Пару дней в постели, на шампанском и героине, объяснил он и распутно подмигнул мне.
– О-о-о, – присвистнул я, – любимец безмозглых женщин Жерар Депардье снова взялся за дело!
– Кто? – переспросил Мак.
– Французский Оливер Рид, ты, дубина!
– Господи, – сказал он, – избавь меня от этой киношной чепухи! – и отправился искать в холодильнике пиво.
– Тебе принести? – поинтересовался он.
– Нет.
– Что, кто-нибудь умер?
– Да, – сказал я. – Невилл умер.
Я был так потрясен, что думал, что все знают о случившемся, что это было в шестичасовых новостях. Но Мак про Невилла не слышал.
Он расстроился, но поначалу не увидел в этом ничего подозрительного. Конечно, это ужасно, что друг погиб из-за каких-то вонючих ста фунтов в кассе, но такое бывает. Дерьмо случается.
Однако постепенно ему передалась моя паранойя. Этеридж сказал: «Вы за это заплатите», – и через два дня кто-то вошел в мой магазин и убил Невилла за прилавком.
– Хорошо, – предложил Мак, – давай попробуем это выяснить. Во-первых, что говорят копы?
– Ничего особенного, – ответил я. – У них есть свидетельница, которая видела двух мужчин, выходящих из магазина примерно в нужное время. Похожи на строителей. Один из них вроде бы насвистывал «Land of Hope and Glory». Здоровые, белые. Вот и все. Не молодые, но и не старые. Полиция искала отпечатки пальцев, но их там миллион, так что, думаю, это ни к чему не приведет. Ни следа орудия убийства. Касса пуста, а еще они разворотили магазин в поисках запрятанных денег.
– Ясно, – сказал Мак. – Начнем со строителей. Давай, двинули на запад, посмотрим, что там есть. В этой части света не так уж много строек.
Расследование вылилось в настоящий фарс. В радиусе двухсот ярдов от магазина мы обнаружили четыре стройки. Но так как было время обеда, Мака посетила блестящая идея поискать рабочих в местных забегаловках. И, конечно же, нельзя ведь зайти в паб – и не купить там выпить, это вопрос чести. Так что к трем мы порядочно набрались, а Мак переговорил с горсточкой парней, которых совершенно сбил с толку вопрос, есть ли у них на стройке любители музыки. «Пара здоровенных ребят, ну знаете, столкнулись с ними в этом магазине записей, обещали встретиться за кружкой».
Попытки понять эту болтовню, не говоря уже о том, чтобы дать на нее осмысленный ответ, оказались за пределами возможностей наших собеседников. Поэтому, почти потеряв надежду, по дороге домой мы зашли на последнюю стройку, рядом с парковкой на Сент-Мартинз-Лейн, где сооружали очередной ночной клуб. Снаружи какой-то приземистый негр в берете, из-под которого торчали нечесаные патлы, катил тележку с кирпичами.
– Эй, – окликнул его Мак. – Можно на пару слов? На вашей стройке есть парни со странностями? Ну, вроде как патриоты, понимаешь, о чем я?
Судя по всему, сначала негр принял за расиста, вышедшего на охоту, самого Мака. Но затем он посмотрел на меня и сказал:
– Эй, да ты же тот парень из магазина записей! Что случилось, приятель?
Я объяснил, что мы ищем двух мужиков, здоровых, возможно, работающих на стройке, возможно, заинтересованных в музыке, возможно, законченных расистов. И рассказал почему, рассказал про убийство Невилла. И что эти мужики могут иметь отношение к случившемуся.
Строитель закрыл глаза и некоторое время молчал. Потом снова взглянул на нас и произнес:
– Здесь они не работают, не думаю. Представить себе не могу, чтобы кто-нибудь из ребят с этой стройки… нет, невозможно, приятель.
– Однако я расскажу тебе одну вещь. Где-то на прошлой неделе во время обеденного перерыва я пошел в пивную, чтобы купить сигарет и быстро перекурить. Возле автомата с куревом сидели двое парней. В глаза бросалась их рабочая одежда, но стол перед ними был заставлен пинтовыми кружками. Не хотел бы я оказаться в каком-нибудь здании, к которому вы приложили руку, подумал я. И как только я подошел к автомату, они стали меня подначивать. Тупые говнюки. Один делал вид, что хочет сорвать с меня шляпу.
Потом я увидел их снова. Вернувшись на стройку, я поднялся на верхний этаж – и заметил, как они выходят из паба; время близилось к закрытию, около половины третьего, и я решил проследить, какую стройку они осчастливят своим присутствием. Но они просто перешли через дорогу, – он прервался и показал на бар «Орхидея», – в это заведение для богатеев.
Туда мы и отправились, только «Орхидея» оказалась закрыта. Мак позвонил, и голос из переговорного устройства сообщил, что у них закрыто, и он знать не знает ни о каких парнях. В итоге нам посоветовали вернуться к открытию.
