Постучал ногтем по ампуле и сломал ее конец, не надпиливая — на свои пальцы я пока что еще не могу пожаловаться.
Шприц наполнился.
Ольга по-прежнему сидела не двигаясь, молча глядя мимо меня. Я закатал рукав ее платья и протер кожу ваткой со спиртом. Когда игла вошла в мышцу, Ольга даже не пошевелилась и на лице у нее ничего не дрогнуло. Губы у нее теперь были сухие и обметанные, в легких трещинках и без следов помады. Внезапно они зашевелились и она спросила, с трудом проглотив слюну:
— Что это?..
— Успокоительное, — сказал я. — Ничего особенного, тебе станет лучше.
Я выдернул иглу, дожав поршень шприца до конца.
— Сережа, ты мне нужен на пару минут, — послышался из-за ширмы голос Виталия.
Я уложил Ольгу на кушетку, прикрыл коричневым больничным одеялом и поправил под головой подушку.
— Полежи пока что, — сказал я. Она промолчала, уставившись в потолок. — Я сейчас вернусь.
Виталий, когда я вышел из-за ширмы, мотнул головой в сторону двери. Я его понял и, бросив последний взгляд на Ольгу, вышел за дверь.
* * *
Мы молча прошли длинным светлым коридором больницы. Навстречу попалась лишь пара медсестер, вежливо поздоровавшихся с Виталием. Он ключом открыл обитую дермантином дверь и мы очутились в его маленьком кабинете. Письменный стол, заваленный бумагами, кресло, пара стульев и полки, ломящиеся от медицинских справочников и пособий. Единственное окно выходило все на тот же старый сквер, где гоняли мяч мальчишки.
Тут было еще больше натоплено.
Виталий махнул мне рукой, указывая на кресло, а сам примостился на краешке стола, подобрав полы длинноватого ему, на мой взгляд, халата. Стянул с головы шапочку и уставился в окно с таким видом, словно в настоящий момент его больше всего на свете интересовало — кто же победит в игре.
Он достал из кармана пачку сигарет, протянул мне. Мы закурили. Некоторое время он молчал, по-прежнему уставившись в окно и глубоко затягиваясь дымом. В своем белом халате он был похож скорее на не врача, а на пекаря, случайно оказавшегося в клинике: сам невысокого роста, круглая, лысая как колено голова, добродушные, расплывшиеся черты лица, карие маленькие глазки, нос-пуговка над пышными усами. Короткие толстые пальчики, держащие сигарету со столбиком пепла, завершали картину. Но я-то знал, насколько обманчиво это первое впечатление мягкости и беззащитности, а на самом деле более жесткого и хладнокровно-расчетливого человека я, пожалуй, и не встречал среди людей нашей профессии. Получше врачи, конечно были, а вот второго такого характера — нет.
Из-за двери донеслись быстрые шаги, невнятные голоса. Удалились, затихли.
— Кофе будешь? — спросил он. — У меня растворимый.
— Да.
— Сколько?
— Все равно.
— Сахар?
— Ложку.
Приготовив кофе, он протянул мне чашку.
— Расслабься, Сережа.
— Я уже расслабился — дальше некуда. Говори.
Виталий побарабанил пальцами по столешнице и уставился на меня недобрым взглядом.
— Понимаешь, какое дело, Сережа, — сказал он наконец. — С одной стороны, формальной, я в принципе обязан все, что с ней произошло, зафиксировать и сообщить обо всем, что с ней случилось, в милицию. Так сказать, по инстанции.
— Зачем? — я отставил чашку в сторону.
— Обязан. Инструкция, которую пока что никто не отменял. Ни демократы, ни коммунисты, ни левые, ни правые. К тому же, не забывай, я работаю в госучреждении.
Он глубоко затянулся табачным дымом, по-прежнему буравя меня своими глазками-пуговками.
— О таких случаях мы должны докладывать. И не вздумай уговаривать меня, я здесь бессилен. Кроме того, Сережа, вы уже засветились у меня, ее видели и видели, в каком она состоянии. У нас работают не ангелы, но и не ваньки из деревни Залупкино.
Он ухмыльнулся:
— Народ если сейчас не знает, то вскоре узнает или дотумкает, что случилось, что к чему и даже при всем желании ты их не купишь, потому как — это уголовка. А лишаться места или профессии — кому надо?.. Мы ж — госучреждение. Но с другой стороны — я никому не обязан стучать. И если бы это была не Ольга, которую я знаю уже….
Он не договорил.
— А если хочешь знать мое откровенное мнение — то я бы ни за что не стал все это скрывать, — помолчав, все же сказал он.
— Я, предположим, согласен. Хорошо, ты сообщишь. Каким образом?
— Вот, — он протянул мне бланк, исписанный неразборчивым почерком. — Это мои показания, как врача, я уже и расписался. А ты их отвезешь в милицию.
— И что тогда?
