Они бродили по улицам Хейт Эшбери и по парку, присоединялись к группам людей, которые допускали их к своим ленивым беседам или песенным праздникам. Анне казалось, что все были полны любви и доброты и стремились сделать счастливыми остальных, заговаривая с любым, кто проходил мимо. Они мирились с различиями характеров, поэтому были равнодушны к раздражительности, которую Анна еще не всегда, могла контролировать, и к тому, как Анна шарахалась от их прикосновений. Они были так же равнодушны, когда девочка начала расслабляться и привыкать к ним и сближаться с Элинор. Все это лето Анна отвечала, не замечая того, на нетребовательное теплое отношение к ней малознакомых людей: атмосфера беззаботной любви была бальзамом на раны, которые она принесла в Хейт Эшбери.
А потом наступила осень. Солнечные лучи ложились ниже, отбрасывая теплый свет на-соседние дома, а тени деревьев, как длинные перья, пересекали праздничные улицы. Анна находилась здесь уже шесть месяцев. И казалось, была единственной, кто не вступил с кем-нибудь в связь в этой атмосфере прикосновений, чувства и любви. Но все же она была одной из них и даже если никогда не танцевала и не пела с остальными, ей нравилось слушать их гармоничное пение и наблюдать за чувственными движениями.
Она ходила вместе с ними перегораживать улицы, останавливая трамваи и протягивая цветы владельцам сезонных билетов. Стояла с ними в очередях на заполнение формуляров для получения пособия по безработице и за продовольственными талонами; покупала продукты и ела вместе с ними, обменивалась с ними своими любимыми книгами. Чаще она спала на третьем этаже дома, куда привел ее Дон Сантелли, но иногда оставалась в доме Элинор или обе они ночевали в еще каком-нибудь доме, на других матрасах, кроватях или кушетках, просыпаясь, чтобы позавтракать с одной компанией, потом пойти на улицу и провести день с кем-то еще. Во всем этом она была частью текучей жизни Хейта, не вливаясь в нее полностью, и считала, что этого достаточно. Ей не нужны были прикосновения и, разумеется, она не нуждалась в любви.
В том сентябре Анна поняла, что могла назвать по имени более сотни своих соседей, приветствуя их, и каждый день встречала новых людей и узнавала о них все. Это было легко, потому что они постоянно говорили о себе. Они никогда не задавали вопросов, заявляя, что уважают чужую личную жизнь, зато рассказывали историю своей жизни и о своих взглядах на вселенную любому, кто слушал. Она также помнила все, что ей рассказывали, и на следующий день или на следующей неделе могла поприветствовать по имени этих людей и спросить их о чем-то для них важном. Она не осознавала, как много это для людей значило, или как хорошо это у нее получалось, но очень быстро узнала, что это прибавило ей популярности. Люди полюбили, и скоро начали искать ее общества, чтобы она их выслушала.
– Пора бы тебе установить плату, – сказала Элинор, когда как-то в конце сентября они вместе шли в бакалейный магазин и на каждом шагу их останавливали знакомые. – Ты могла бы назваться психиатром. Никто не попросит предъявить диплом, они будут просто благодарны тому, кто их выслушает и позаботится о них. И они бы тебе платили. Должны были бы.
Анна усмехнулась.
– Они быстренько найдут другие уши, если мои вдруг станут стоить денег.
– Нет, им нужна ты, – настаивала Элинор. – Я могла бы организовать это для тебя, назначать время, рассылать счета, собирать деньги и все такое.
Анна бросила на нее насмешливо-удивленный взгляд.
– Респектабельная работа. Твои родители пришли бы в большое волнение. Элинор приходит в себя и начинает работать. Как будто и не уходила из дому.
– Дом-то совсем другое, не то что здесь, – настаивала Элинор. – Даже если я и начала работать. – она шла молча, лицо ее вдруг помрачнело; Анна знала, что Элинор думает о доме. Все они думали о доме время от времени. Они скрывались в какое-нибудь уединенное место, чтобы вспоминать, потому что слово, рисунок или мимолетная мысль возвращали им их дома в том таинственном свете, который исходил от семьи Анны, когда бы сама она ни думала о ней. Потом они вспоминали все проблемы, с которыми не смогли справиться, и скоро снова присоединялись к беседе и становились частью группы.