Мы решили, что это правильно, и, вместо того чтобы терять время на дорогу домой, пошли шататься по Уэст-Энду. Посетили Национальную портретную галерею. Ну, хорошо, осмотрели фасад Национальной портретной галереи, сидя на ступенях Сент-Мартин-ин-зе-Филдс и потягивая пиво, пока не начался дождь. Тогда мы направились в святую землю Израилеву на Шефстбери-Авеню, где ничего не имели против снабжения полуденных пьяниц жидкой пищей, ну, вы понимаете, о чем я. В результате, если прибавить к этому еще пару пинт в открывшемся в пять тридцать пабе, к «Орхидее» мы прибыли, уже будучи сильно навеселе.
– Господи, откуда только взялись эти недоумки? – первое, что произнес Мак, войдя внутрь и столкнувшись с толпой молодежи в костюмах и платьях, с живописными прическами и кричащими галстуками.
– Из рекламы, – ответил я, но тут к нам приблизился надменный тип и попросил следовать за ним к столику.
– Все хорошо, друг, мы будем в баре, – сообщил ему Мак, быстро приземляясь на хромированный стул у стойки. Надменный тип даже не успел возразить. Пока Мак пытался завладеть вниманием бармена, я огляделся, чтобы проникнуться духом заведения. В воздухе витала «Love is a Stranger» в исполнении «The Eurythmics», и я окончательно смутился.
Кто были все эти люди? Очевидно, некоторые занимались рекламой и дизайном, а ведь такой народец всегда точно знает, на что похоже сухое «мартини» и где надо покупать рубашки. А с другими я определенно мог сталкиваться в Кэмдене. Парни и девчонки, неуклюжие в своих дешевых нарядах – поношенные мохеровые костюмы, ретро-платья эпохи пятидесятых, модельные галстуки из «Марвелетт», замшевые туфли с заостренными носами из «Робота» или «Джонсона» на Кингз-Роуд. Я более или менее знал, что они здесь делают, знал, что скука, перемешанная с проклятым однообразием пост-панковских лет, выдернула их из брючно-пиджачной армии и перенесла в фантастический мир, где все парни похожи на Монтгомери Клифта, а девчонки – на Джин Себерг, и где Грейс Джонс поет свою «Nightclubbing» каждую ночь в одно и то же время.
Все это я понимал, однако оставался еще один вопрос: кто, черт побери, все остальные? Все эти банкиры и секретарши, законники и бухгалтеры?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– О-о-о, – присвистнул я, – любимец безмозглых женщин Жерар Депардье снова взялся за дело!
– Кто? – переспросил Мак.
– Французский Оливер Рид, ты, дубина!
– Господи, – сказал он, – избавь меня от этой киношной чепухи! – и отправился искать в холодильнике пиво.
– Тебе принести? – поинтересовался он.
– Нет.
– Что, кто-нибудь умер?
– Да, – сказал я. – Невилл умер.
Я был так потрясен, что думал, что все знают о случившемся, что это было в шестичасовых новостях. Но Мак про Невилла не слышал.
Он расстроился, но поначалу не увидел в этом ничего подозрительного. Конечно, это ужасно, что друг погиб из-за каких-то вонючих ста фунтов в кассе, но такое бывает. Дерьмо случается.
Однако постепенно ему передалась моя паранойя. Этеридж сказал: «Вы за это заплатите», – и через два дня кто-то вошел в мой магазин и убил Невилла за прилавком.
– Хорошо, – предложил Мак, – давай попробуем это выяснить. Во-первых, что говорят копы?
– Ничего особенного, – ответил я. – У них есть свидетельница, которая видела двух мужчин, выходящих из магазина примерно в нужное время. Похожи на строителей. Один из них вроде бы насвистывал «Land of Hope and Glory». Здоровые, белые. Вот и все. Не молодые, но и не старые. Полиция искала отпечатки пальцев, но их там миллион, так что, думаю, это ни к чему не приведет. Ни следа орудия убийства. Касса пуста, а еще они разворотили магазин в поисках запрятанных денег.
– Ясно, – сказал Мак. – Начнем со строителей. Давай, двинули на запад, посмотрим, что там есть. В этой части света не так уж много строек.
Расследование вылилось в настоящий фарс. В радиусе двухсот ярдов от магазина мы обнаружили четыре стройки. Но так как было время обеда, Мака посетила блестящая идея поискать рабочих в местных забегаловках. И, конечно же, нельзя ведь зайти в паб – и не купить там выпить, это вопрос чести. Так что к трем мы порядочно набрались, а Мак переговорил с горсточкой парней, которых совершенно сбил с толку вопрос, есть ли у них на стройке любители музыки. «Пара здоровенных ребят, ну знаете, столкнулись с ними в этом магазине записей, обещали встретиться за кружкой».
