Что хотели, повстречали. Победили все печали.
Не играя, меч качали, вынимая из ножен.
Царь сошел с коня. Ресницы чуть трепещут у царицы.
Нежных щек ее зарницы светят как заря сама.
В паланкине, из сиянья, от нее ему лобзанье.
Он роняет восклицанья. Впрямь лишится он ума.
«Как хвалить мне солнце это? Приносительница лета.
Мысль безумием одета, посмотрев на этот свет.
Солнцелика, лунноясна, ты звездой горишь прекрасно.
Мне смотреть теперь напрасно на фиалки, розоцвет».
Сладко млели в самом деле все, которые глядели
На зарю в златом апреле. Этим видом взор пронзен.
Но еще, ещё взирая, чуют — тихнет боль живая.
Где не явится младая, к ней толпы со всех сторон.
На коней они садятся, к дому светлому стремятся.
Семь планет, — их блеск сравняться с этим солнцем только мог.
Красота без изъясненья. Тут их меркнет разуменье.
Вот и в место назначенья, в царский прибыли чертог.
Тинатин была на троне, и со скиптром, и в короне,
Вся как в светлой обороне в ворожащем взор огне.
От ее лучей горящих падал свет на предстоящих.
Царь Индийский средь входящих смелым солнцем шел к весне.
И с царицей молодою Тариэль с своей женою
Речь ведет, и к ней волною — от обоих свет зарниц.
Не уменьшилось горенье, а достигло удвоенья.
И рубин в щеках и рденье, — и дрожит агат ресниц.
Тинатин зовет их оком на престоле сесть высоком.
«Решено всевышним роком, — Тариэль промолвил ей, —
Что престол тебе, блестящей, ныне вдвое подходящий,
Здесь с зарею зорь горящей посажу я льва царей».
Ликованье в этом звуке. И берут за обе руки
Светлоликого, и муки по желанной разошлись.
Двое их как в светлых дымах, лучше зримых и незримых.
Лучше всех в любви любимых. Лучше, чем Рамин и Вис.
С Автандилом так сидела дева робко и несмело,
И мгновенно побледнела, сердце ходит ходуном.
Молвит царь: «Зачем стыдлива? Слово мудрых прозорливо:
«Любит если кто правдиво, так конец горит венцом».
Ныне бог да даст вам, дети, десять дружно жить столетий,
В славе, счастии, и в свете, и не знать болезни злой.
Быть не шаткими душою, в ветре дней пребыть скалою.
И чтоб вашею рукою был засыпан я землей».
И наказ дает дружинам: «Автандил вам властелином,
Волей бога, с ликом львиным, ныне всходит на престол.
Я уж стар, и мне затменье. Так воздайте знак почтенья.
И чтоб верность он служенья в смелых вас, как я, нашел».
Воздавали честь дружины. «Тем, что наши властелины,
Чрез кого наш свет единый, да пребудем мы землей.
Возвеличен ими верный. Ток врагов рекой безмерной
Прочь отброшен. И примерной карой всяк наказан злой».
И хвалу и знаки чести Тариэль вознес невесте.
Молвил деве: «Вот вы вместе. Брат мне верный твой супруг.
Будь и ты моей сестрою. Я твой путь щитом покрою.
Если ж есть кто с мыслью злою, чрез меня исчезнет вдруг».
47. Сказ о свадьбе Автандила и Тинатин, волею Царя Арабского
Ныне светит огнеокий Автандил как царь высокий.
Взором черным с поволокой светит рядом Тариэль.
Нэстан-Джар, прелыденье взглядам, с Тинатин сияет рядом.
Мир земли стал райским садом, две зари — один апрель.
Вот несут хлеб-соль солдатам. Под ножом, стократ подъятым,
Бык, баран, числом богатым, пали. Счесть ли? Мох сочти.
Всем несут дары-даянья, по достоинству их званья.
И на лицах всех — сиянье, точно солнце на пути.
Гиацинтовые чаши. Из рубина кубки, краше
Зорь весной. Кто души наши усладит хвалой всего.
