– Хочешь еще выпить? А Фрэнк ответила:
– Я бы хотела немножко пройтись. Так мы и сделали.
Мы шли молча, на юг, обошли Трафальгарскую площадь и миновали станцию «Чаринг-Кросс», прошли под арками мимо Хэвен и попали прямо на Виллирс-Стрит, где бродили легионы бездомных, потом по пешеходному мостику к Саус-Банку. Там мы повернули на восток и пошли вдоль реки. Когда прошли Национальный театр, пришлось вернуться на дорогу, чтобы обойти завод «ОКСО», но от моста Блэкфрайр начиналась тропинка по берегу. Возле Саусуарка мы на секунду остановились, пораженные сталинской громадой электростанции Бэнксайда, по-прежнему молча. Миновали паб «Якорь», и около железнодорожного моста Кэннон-Стрит пришлось снова отойти от реки. Мы быстро потерялись в лабиринте темных, узких улочек, окружающих Саусуаркский собор и овощной рынок Бароу.
Стояла прекрасная ночь, в воздухе змеились призрачные хвосты тумана, из вентиляционных шахт подземки вырывался пар, шумели рыночные торговцы, подвозящие товар – это был Лондон Диккенса, Лондон Джека Потрошителя. Может, в детстве мы оба читали одни и те же книжки, Леона Гарфилда или Джоан Эйкен, только мне казалось, будто я вернулся обратно, в волшебный Лондон из моих детских фантазий, и, думаю, Фрэнк чувствовала то же самое. Мы пребывали в приподнятом настроении и, когда внезапно увидели впереди маленький рыночный паб, «Пшеничный сноп», не сговариваясь, вошли внутрь и там нарушили молчание.
– Смотри, – сказал я, – здесь есть бильярдный стол! Так и было, а самое главное, он пустовал. Мы купили выпивку и сыграли в самую приятно-случайную изо всех игр с шарами, а из музыкального автомата пела Пэтси Клайн, и, когда полчаса спустя мы сели, наконец-то настало время поговорить.
Даже и не знаю, как я представлял себе этот разговор. То есть, думаю, я знал, чего хочу от него – чтобы Фрэнк неожиданно разрыдалась и призналась в вечной любви ко мне и всего лишь презрению к этому хвастуну Россу, только этого я, конечно же, не ждал, да, наверное, на самом деле и не хотел. Не уверен, что сам испытывал к Фрэнк что-нибудь, похожее на вечную любовь. Думаю, я чувствовал себя обиженным и завороженным. Надеялся же я на то, что мы наконец-то будем друг с другом откровенны.
Чего я не ожидал, так это того, как повернулась наша беседа. Мы начали с обсуждения моих дел. Я решил привнести драматизма.
– Ну, – произнес я, – час спустя после нашей последней встречи двое парней пытались убить меня.
Это сработало. Фрэнк подалась вперед и схватила меня за руку.
– Кто? – и отпрянула назад. – Ты ведь не шутишь? Если ты подкалываешь меня…
– Нет-нет, это случилось в магазине. Те двое зашли внутрь, уверен, именно они убили Невилла, и меня бы убили, если бы не появилась Джеки… – я замолчал, чувствуя себя неуютно из-за того, что у меня уже вошло в привычку рассказывать эту историю, опуская тот момент, когда громилы сообщили, что не собираются убивать меня, «просто помучить».
– Кто такая Джеки? – спросила Фрэнк.
– Женщина из нашего магазина.
– Ах, да, жирная корова.
– Она не жирная, – сказал я.
– Упс, извини, – произнесла Фрэнк, и какое-то мгновение я действительно терпеть ее не мог. Но она, не обратив внимания, продолжила: – Так почему же они хотели убить тебя?
– Не знаю, – честно ответил я. – Я думал, ты знаешь, мы думали, что это Этеридж, за то, что мы натворили с Россом.
– Но это же полный бред! – прервала меня Фрэнк. – Я обсуждала все это с Россом, нет никаких причин…
– Нет, я знаю, но я так думал. Потом поговорил с Шоном. У него есть другая идея насчет хозяина этих парней.
– Правда?
– Да, он считает, что это из-за цен на недвижимость. Похоже, он купил аренду за бесценок, а теперь эти порнобароны из Сохо хотят ее обратно.
– Что за порнобароны из Сохо? – оживилась Фрэнк.
– Не знаю, какой-то мальтийский клан, похоже на конфеты… Минто, точно, Минто.
– Я их знаю, – сказала Фрэнк.
– Ты – что?
– Да, я работала на одного из них, на Чарли Минто. Неужели никогда тебе об этом не говорила?
– О чем?
– Некоторое время я была танцовщицей и старшей официанткой по совместительству в одном из их клубов, еще когда училась в колледже.
– Господи, – произнес я. – Это было ужасно? – сочувственный вопрос, на самом деле подразумевавший: «давай, расскажи мне все пикантные подробности».
И она рассказала. О втором годе обучения в колледже. Как залетела от своего дружка, преподавателя. Как сделала аборт.
– Да, – чрезвычайно равнодушно, даже по моим стандартам, заметил я. – Помню, ты ходила на все эти абортивные сборища, верно?
Да, ответила она, сделать тот аборт стало своего рода политическим триумфом. Заставило ее почувствовать себя чертовски счастливой просто потому, что она женщина. Я заткнулся, а она рассказала мне о том, как злилась и как впадала в ярость, когда мужчины использовали ее, и как встретила старую школьную подругу, которая работала официанткой на западе и сказала ей, что это легкие деньги, и тогда что-то у нее в голове щелкнуло, и она согласилась. И как пришла туда и увидела, до чего же просто сидеть рядом с пьяными бизнесменами, и заставлять их покупать тебе шампанское, и получать десятку за каждую пятидесятифунтовую бутылку. И как ей это нравилось.
А потом она встретила Чарли Минто, менеджера, и он спросил, умеет ли она танцевать, а она ответила «нет», боялась, что у нее слишком маленькая грудь. Но как-то ночью она все равно это сделала, вышла и танцевала полуобнаженной, и видела на лицах мужчин не вожделение, а страх. И так и пошло, хотя иногда бывало и по-другому. Иногда было просто унизительно танцевать программу в какой-то прокуренной дыре, где Уэст-Энд встречается с Сити, для шести парней и собаки. Однако она что-то чувствовала, что-то мерзкое, и мстительное, и удовлетворенное. А однажды, через полгода, ей надоело. И она бросила.
Я часто кивал и выглядел весьма глупо, а когда она добралась до паузы в своей истории, я заметил, что принимают последние заказы, а я голоден, так почему бы нам не поесть?
Бармен сказал, что возле станции «Лондон-Бридж» открыт итальянский ресторанчик, поэтому мы вышли из паба, свернули направо и за считаные секунды из мрачного викторианского Лондона попали на освещенную «Старбургерами» Бароу-Хай-Стрит. Ресторанчик «Ла Специя» прятался под железнодорожным пролетом, и там было все, чего вы хотите от итальянских ресторанчиков: официанты, приветствующие вас, словно потерянных членов семьи, недавно сбежавших из восточной блокады, обильная дешевая еда, много вальполичеллы и перечных мельничек, куда же без перечных мельничек? О, а я сказал про фрески, живописующие морскую жизнь «Ла Специя» (правда, странно умалчивающие, что настоящая «Ла Специя» – это гигантская морская база, если я ничего не путаю)?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36