Попытки понять эту болтовню, не говоря уже о том, чтобы дать на нее осмысленный ответ, оказались за пределами возможностей наших собеседников. Поэтому, почти потеряв надежду, по дороге домой мы зашли на последнюю стройку, рядом с парковкой на Сент-Мартинз-Лейн, где сооружали очередной ночной клуб. Снаружи какой-то приземистый негр в берете, из-под которого торчали нечесаные патлы, катил тележку с кирпичами.
– Эй, – окликнул его Мак. – Можно на пару слов? На вашей стройке есть парни со странностями? Ну, вроде как патриоты, понимаешь, о чем я?
Судя по всему, сначала негр принял за расиста, вышедшего на охоту, самого Мака. Но затем он посмотрел на меня и сказал:
– Эй, да ты же тот парень из магазина записей! Что случилось, приятель?
Я объяснил, что мы ищем двух мужиков, здоровых, возможно, работающих на стройке, возможно, заинтересованных в музыке, возможно, законченных расистов. И рассказал почему, рассказал про убийство Невилла. И что эти мужики могут иметь отношение к случившемуся.
Строитель закрыл глаза и некоторое время молчал. Потом снова взглянул на нас и произнес:
– Здесь они не работают, не думаю. Представить себе не могу, чтобы кто-нибудь из ребят с этой стройки… нет, невозможно, приятель.
– Однако я расскажу тебе одну вещь. Где-то на прошлой неделе во время обеденного перерыва я пошел в пивную, чтобы купить сигарет и быстро перекурить. Возле автомата с куревом сидели двое парней. В глаза бросалась их рабочая одежда, но стол перед ними был заставлен пинтовыми кружками. Не хотел бы я оказаться в каком-нибудь здании, к которому вы приложили руку, подумал я. И как только я подошел к автомату, они стали меня подначивать. Тупые говнюки. Один делал вид, что хочет сорвать с меня шляпу.
Потом я увидел их снова. Вернувшись на стройку, я поднялся на верхний этаж – и заметил, как они выходят из паба; время близилось к закрытию, около половины третьего, и я решил проследить, какую стройку они осчастливят своим присутствием. Но они просто перешли через дорогу, – он прервался и показал на бар «Орхидея», – в это заведение для богатеев.
Туда мы и отправились, только «Орхидея» оказалась закрыта. Мак позвонил, и голос из переговорного устройства сообщил, что у них закрыто, и он знать не знает ни о каких парнях. В итоге нам посоветовали вернуться к открытию.
Мы решили, что это правильно, и, вместо того чтобы терять время на дорогу домой, пошли шататься по Уэст-Энду. Посетили Национальную портретную галерею. Ну, хорошо, осмотрели фасад Национальной портретной галереи, сидя на ступенях Сент-Мартин-ин-зе-Филдс и потягивая пиво, пока не начался дождь. Тогда мы направились в святую землю Израилеву на Шефстбери-Авеню, где ничего не имели против снабжения полуденных пьяниц жидкой пищей, ну, вы понимаете, о чем я. В результате, если прибавить к этому еще пару пинт в открывшемся в пять тридцать пабе, к «Орхидее» мы прибыли, уже будучи сильно навеселе.
– Господи, откуда только взялись эти недоумки? – первое, что произнес Мак, войдя внутрь и столкнувшись с толпой молодежи в костюмах и платьях, с живописными прическами и кричащими галстуками.
– Из рекламы, – ответил я, но тут к нам приблизился надменный тип и попросил следовать за ним к столику.
– Все хорошо, друг, мы будем в баре, – сообщил ему Мак, быстро приземляясь на хромированный стул у стойки. Надменный тип даже не успел возразить. Пока Мак пытался завладеть вниманием бармена, я огляделся, чтобы проникнуться духом заведения. В воздухе витала «Love is a Stranger» в исполнении «The Eurythmics», и я окончательно смутился.
Кто были все эти люди? Очевидно, некоторые занимались рекламой и дизайном, а ведь такой народец всегда точно знает, на что похоже сухое «мартини» и где надо покупать рубашки. А с другими я определенно мог сталкиваться в Кэмдене. Парни и девчонки, неуклюжие в своих дешевых нарядах – поношенные мохеровые костюмы, ретро-платья эпохи пятидесятых, модельные галстуки из «Марвелетт», замшевые туфли с заостренными носами из «Робота» или «Джонсона» на Кингз-Роуд. Я более или менее знал, что они здесь делают, знал, что скука, перемешанная с проклятым однообразием пост-панковских лет, выдернула их из брючно-пиджачной армии и перенесла в фантастический мир, где все парни похожи на Монтгомери Клифта, а девчонки – на Джин Себерг, и где Грейс Джонс поет свою «Nightclubbing» каждую ночь в одно и то же время.
Все это я понимал, однако оставался еще один вопрос: кто, черт побери, все остальные? Все эти банкиры и секретарши, законники и бухгалтеры?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36