Он должен смириться с мыслью, что счастье в этом главном своем проявлении потеряно для него навсегда. Единственный смысл его семейной жизни теперь – это Расул, который безмерно любит отца. Но сын всегда будет с ним и будет принадлежать ему, с кем бы он ни был. Быть может, получится все-таки то, что не удалось в первый раз, в юности? – теплилась в душе робкая надежда. Правду говорят, что надежда умирает только с самим человеком. – Ведь любила же восторженно Анна Григорьевна Достоевского, вторая жена – Кеплера и третья жена – Рубенса? Как отчаянно он хотел быть счастливым! Он отдал бы взамен за это всю свою славу, все свое состояние, свой гений. Почему он так много и мучительно думает об этом? Быть может, где-то в самом дальнем и крохотном тайнике сердца он не верит Динаре, в возможность счастливой жизни с ней?
На минуту перед ним возникли грустные и прекрасные глаза девушки. У Наркеса сильно защемило сердце. «Любимая моя, родная… прости меня за редкие минуты колебаний…» Он сомневается потому, что прожил, сложную, тяжелую жизнь и потому страх, как недремлющий страж-великан, – всегда первым возникает перед ним, когда он думает о счастье, напоминая о неограниченной своей власти в его судьбе. Он знал, как трудно, как невероятно трудно ждать, быть может, всю жизнь, единственно близкого тебе человека. И когда он наконец пришел, потерять его – выше всех человеческих сил… Он бы пошел за Динарой, не раздумывая ни одной минуты, если бы не эта чрезмерная ее красота. Она постоянно останавливает его в раздумьях, словно он боится потерпеть поражение от нее в будущем, и это высокое достоинство девушки является единственным препятствием для их сближения. Но если он боится ее красоты и допускает мысленно возможность огорчений в будущем по этой причине, значит, он все-таки не верит Динаре? Если же не верит – значит, не любит, ибо истинная любовь истолковывает все только в пользу любимого человека. Как необыкновенно уродливо сложилась его жизнь, размышлял о себе Наркес. В его ли годы так тосковать о большой безоглядной любви?..
Сомнения сменялись надеждами, надежды – отчаянием. Мысли Наркеса снова вернулись к пикнику. Сейчас он уже в полном разгаре. Что делает в этот момент Динара? Вместе со всеми разводит костры или готовит нехитрую походную еду? Смеется или грустит? О чем она думает сейчас? Быть может, о нем, Наркесе?
Чтобы отвлечь себя от мучительных размышлений, Нархес взял Расула и поехал к Мурату. Вернулся он от друга вечером. Шолпан занималась основательной уборкой квартиры, чтобы в воскресенье быть свободной.
Воскресный день супруги провели дома.
В понедельник, приехав утром на работу и поздоровавшись в приемной с Динарой, печатавшей на машинке какие-то бумаги, Наркес с улыбкой спросил у нее:
– Ну и как прошел пикник? Хорошо отдохнули?
– Я не ездила, Наркес Алданазарович, – на секунду прервав работу и не поднимая глаз от машинки, ответила Динара. – Родственники к нам приехали накануне… Пожилые люди…
У Наркеса дрогнуло неожиданно сердце. Стараясь сохранить свой обычный невозмутимый вид, он некоторое время простоял молча.
– Совпадение странное какое… – произнес он, чувствуя, что говорит что-то очень глупое, и теряясь от этого внутренне еще больше.
– Вы просто не привыкли ко мне… – задумчиво произнесла девушка, глядя в окно, потом, оторвав взгляд от него, стала медленно печатать бумаги.
Стараясь не выдать своих чувств, Наркес молча прошел в кабинет.
9
Динара очень изменилась в последнее время. Встречавшая раньше Наркеса радостно и открыто, она день ото дня становилась все более задумчивой и молчаливой. Однажды Наркес остановился рядом с ней и спросил ее:
– Что с вами, Динара?
Девушка опустила глаза и промолчала.
– Зайдите ко мне, – сказал Наркес и прошел в кабинет.
Немного спустя вошла и Динара. Она подошла к столу Наркеса и вопросительно взглянула на него, ожидая указаний.
– Садитесь, – сказал Наркес, впервые за долгое время внимательно глядя на нее.
Девушка села в широкое кожаное кресло.
– Ну, так что же? – спросил Наркес. – Что с вами? Болеете, что ли? Если болеете, то не скрывайте, скажите. Возьмите бюллетень.
– Нет, – тихо и с досадой произнесла девушка.
