Каждый должен знать ровно столько, чтобы спалось спокойно.
— Следователей я здесь оставлю, — сказал Берия угрюмо. — Так решили в ЦК. Шварцмана и экспертов заберу, не хрена им тут делать. В конце концов, это секретный центр, а не санаторий для душевнобольных. Сам решишь вместе с особистами, к каким секретам этих службистов подпускать, а от каких держать подальше. Им сказано, что в Житкурском центре работали заключенные из тех, кто к Советской власти настроен был нелояльно, но слишком ценен, чтобы держать их на лесоповале или в шахтах. Поэтому особого усердия они могут не проявлять, какая им разница, как зэки загнулись: из-за неудачного научного опыта или их уголовники в лагере на ремни порезали. И не смотри на меня так, Сергей, знаю, что ты в лагере сидел, но мог бы и не сидеть, если бы друзей себе подбирал с разбором. А у меня времени на жалость и сантименты нет, жизнь не отпустила. Деньги пришли?
— Деньги пришли, — сказал Королев. — И за Воронеж тоже спасибо. Подтолкнули вы их. А вот с Киевским институтом сплавов до сих пор нет нормального контакта. Долго возятся.
— Потороплю, — мрачно пообещал Берия.
Он подошел к окну, изрисованному морозными узорами, совсем по-мальчишески продышал в белом инее дырочку и некоторое время смотрел на пустынный двор, в глубине которого угадывались капониры. За ними была заснеженная бесконечная степь.
— Кормить-то будут? — спросил он.
— Разносолов у нас нет, — в тон ему отозвался Королев. Берия хмыкнул, склонив голову, клюнул собеседника острым взглядом, потом рассмеялся.
— Следователей водкой особо не поите, — посоветовал он. — У пьяного чекиста все наоборот — чистая голова, холодное сердце и слишком горячие руки.
Королев не обольщался результатами беседы с Лаврентием Павловичем, слишком коварен и расчетлив был этот человек: словно шахматист партию — Берия просчитывал работу на несколько шагов вперед, поэтому его показное добродушие конструктора не могло обмануть, просто нужды в излишней жесткости пока, видимо, не было. Впрочем, уже это должно было радовать. А насчет характера Лаврентия Павловича ошибаться не стоило — старый и зубастый волк был перед конструктором, иные в Политбюро ЦК просто не попадали, да и выжить там они не могли. Ослабевшего всегда быстро и уверенно рвала вся стая.
Биологические законы никто не отменял и при социализме.
Глава десятая
Полковника Хваталина судьба не любила.
Иначе трудно было объяснить, почему, будучи полковником, Андрей Антонович Хваталин являлся начальником химической и радиационной службы мотопехотного батальона, базировавшегося в тайге. Вот говорят, что начальников себе надо уметь выбирать. Полковник Хваталин выбирать умел, но с начальством ему сильно не везло. Был он в подчинении генерала Крюкова в группе советских войск в Германии. Генерал к нему благоволил, только не повезло товарищу Крюкову, раскопало МГБ историю его немецких трофеев, а вождь и первый друг и учитель мирового пролетариата расценил действия генерала как мародерство и отправил его решетку. Вместе с генералом загремели его многочисленные помощники из числа интендантов, которые помогали генералу в выборе достойных трофеев в покоренной Германии, и полковнику Хеаталину пришлось только порадоваться, что не успел он перейти в интендантские службы и стать хозяйственником, хотя еще совсем недавно он завидовал хозяйственникам, отправляющим в Союз вагоны с награбленным добром. А теперь он радовался, что оказался в стороне от дележа. Сам генерал Крюков со своей женой — всенародной любимицей певицей Руслановой — поехал на восток обживать просторы необъятной Сибири, несколько особо ретивых интендантов были даже расстреляны, а не слишком причастные к их деятельности отправились в ту же самую Сибирь служить, утешая себя мыслью, что все кончилось не так уж и плохо — погоны на плечах, пенсия почти в кармане, а Германия… Ну, что Германия? Живут же другие люди без заграниц, живут и не умирают.