— Ну… Потом ее вызовут к следователю. Или к кому там. В любом случае я обязан все это зарегистрировать. Инструкция.
Я задумался. Я пытался представить себе, что будет дальше; Ольга у всех этих следователей, допросы, вопросы и подробности, — у меня все это совершенно не укладывалось в голове: я не мог себе представить, как она сможет через все это пройти и сможет ли, вот в чем вопрос.
— Если ты считаешь, что я поступаю слишком круто, — посмотри на ее ноги, — набычился Виталий. — Они у нее все в синячищах. Ее трахали, Сережа, сегодня ночью. Долго, упорно и зверски.
Я даже не успел заорать. В дверь раздался мягкий стук.
— Да, — повернулся к двери Виталий.
В кабинет рыжей мышкой проскользнула медсестра с вытаращенными базедовыми глазами под белым крахмалом высокой шапочки с игривым красным крестиком. Она преданно смотрела на Виталия, протягивая зажатый в веснущатой лапке испещренный строчками листок.
— Какого черта, Анна? — неожиданно громко рявкнул Виталий и усы его свирепо встопорщились.
Это результаты анализа, Виталий Григорьич, — прошептала она. — Добрый день.
А это уже относилось ко мне.
Виталий взял у нее бланк и небрежным кивком головы отпустил ее восвояси. На мгновение мне даже показалось, что мышка сделает почтительный книксен, но она просто испарилась, неслышно прикрыв за собой дверь. Виталий бегая глазами по строчкам, сказал мне:
— М-да… Все, как я и ожидал. В крови до этой матери наркоты. Накачали ее примерно десять часов назад, сволочи. Алкоголя — совсем незначительное количество. Я сделаю потом для тебя ксерокопию этого анализа. — Посмотрел на меня. — Ну, что будешь делать?
Думал я недолго:
— Как ты сказал. Я сам все ей объясню. И отвезу твою бумагу. Правильно. Прости за трюизм, но нельзя это всю эту мерзость оставить просто так…без последствий… Спасибо тебе.
— Да ладно, — махнул он рукой. — Ты не волнуйся. По моей части с ней в принципе все в порядке. По крайней мере я надеюсь, что в порядке, я ведь гинеколог все-таки. Но еще какому-нибудь специалисту ты ее покажи немедленно. На всякий случай. Я могу договориться у нас. Но главное сейчас — ее психика. Тут ничего не предскажешь. Может, Женьке позвонить?
— Да, наверное не помешает с ней проконсультироваться. Я сам позвоню, — сказал я.
— А, вот что еще, — сказал Виталий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Шприц наполнился.
Ольга по-прежнему сидела не двигаясь, молча глядя мимо меня. Я закатал рукав ее платья и протер кожу ваткой со спиртом. Когда игла вошла в мышцу, Ольга даже не пошевелилась и на лице у нее ничего не дрогнуло. Губы у нее теперь были сухие и обметанные, в легких трещинках и без следов помады. Внезапно они зашевелились и она спросила, с трудом проглотив слюну:
— Что это?..
— Успокоительное, — сказал я. — Ничего особенного, тебе станет лучше.
Я выдернул иглу, дожав поршень шприца до конца.
— Сережа, ты мне нужен на пару минут, — послышался из-за ширмы голос Виталия.
Я уложил Ольгу на кушетку, прикрыл коричневым больничным одеялом и поправил под головой подушку.
— Полежи пока что, — сказал я. Она промолчала, уставившись в потолок. — Я сейчас вернусь.
Виталий, когда я вышел из-за ширмы, мотнул головой в сторону двери. Я его понял и, бросив последний взгляд на Ольгу, вышел за дверь.
* * *
Мы молча прошли длинным светлым коридором больницы. Навстречу попалась лишь пара медсестер, вежливо поздоровавшихся с Виталием. Он ключом открыл обитую дермантином дверь и мы очутились в его маленьком кабинете. Письменный стол, заваленный бумагами, кресло, пара стульев и полки, ломящиеся от медицинских справочников и пособий. Единственное окно выходило все на тот же старый сквер, где гоняли мяч мальчишки.
Тут было еще больше натоплено.
Виталий махнул мне рукой, указывая на кресло, а сам примостился на краешке стола, подобрав полы длинноватого ему, на мой взгляд, халата. Стянул с головы шапочку и уставился в окно с таким видом, словно в настоящий момент его больше всего на свете интересовало — кто же победит в игре.
Он достал из кармана пачку сигарет, протянул мне. Мы закурили. Некоторое время он молчал, по-прежнему уставившись в окно и глубоко затягиваясь дымом. В своем белом халате он был похож скорее на не врача, а на пекаря, случайно оказавшегося в клинике: сам невысокого роста, круглая, лысая как колено голова, добродушные, расплывшиеся черты лица, карие маленькие глазки, нос-пуговка над пышными усами. Короткие толстые пальчики, держащие сигарету со столбиком пепла, завершали картину. Но я-то знал, насколько обманчиво это первое впечатление мягкости и беззащитности, а на самом деле более жесткого и хладнокровно-расчетливого человека я, пожалуй, и не встречал среди людей нашей профессии. Получше врачи, конечно были, а вот второго такого характера — нет.