– Ну, а в чем дело? – спросил Наркес.
– Родители говорят «надо поступать», а мне неохота уходить из Института, – тихо проговорила девушка, – привыкла я к нему…
– Ах, вот оно что, – улыбнулся Наркес. – А я думал что-то пострашнее. Родители правильно говорят. Надо учиться. А куда они вам предлагают?
– В университет, на биологический.
– Ну, а вы как хотите?
– Я люблю биологию, – медленно ответила девушка, глядя куда-то перед собой, – и в прошлом году сдавала на этот факультет, но не прошла по конкурсу.
– Готовьтесь и вы поступите. Обязательно поступите, – улыбнулся Наркес.
– Вы так уверены? – негромко спросила Динара.
– Я знаю вас, – мягко ответил Наркес. – Вы очень способная, да и я немного ясновидящий, – пошутил он.
– Если бы не Институт, я бы и не колебалась, – легким движением головы откинув назад черные вьющиеся волосы и только сейчас прямо взглянув на Наркеса, произнесла девушка.
– Вот и не надо колебаться, – улыбнулся Наркес. – У вас все еще впереди. И обязательно надо учиться… А когда кончите университет, то снова придете к нам… если не раздумаете к тому времени…
Девушка промолчала. Посидев еще немного, она встала.
– Я пойду… – негромко произнесла она.
Наркес молча кивнул. Девушка легкой походкой подошла к двери и вышла.
Проводив взглядом ее высокую стройную фигуру, Наркес немного задумался.
Через некоторое время Динара снова вошла.
– Вас приглашают на заседание Ученого Совета.
– Я сейчас подойду.
Девушка вышла.
Когда Наркес прошел в зал Ученого Совета, все члены его были уже в сборе. Кроме них находились еще и несколько научных сотрудников из разных лабораторий Института. Убедившись, что все в сборе, ученый секретарь встал с места и открыл заседание. На повестке дня стоял вопрос аттестации научных сотрудников. Наркес внимательно слушал выступления членов Совета.
В Институте, которым он руководил, были разные научные работники. Одни из них добросовестно стремились в меру своих сил достичь чего-то в избранной ими области. Были и высокоодаренные сотрудники. Были, наконец, и практичные люди, умевшие выдавать свои умеренные способности за незаурядные в пределах республики и даже Союза. Некоторые из них в свои тридцать пять – сорок лет слыли «начинающими гениями». Наркес хорошо знал цену таким «гениям». Эти великовозрастные вундеркинды с претензией на уникальность при всем своем глубокомыслии не могли понять одной простейшей истины, что нельзя длительное время разыгрывать из себя гения, не будучи им на самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
На минуту перед ним возникли грустные и прекрасные глаза девушки. У Наркеса сильно защемило сердце. «Любимая моя, родная… прости меня за редкие минуты колебаний…» Он сомневается потому, что прожил, сложную, тяжелую жизнь и потому страх, как недремлющий страж-великан, – всегда первым возникает перед ним, когда он думает о счастье, напоминая о неограниченной своей власти в его судьбе. Он знал, как трудно, как невероятно трудно ждать, быть может, всю жизнь, единственно близкого тебе человека. И когда он наконец пришел, потерять его – выше всех человеческих сил… Он бы пошел за Динарой, не раздумывая ни одной минуты, если бы не эта чрезмерная ее красота. Она постоянно останавливает его в раздумьях, словно он боится потерпеть поражение от нее в будущем, и это высокое достоинство девушки является единственным препятствием для их сближения. Но если он боится ее красоты и допускает мысленно возможность огорчений в будущем по этой причине, значит, он все-таки не верит Динаре? Если же не верит – значит, не любит, ибо истинная любовь истолковывает все только в пользу любимого человека. Как необыкновенно уродливо сложилась его жизнь, размышлял о себе Наркес. В его ли годы так тосковать о большой безоглядной любви?..
Сомнения сменялись надеждами, надежды – отчаянием. Мысли Наркеса снова вернулись к пикнику. Сейчас он уже в полном разгаре. Что делает в этот момент Динара? Вместе со всеми разводит костры или готовит нехитрую походную еду? Смеется или грустит? О чем она думает сейчас? Быть может, о нем, Наркесе?
Чтобы отвлечь себя от мучительных размышлений, Нархес взял Расула и поехал к Мурату. Вернулся он от друга вечером. Шолпан занималась основательной уборкой квартиры, чтобы в воскресенье быть свободной.