Батальон, в котором дослуживал свои армейские деньки полковник Хваталин, располагался в Камышлове, не слишком далеко от Свердловска, но бывать в областном центре полковнику приходилось редко, а на праздники вообще постоянно приходились различные дежурства, не забывали невидимые силы полковника Хваталина. И то сказать — ну что за служба у начхима? Безделье сплошное, праздник, а не служба. Отравляющие вещества в центре страны никто применять не будет, о радиации понятия были еще весьма и весьма смутные, вот и сводилась вся служба полковника Хваталина к проверке наличия противогазов в батальоне да плащ-накидок, которые по замыслу далеких московских чинов должны были уберечь советского воина от иприта и радиоактивной пыли. Еще полковник Хваталин проводил занятия с офицерами, разъясняя провинциальным воякам вредоносные свойства иприта, люизита и фосгена, а также демонстрировал им документальный кинофильм о последствиях применения американцами ядерных бомб в Хиросиме и Нагасаки. Фильм считался секретным и поступил в батальон в единственном экземпляре, от частых показов на целлулоиде пленки появились царапины, которые при показе делали фильм совсем уж загадочным и фантастическим.
Полковнику Хваталину было тридцать семь лет. У него было волевое, всегда чисто выбритое лицо, короткая стрижка под бокс и мягкий, с придыханиями говор, который в совокупности с некоторой смуглостью лица и пышными темными усами выдавал в полковнике уроженца южнорусской полосы. Ошибки в том не было, родом полковник был из казачьего города Новочеркасска, поэтому некоторые слова, начинавшиеся с буквы «г» и являвшиеся любимым ругательством Андрея Антоновича, в его выговоре слушались мягко и даже заманчиво.
Вся боевая техника, что находилась в подчинении начхима, сводилась к трем «виллисам» радиационно-химичес-кой разведки. «Виллисы» были оборудованы приспособлениями для втыкания в землю маленьких красных флажков, которыми предполагалось обвешивать безопасные маршруты для войск в зоне химического и радиационного поражения. Затея эта была ненадежная и небезопасная, поэтому экипажи «виллисов» полковник Хваталин ласково именовал своими смертничками, справедливо полагая, что предназначены они лишь для одной разведки, после чего счастливчики становились покойниками, а неудачники подлежали длительному и болезненному лечению в госпиталях. Да и как могло быть иначе, если для определения химического заражения имелись приборы химической разведки, представляющие собой насосы, в которые для прокачивания воздуха вставлялись специальные трубки, которые из-за недолгого своего срока хранения сплошь и рядом оказывались просроченными, а вся техника, предназначенная для определения радиации на местности, сводилась к хитрому и не слишком надежному ящичку с длинным щупом и наушниками, который именовался дозиметром переносным, и при появлении радиации стрелка на нем начинала отклоняться, а в наушниках раздавался непрерывный треск?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Следователей я здесь оставлю, — сказал Берия угрюмо. — Так решили в ЦК. Шварцмана и экспертов заберу, не хрена им тут делать. В конце концов, это секретный центр, а не санаторий для душевнобольных. Сам решишь вместе с особистами, к каким секретам этих службистов подпускать, а от каких держать подальше. Им сказано, что в Житкурском центре работали заключенные из тех, кто к Советской власти настроен был нелояльно, но слишком ценен, чтобы держать их на лесоповале или в шахтах. Поэтому особого усердия они могут не проявлять, какая им разница, как зэки загнулись: из-за неудачного научного опыта или их уголовники в лагере на ремни порезали. И не смотри на меня так, Сергей, знаю, что ты в лагере сидел, но мог бы и не сидеть, если бы друзей себе подбирал с разбором. А у меня времени на жалость и сантименты нет, жизнь не отпустила. Деньги пришли?
— Деньги пришли, — сказал Королев. — И за Воронеж тоже спасибо. Подтолкнули вы их. А вот с Киевским институтом сплавов до сих пор нет нормального контакта. Долго возятся.
— Потороплю, — мрачно пообещал Берия.
Он подошел к окну, изрисованному морозными узорами, совсем по-мальчишески продышал в белом инее дырочку и некоторое время смотрел на пустынный двор, в глубине которого угадывались капониры. За ними была заснеженная бесконечная степь.
— Кормить-то будут? — спросил он.
— Разносолов у нас нет, — в тон ему отозвался Королев. Берия хмыкнул, склонив голову, клюнул собеседника острым взглядом, потом рассмеялся.
— Следователей водкой особо не поите, — посоветовал он. — У пьяного чекиста все наоборот — чистая голова, холодное сердце и слишком горячие руки.
Королев не обольщался результатами беседы с Лаврентием Павловичем, слишком коварен и расчетлив был этот человек: словно шахматист партию — Берия просчитывал работу на несколько шагов вперед, поэтому его показное добродушие конструктора не могло обмануть, просто нужды в излишней жесткости пока, видимо, не было. Впрочем, уже это должно было радовать. А насчет характера Лаврентия Павловича ошибаться не стоило — старый и зубастый волк был перед конструктором, иные в Политбюро ЦК просто не попадали, да и выжить там они не могли. Ослабевшего всегда быстро и уверенно рвала вся стая.