И сосудами цветными, и блюдами вырезными,
Спевши строки, молвит ими: «Праздник — тут, гляди в него».
В песнопеньях диво-девы. И кимвалы льют напевы.
Скорби здесь не сеют севы. Гул веселия кругом.
Здесь даянье не утрата. Груды яхонтов и злата.
В ста ключах вином богато брызжет пышный водоем.
Никого, кто был без дара. Хром ли, нищ ли, всем есть чара.
Шелк и жемчуг. Блесков жара, кто ни хочет, всяк бери.
Солнце трижды в небе плыло. Дружкой был для Автандила
Царь Индийский. В смехе сила, от зари и до зари.
Чуть оставивши постелю, снова к играм, снова к хмелю.
Царь Арабский Тариэлю молвит: «Солнечна Нэстан.
Царь царей ты солнцелицый. Царь царей и царь царицы.
Мы пред вами — прах темницы. Лишь от вас нам пламень дан.
На одной черте с царями, не должны сидеть мы с вами.
Вот ваш трон, а здесь мы сами». Он престолы разместил.
Тариэль на месте главном. Ниже, за самодержавным,
Автандил с сияньем равным, Тинатин, огонь светил.
Царь Арабский сам хозяин. Хлебосолен, краснобаен.
Всем прием здесь чрезвычаен. Для него никто не мал.
Никого не спросит: «Кто ты?» Хвалят все его щедроты.
С Автандилом, без заботы, сел Фридон и с ним блистал.
Дочь индийскую с супругом царь дарит. Над вешним лугом.
Солнце встанет пышным кругом, изумрудный озарен.
Вне числа и описанья все роскошные даянья,
Скиптры, полные сиянья, блеск пурпуровых корон.
В ряд с уделом вознесенных те дары: камней зажженных,
Римской курою снесенных, дал он тысячу для них.
И в дарах не безоружен, дал он тысячу жемчужин,
Лик с яйцом от горлиц дружен тех жемчужин отливных.
Также тысячу отборных, неподдельных, непритворных,
И как ветр степей проворных, тех арабских скакунов.
А Фридону — с жемчугами девять блюд, полны с краями,
С десятью еще конями, седла — блеск, превыше слов.
Царь Индийский, в знак почтенья, воздает благодаренья,
Истов, нет в нем опьяненья, хоть испил вина царя.
Длить ли мне повествованье? Целый месяц ликованье.
Самоцветы льют сиянья, жив рубин, огнем горя.
Грусть и радость порубежны. Тариэль, как роза, нежный,
Дождь свевая белоснежный, Автандила с вестью шлет
К Ростэвану: «Быть с тобою было радостью большою.
Но страной моей родною враг владеет, грозен гнет.
Те, чей ум — осведомленье, кто знаток в игре боренья,
Принесут уничтоженье тем, кто в знаньи скудно плох.
Пресеку я путь прорехам, и вернусь к твоим утехам.
Овладеть бы лишь успехом. Да поможет в этом бог».
Ростэван сказал: «Владыка, для чего смущенье лика?
С звуком радостного клика, войско все пойдет толпой.
Автандил пойдет с тобою. И промчитесь вы грозою
Тех разя, кто мыслью злою был изменник пред тобой».
Автандилу отвечая, Тариэль сказал: «От рая
Кто ж уходит? Сохраняя те хрустальные плоды,
Ты ли, солнце, что с луною лишь недавнею порою
Слито, — в путь пойдешь со мною, убегая от звезды?»
Автандил сказал: «Лукавишь, говоря — меня оставишь.
Сам уйдя, меня ославишь: «Он остался там с женой.
Он таков. Судьба супруга». Чтобы кто оставил друга,
Будь он с Севера иль с Юга, — стыд сказать, какой дрянной».
Тариэль блеснул улыбкой. Точно роза влагой зыбкой
Иль серебряною рыбкой заигравшая волна. Молвил:
«Мне с тобой разлука, о тебе томленье, мука.
Так со мной же. В том порука, что судьба у нас одна».
Автандил созвал дружины. Встали все как строй единый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62