Воскресный день супруги провели дома.
В понедельник, приехав утром на работу и поздоровавшись в приемной с Динарой, печатавшей на машинке какие-то бумаги, Наркес с улыбкой спросил у нее:
– Ну и как прошел пикник? Хорошо отдохнули?
– Я не ездила, Наркес Алданазарович, – на секунду прервав работу и не поднимая глаз от машинки, ответила Динара. – Родственники к нам приехали накануне… Пожилые люди…
У Наркеса дрогнуло неожиданно сердце. Стараясь сохранить свой обычный невозмутимый вид, он некоторое время простоял молча.
– Совпадение странное какое… – произнес он, чувствуя, что говорит что-то очень глупое, и теряясь от этого внутренне еще больше.
– Вы просто не привыкли ко мне… – задумчиво произнесла девушка, глядя в окно, потом, оторвав взгляд от него, стала медленно печатать бумаги.
Стараясь не выдать своих чувств, Наркес молча прошел в кабинет.
9
Динара очень изменилась в последнее время. Встречавшая раньше Наркеса радостно и открыто, она день ото дня становилась все более задумчивой и молчаливой. Однажды Наркес остановился рядом с ней и спросил ее:
– Что с вами, Динара?
Девушка опустила глаза и промолчала.
– Зайдите ко мне, – сказал Наркес и прошел в кабинет.
Немного спустя вошла и Динара. Она подошла к столу Наркеса и вопросительно взглянула на него, ожидая указаний.
– Садитесь, – сказал Наркес, впервые за долгое время внимательно глядя на нее.
Девушка села в широкое кожаное кресло.
– Ну, так что же? – спросил Наркес. – Что с вами? Болеете, что ли? Если болеете, то не скрывайте, скажите. Возьмите бюллетень.
– Нет, – тихо и с досадой произнесла девушка.
– Ну, а в чем дело? – спросил Наркес.
– Родители говорят «надо поступать», а мне неохота уходить из Института, – тихо проговорила девушка, – привыкла я к нему…
– Ах, вот оно что, – улыбнулся Наркес. – А я думал что-то пострашнее. Родители правильно говорят. Надо учиться. А куда они вам предлагают?
– В университет, на биологический.
– Ну, а вы как хотите?
– Я люблю биологию, – медленно ответила девушка, глядя куда-то перед собой, – и в прошлом году сдавала на этот факультет, но не прошла по конкурсу.
– Готовьтесь и вы поступите. Обязательно поступите, – улыбнулся Наркес.
– Вы так уверены? – негромко спросила Динара.
– Я знаю вас, – мягко ответил Наркес. – Вы очень способная, да и я немного ясновидящий, – пошутил он.
– Если бы не Институт, я бы и не колебалась, – легким движением головы откинув назад черные вьющиеся волосы и только сейчас прямо взглянув на Наркеса, произнесла девушка.
– Вот и не надо колебаться, – улыбнулся Наркес. – У вас все еще впереди. И обязательно надо учиться… А когда кончите университет, то снова придете к нам… если не раздумаете к тому времени…
Девушка промолчала. Посидев еще немного, она встала.
– Я пойду… – негромко произнесла она.
Наркес молча кивнул. Девушка легкой походкой подошла к двери и вышла.
Проводив взглядом ее высокую стройную фигуру, Наркес немного задумался.
Через некоторое время Динара снова вошла.
– Вас приглашают на заседание Ученого Совета.
– Я сейчас подойду.
Девушка вышла.
Когда Наркес прошел в зал Ученого Совета, все члены его были уже в сборе. Кроме них находились еще и несколько научных сотрудников из разных лабораторий Института. Убедившись, что все в сборе, ученый секретарь встал с места и открыл заседание. На повестке дня стоял вопрос аттестации научных сотрудников. Наркес внимательно слушал выступления членов Совета.
В Институте, которым он руководил, были разные научные работники. Одни из них добросовестно стремились в меру своих сил достичь чего-то в избранной ими области. Были и высокоодаренные сотрудники. Были, наконец, и практичные люди, умевшие выдавать свои умеренные способности за незаурядные в пределах республики и даже Союза. Некоторые из них в свои тридцать пять – сорок лет слыли «начинающими гениями». Наркес хорошо знал цену таким «гениям». Эти великовозрастные вундеркинды с претензией на уникальность при всем своем глубокомыслии не могли понять одной простейшей истины, что нельзя длительное время разыгрывать из себя гения, не будучи им на самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80