Биологические законы никто не отменял и при социализме.
Глава десятая
Полковника Хваталина судьба не любила.
Иначе трудно было объяснить, почему, будучи полковником, Андрей Антонович Хваталин являлся начальником химической и радиационной службы мотопехотного батальона, базировавшегося в тайге. Вот говорят, что начальников себе надо уметь выбирать. Полковник Хваталин выбирать умел, но с начальством ему сильно не везло. Был он в подчинении генерала Крюкова в группе советских войск в Германии. Генерал к нему благоволил, только не повезло товарищу Крюкову, раскопало МГБ историю его немецких трофеев, а вождь и первый друг и учитель мирового пролетариата расценил действия генерала как мародерство и отправил его решетку. Вместе с генералом загремели его многочисленные помощники из числа интендантов, которые помогали генералу в выборе достойных трофеев в покоренной Германии, и полковнику Хеаталину пришлось только порадоваться, что не успел он перейти в интендантские службы и стать хозяйственником, хотя еще совсем недавно он завидовал хозяйственникам, отправляющим в Союз вагоны с награбленным добром. А теперь он радовался, что оказался в стороне от дележа. Сам генерал Крюков со своей женой — всенародной любимицей певицей Руслановой — поехал на восток обживать просторы необъятной Сибири, несколько особо ретивых интендантов были даже расстреляны, а не слишком причастные к их деятельности отправились в ту же самую Сибирь служить, утешая себя мыслью, что все кончилось не так уж и плохо — погоны на плечах, пенсия почти в кармане, а Германия… Ну, что Германия? Живут же другие люди без заграниц, живут и не умирают.
Батальон, в котором дослуживал свои армейские деньки полковник Хваталин, располагался в Камышлове, не слишком далеко от Свердловска, но бывать в областном центре полковнику приходилось редко, а на праздники вообще постоянно приходились различные дежурства, не забывали невидимые силы полковника Хваталина. И то сказать — ну что за служба у начхима? Безделье сплошное, праздник, а не служба. Отравляющие вещества в центре страны никто применять не будет, о радиации понятия были еще весьма и весьма смутные, вот и сводилась вся служба полковника Хваталина к проверке наличия противогазов в батальоне да плащ-накидок, которые по замыслу далеких московских чинов должны были уберечь советского воина от иприта и радиоактивной пыли. Еще полковник Хваталин проводил занятия с офицерами, разъясняя провинциальным воякам вредоносные свойства иприта, люизита и фосгена, а также демонстрировал им документальный кинофильм о последствиях применения американцами ядерных бомб в Хиросиме и Нагасаки. Фильм считался секретным и поступил в батальон в единственном экземпляре, от частых показов на целлулоиде пленки появились царапины, которые при показе делали фильм совсем уж загадочным и фантастическим.
Полковнику Хваталину было тридцать семь лет. У него было волевое, всегда чисто выбритое лицо, короткая стрижка под бокс и мягкий, с придыханиями говор, который в совокупности с некоторой смуглостью лица и пышными темными усами выдавал в полковнике уроженца южнорусской полосы. Ошибки в том не было, родом полковник был из казачьего города Новочеркасска, поэтому некоторые слова, начинавшиеся с буквы «г» и являвшиеся любимым ругательством Андрея Антоновича, в его выговоре слушались мягко и даже заманчиво.
Вся боевая техника, что находилась в подчинении начхима, сводилась к трем «виллисам» радиационно-химичес-кой разведки. «Виллисы» были оборудованы приспособлениями для втыкания в землю маленьких красных флажков, которыми предполагалось обвешивать безопасные маршруты для войск в зоне химического и радиационного поражения. Затея эта была ненадежная и небезопасная, поэтому экипажи «виллисов» полковник Хваталин ласково именовал своими смертничками, справедливо полагая, что предназначены они лишь для одной разведки, после чего счастливчики становились покойниками, а неудачники подлежали длительному и болезненному лечению в госпиталях. Да и как могло быть иначе, если для определения химического заражения имелись приборы химической разведки, представляющие собой насосы, в которые для прокачивания воздуха вставлялись специальные трубки, которые из-за недолгого своего срока хранения сплошь и рядом оказывались просроченными, а вся техника, предназначенная для определения радиации на местности, сводилась к хитрому и не слишком надежному ящичку с длинным щупом и наушниками, который именовался дозиметром переносным, и при появлении радиации стрелка на нем начинала отклоняться, а в наушниках раздавался непрерывный треск?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112