Из-за двери донеслись быстрые шаги, невнятные голоса. Удалились, затихли.
— Кофе будешь? — спросил он. — У меня растворимый.
— Да.
— Сколько?
— Все равно.
— Сахар?
— Ложку.
Приготовив кофе, он протянул мне чашку.
— Расслабься, Сережа.
— Я уже расслабился — дальше некуда. Говори.
Виталий побарабанил пальцами по столешнице и уставился на меня недобрым взглядом.
— Понимаешь, какое дело, Сережа, — сказал он наконец. — С одной стороны, формальной, я в принципе обязан все, что с ней произошло, зафиксировать и сообщить обо всем, что с ней случилось, в милицию. Так сказать, по инстанции.
— Зачем? — я отставил чашку в сторону.
— Обязан. Инструкция, которую пока что никто не отменял. Ни демократы, ни коммунисты, ни левые, ни правые. К тому же, не забывай, я работаю в госучреждении.
Он глубоко затянулся табачным дымом, по-прежнему буравя меня своими глазками-пуговками.
— О таких случаях мы должны докладывать. И не вздумай уговаривать меня, я здесь бессилен. Кроме того, Сережа, вы уже засветились у меня, ее видели и видели, в каком она состоянии. У нас работают не ангелы, но и не ваньки из деревни Залупкино.
Он ухмыльнулся:
— Народ если сейчас не знает, то вскоре узнает или дотумкает, что случилось, что к чему и даже при всем желании ты их не купишь, потому как — это уголовка. А лишаться места или профессии — кому надо?.. Мы ж — госучреждение. Но с другой стороны — я никому не обязан стучать. И если бы это была не Ольга, которую я знаю уже….
Он не договорил.
— А если хочешь знать мое откровенное мнение — то я бы ни за что не стал все это скрывать, — помолчав, все же сказал он.
— Я, предположим, согласен. Хорошо, ты сообщишь. Каким образом?
— Вот, — он протянул мне бланк, исписанный неразборчивым почерком. — Это мои показания, как врача, я уже и расписался. А ты их отвезешь в милицию.
— И что тогда?
— Ну… Потом ее вызовут к следователю. Или к кому там. В любом случае я обязан все это зарегистрировать. Инструкция.
Я задумался. Я пытался представить себе, что будет дальше; Ольга у всех этих следователей, допросы, вопросы и подробности, — у меня все это совершенно не укладывалось в голове: я не мог себе представить, как она сможет через все это пройти и сможет ли, вот в чем вопрос.
— Если ты считаешь, что я поступаю слишком круто, — посмотри на ее ноги, — набычился Виталий. — Они у нее все в синячищах. Ее трахали, Сережа, сегодня ночью. Долго, упорно и зверски.
Я даже не успел заорать. В дверь раздался мягкий стук.
— Да, — повернулся к двери Виталий.
В кабинет рыжей мышкой проскользнула медсестра с вытаращенными базедовыми глазами под белым крахмалом высокой шапочки с игривым красным крестиком. Она преданно смотрела на Виталия, протягивая зажатый в веснущатой лапке испещренный строчками листок.
— Какого черта, Анна? — неожиданно громко рявкнул Виталий и усы его свирепо встопорщились.
Это результаты анализа, Виталий Григорьич, — прошептала она. — Добрый день.
А это уже относилось ко мне.
Виталий взял у нее бланк и небрежным кивком головы отпустил ее восвояси. На мгновение мне даже показалось, что мышка сделает почтительный книксен, но она просто испарилась, неслышно прикрыв за собой дверь. Виталий бегая глазами по строчкам, сказал мне:
— М-да… Все, как я и ожидал. В крови до этой матери наркоты. Накачали ее примерно десять часов назад, сволочи. Алкоголя — совсем незначительное количество. Я сделаю потом для тебя ксерокопию этого анализа. — Посмотрел на меня. — Ну, что будешь делать?
Думал я недолго:
— Как ты сказал. Я сам все ей объясню. И отвезу твою бумагу. Правильно. Прости за трюизм, но нельзя это всю эту мерзость оставить просто так…без последствий… Спасибо тебе.
— Да ладно, — махнул он рукой. — Ты не волнуйся. По моей части с ней в принципе все в порядке. По крайней мере я надеюсь, что в порядке, я ведь гинеколог все-таки. Но еще какому-нибудь специалисту ты ее покажи немедленно. На всякий случай. Я могу договориться у нас. Но главное сейчас — ее психика. Тут ничего не предскажешь. Может, Женьке позвонить?
— Да, наверное не помешает с ней проконсультироваться. Я сам позвоню, — сказал я.
— А, вот что еще, — сказал Виталий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65