– В любом случае, это не была бы настоящая работа, если бы я ее делала для тебя, – сказала Элинор. – Я бы не получала платы, а делала бы это, чтобы помочь тебе. Что есть хорошего в жизни, так это дружба. Не деньги. Деньги все портят. – она вытащила кошелек, чтобы заплатить за продукты, и обе они рассмеялись. – Ну, хорошо их иметь, когда ты голоден, – сказала Элинор, считая сдачу. – Сегодня вечером ты ужинаешь у меня, не забудь.
– О, я не могу. Я обещала Дону помочь ему с праздничным ужином, у него день рождения.
Элинор вздохнула.
– Я говорила тебе, мне хочется, чтобы ты кое с кем встретилась?
– А я сказала тебе, что не хочу ни с кем встречаться. – Они вышли из магазина с сетками, разбухшими от продуктов. На них были длинные, цветастые сарафаны и сандалии. Они шли неторопливо в тени деревьев по аллее, пятнистой от солнца, проникавшего сквозь листву, колыхавшуюся под полуденным ветерком. – Мы об этом уже говорили; почему я не могу быть счастливой, если сплю одна?
– Потому что это неестественно. У всех у нас есть парни, а у тебя нет ни одного. Я знаю, ты не хочешь говорить об этом, но ты здесь уже полгода и пора тебе попробовать что-нибудь новое. Вокруг полно отличных парней, более чем достаточно для нас обеих. Почему ты не хочешь хотя бы попробовать? Это важная часть взрослой жизни. Пошли с нами в кино, поедим пиццы, посидим, покурим...
– Я не курю.
– Я знаю и все равно люблю тебя. Но другие вещи ты делаешь. А как насчет постели? Сколько бы тебе лет ни было на самом деле, ты должна все знать об этом, и уж несколько раз должно быть увлекалась кем-нибудь, как все мы, когда нам исполняется двенадцать, в наше-то время. – Она пристально вгляделась в лицо Анны. – Знаю, знаю, тема под запретом. О'кей, забудем об этом. Но можешь ты мне оказать любезность? Пожалуйста, приди сначала ко мне, когда почувствуешь, что тебе нужен парень? Тогда я тебе кого-нибудь посоветую постараюсь, чтобы все у тебя было в порядке? Хотя бы это ты сделаешь?
– Да, – серьезно ответила Анна, – спасибо. Элинор внимательно посмотрела на нее.
– Конечно, может быть, ты знаешь гораздо больше, чем позволяешь предположить.
– Может быть, – согласилась Анна. – Но это выяснилось бы, если бы я попросила тебя о помощи.
Элинор вздохнула.
– Совершенно невозможно вытянуть из тебя что-нибудь, о чем ты не хочешь говорить. Тебе надо бы стать научным работником, занимающимся сверхсекретными исследованиями.
– Вместо того, чтобы быть психиатром?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188
А потом наступила осень. Солнечные лучи ложились ниже, отбрасывая теплый свет на-соседние дома, а тени деревьев, как длинные перья, пересекали праздничные улицы. Анна находилась здесь уже шесть месяцев. И казалось, была единственной, кто не вступил с кем-нибудь в связь в этой атмосфере прикосновений, чувства и любви. Но все же она была одной из них и даже если никогда не танцевала и не пела с остальными, ей нравилось слушать их гармоничное пение и наблюдать за чувственными движениями.
Она ходила вместе с ними перегораживать улицы, останавливая трамваи и протягивая цветы владельцам сезонных билетов. Стояла с ними в очередях на заполнение формуляров для получения пособия по безработице и за продовольственными талонами; покупала продукты и ела вместе с ними, обменивалась с ними своими любимыми книгами. Чаще она спала на третьем этаже дома, куда привел ее Дон Сантелли, но иногда оставалась в доме Элинор или обе они ночевали в еще каком-нибудь доме, на других матрасах, кроватях или кушетках, просыпаясь, чтобы позавтракать с одной компанией, потом пойти на улицу и провести день с кем-то еще. Во всем этом она была частью текучей жизни Хейта, не вливаясь в нее полностью, и считала, что этого достаточно. Ей не нужны были прикосновения и, разумеется, она не нуждалась в любви.
В том сентябре Анна поняла, что могла назвать по имени более сотни своих соседей, приветствуя их, и каждый день встречала новых людей и узнавала о них все. Это было легко, потому что они постоянно говорили о себе. Они никогда не задавали вопросов, заявляя, что уважают чужую личную жизнь, зато рассказывали историю своей жизни и о своих взглядах на вселенную любому, кто слушал. Она также помнила все, что ей рассказывали, и на следующий день или на следующей неделе могла поприветствовать по имени этих людей и спросить их о чем-то для них важном. Она не осознавала, как много это для людей значило, или как хорошо это у нее получалось, но очень быстро узнала, что это прибавило ей популярности. Люди полюбили, и скоро начали искать ее общества, чтобы она их выслушала.
