему отцу. Отцу, который обожал ее и звал до самого последнего вздоха. Нельзя простить того, кто причинил такую боль. Хью так ее ждал! Его глаза, этот взгляд, полный надежды, который появлялся каждый раз, когда звонил телефон. Непростительно было просто не прилететь.
Грета сжала ее руку:
– Я надеюсь, ты справишься. Утром Анна проснулась от запаха жареного бекона и голоса Греты, которая разговаривала по телефону в гостиной. Подруга провела ночь на диване. Часы показывали восемь тридцать. Анна сознательно пропустила репетицию, назначенную на девять. Бессонница снова поймала ее в свою ловушку, и играть сейчас Рахманинова было так же невозможно, как бежать марафон. Анна потянулась и закуталась в одеяло. По голосу Греты она поняла, что та говорила со своим мужем. Анна стала думать о Поппи: что же могло случиться такого важного, что дочь хотела проехать тысячи миль, чтобы повидаться с ней? Надвигалось что-то ужасное, она была уверена в этом.
Вошла Грета с двумя кружками кофе в руках. Анна села:
I – Ну, чего хорошего скажешь? – Я только что разговаривала с Майком. – Где он? – Сейчас дома. – Грета присела на край кровати. Анна отпила кофе, ничего не сказав больше. Выражение лица Греты было мягким, и Анна поняла, что о чем-то они с Майком договорились. И тут Анну пронзило знание: Грета скоро станет матерью, а потом ее сердце будет разбито так, как никто сейчас и представить себе не мог. Перед мысленным взором Анны появилась Грета, одетая в широкое платье. Ее волосы были заплетены в две косы. Грета подняла руки и дернула себя за косы, которые тут же превратились в двух детей. Девочек. У Греты будет две дочери. Анна смотрела на подругу: нежная кожа, рассыпавшиеся волосы, мечтательные глаза. Она отдала бы все, чтобы получить хоть немножко великодушия Греты, ее желания верить в божественное в человеке. Анна включила Си-эн-эн, чтобы выкинуть из головы остатки сна и видений. Грета обернулась на звук телевизора:
– Я сделаю яичницу с колбасой и французские тосты.
– Я потолстею. Ты меня так кормишь, что я скоро превращусь в автобус.
– Как же! По правде говоря, я думаю, что ты слишком худая.
Анна пожала плечами:
– Ты не собираешься встретиться с Майком?
– Позже. Я сказала, что он может пригласить меня на ужин.
– Можешь вернуться ко мне, если все опять пойдет не так. Если не захочешь оставаться с ним. Ты же знаешь.
– Ты уверена?
– Считай этот дом местом своего отпуска. Личной землей чудес и приключений.
Грета собрала волосы в небрежный конский хвост:
– Иди поешь. Тебе придется съесть все, что я наготовила, – меня что-то мутит.
Анна смотрела новости. Нападения с целью грабежа, бомбежки и история женского монастыря на юге Франции, который был расформирован – она подумала, что лучше всего подойдет слово «распущен», – из-за недостатков новых послушниц. Прошлой ночью ей приснился сон, даже два. Первый был про внучку. У девочки совсем не было кожи, то есть была – только черная и гнилая.
Анна взяла ее за руку и повела к себе домой. Но девочка не двинулась с места, а ее рука вдруг начала вытягиваться, как огромная змея. Анна шла, пытаясь тащить Флинн за собой. Та выглядела совсем не как ребенок, у нее было ужасное, злобное лицо. И Анна уходила все дальше и дальше, связывая людей липкими, как паутина, полупрозрачными руками своей внучки.
– Прошлой ночью я видела самый странный сон в жизни, – начала Анна, переключая телевизор на местный канал, чтобы узнать погоду. Наверное; все это приснилось ей оттого, что вечером она читала роман П. Д. Джеймс о вымирании человеческой расы. – Мне снилось, что я была последним человеком на Земле, и Бог разговаривал со мной, а я отказалась отвечать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101