– Пора бы тебе установить плату, – сказала Элинор, когда как-то в конце сентября они вместе шли в бакалейный магазин и на каждом шагу их останавливали знакомые. – Ты могла бы назваться психиатром. Никто не попросит предъявить диплом, они будут просто благодарны тому, кто их выслушает и позаботится о них. И они бы тебе платили. Должны были бы.
Анна усмехнулась.
– Они быстренько найдут другие уши, если мои вдруг станут стоить денег.
– Нет, им нужна ты, – настаивала Элинор. – Я могла бы организовать это для тебя, назначать время, рассылать счета, собирать деньги и все такое.
Анна бросила на нее насмешливо-удивленный взгляд.
– Респектабельная работа. Твои родители пришли бы в большое волнение. Элинор приходит в себя и начинает работать. Как будто и не уходила из дому.
– Дом-то совсем другое, не то что здесь, – настаивала Элинор. – Даже если я и начала работать. – она шла молча, лицо ее вдруг помрачнело; Анна знала, что Элинор думает о доме. Все они думали о доме время от времени. Они скрывались в какое-нибудь уединенное место, чтобы вспоминать, потому что слово, рисунок или мимолетная мысль возвращали им их дома в том таинственном свете, который исходил от семьи Анны, когда бы сама она ни думала о ней. Потом они вспоминали все проблемы, с которыми не смогли справиться, и скоро снова присоединялись к беседе и становились частью группы.
– В любом случае, это не была бы настоящая работа, если бы я ее делала для тебя, – сказала Элинор. – Я бы не получала платы, а делала бы это, чтобы помочь тебе. Что есть хорошего в жизни, так это дружба. Не деньги. Деньги все портят. – она вытащила кошелек, чтобы заплатить за продукты, и обе они рассмеялись. – Ну, хорошо их иметь, когда ты голоден, – сказала Элинор, считая сдачу. – Сегодня вечером ты ужинаешь у меня, не забудь.
– О, я не могу. Я обещала Дону помочь ему с праздничным ужином, у него день рождения.
Элинор вздохнула.
– Я говорила тебе, мне хочется, чтобы ты кое с кем встретилась?
– А я сказала тебе, что не хочу ни с кем встречаться. – Они вышли из магазина с сетками, разбухшими от продуктов. На них были длинные, цветастые сарафаны и сандалии. Они шли неторопливо в тени деревьев по аллее, пятнистой от солнца, проникавшего сквозь листву, колыхавшуюся под полуденным ветерком. – Мы об этом уже говорили; почему я не могу быть счастливой, если сплю одна?
– Потому что это неестественно. У всех у нас есть парни, а у тебя нет ни одного. Я знаю, ты не хочешь говорить об этом, но ты здесь уже полгода и пора тебе попробовать что-нибудь новое. Вокруг полно отличных парней, более чем достаточно для нас обеих. Почему ты не хочешь хотя бы попробовать? Это важная часть взрослой жизни. Пошли с нами в кино, поедим пиццы, посидим, покурим...
– Я не курю.
– Я знаю и все равно люблю тебя. Но другие вещи ты делаешь. А как насчет постели? Сколько бы тебе лет ни было на самом деле, ты должна все знать об этом, и уж несколько раз должно быть увлекалась кем-нибудь, как все мы, когда нам исполняется двенадцать, в наше-то время. – Она пристально вгляделась в лицо Анны. – Знаю, знаю, тема под запретом. О'кей, забудем об этом. Но можешь ты мне оказать любезность? Пожалуйста, приди сначала ко мне, когда почувствуешь, что тебе нужен парень? Тогда я тебе кого-нибудь посоветую постараюсь, чтобы все у тебя было в порядке? Хотя бы это ты сделаешь?
– Да, – серьезно ответила Анна, – спасибо. Элинор внимательно посмотрела на нее.
– Конечно, может быть, ты знаешь гораздо больше, чем позволяешь предположить.
– Может быть, – согласилась Анна. – Но это выяснилось бы, если бы я попросила тебя о помощи.
Элинор вздохнула.
– Совершенно невозможно вытянуть из тебя что-нибудь, о чем ты не хочешь говорить. Тебе надо бы стать научным работником, занимающимся сверхсекретными исследованиями.
– Вместо того, чтобы быть психиатром?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188