Но об этом – в свой черед.
Летописи и предания не так уж редко упоминают о трагическом падении городов, чьи ворота за щедрую плату или из одной лишь злобы открывает изменник. Как может свершить подобное один человек? Подступы к стенам принято бдительно охранять, и немалая толпа врагов, собравшаяся подле ворот в подозрительном ожидании, наверняка не ускользнет от пристального внимания стражи. Легенды решают эту загадку просто – ворота принято отворять под покровом глухой ночи, которая равно утаивает все – и предательство, и стойкость, и отчаяние. Впрочем, старые истории мало чем могли помочь Луню.
Ночью ворота Оводца хорошо охраняли изнутри. Слишком хорошо.
В сагах и сказаниях одиночка способен повергнуть наземь два-три десятка сильных, вооруженных и нетрусливых противников. Но принцепс Ойле прекрасно знал, что справится не более чем с тремя. Впрочем, это означало лишь одно – нет смысла ждать ночи. И человек, чье имя по праву могло бы претендовать на место среди самых опасных людей своего времени, ради свершения мести собрался открыть ворота Оводца днем.
Варвары обступили город полукольцом. Бой с утра шел где-то у южной стены, там стлался дым пожара, сотворенного летящими поверх стены огненными стрелами. Крыши ближних к стене домов заранее обильно полили водой. Пожар затухал, так и не разгоревшись, так издыхает сказочный трехглавый ящер, встретив противника не по зубам.
В южную стену надсадно бил таран. Внешний ряд камня слегка осыпался, но более серьезных повреждений пока не было. Лучники со стен осыпали штурмующих стрелами, вынуждая варваров у тарана то и дело оттаскивать раненых.
Это можно было увидеть, поднявшись на южную стену, но Лунь спешил не туда. Пространство у западных ворот оставалось почти безлюдным – ни одного штурмующего, пустое поле, покрытое пятнами догоревших ночью костров, забытые и чудом уцелевшие стога, на неприступной стене – редкие стражи.
Лунь поправил складки одежды и проверил, не заметна ли кольчуга. Бронь не могла спасти от топора или меча – устоит металл колец, но кость не выдержит удара. Однако кольчатая рубашка поможет хозяину против стрелы или ножа. Он решился – будь что будет. Стражник у ворот – молодой крепкий парень с добродушным открытым лицом – поклонился и приветливо улыбнулся:
– Здравствуй, командир.
Лунь похолодел, вспомнив – стражник совсем мальчишкой учился у него держать меч.
– Здравствуй… Клещ.
Имя само всплыло в памяти. Парень явно обрадовался знакомому. Он знал, что страже нельзя вести речей ни с кем, но сейчас совершенно забыл об этом, обрадованный возможностью без свидетелей потолковать с бывшим, но все еще уважаемым воеводой.
– Все спокойно?
– Здесь-то спокойно. С южной стороны горит. Как думаешь, воевода, отобьемся?
– Должны отбиться, иначе конец.
– Хотел бы я хоть одним глазком взглянуть, что там творится.
У Луня затеплилась надежда – что, если… Пусть хоть этой крови не будет на его руках.
– Так сходи туда, посмотри. Я покараулю. Парень покачал головой.
– Не могу, клятву дал Ольгерду – стоять здесь до смерти.
Бесполезно, все тщета, подумал принцепс. От судьбы не уйти. Он действительно простоит здесь… до смерти.
– Глянь, что это там? Клещ повернулся.
– Где?
Нож, мгновенно выхваченный из-под плаща, легко вошел в спину. Лунь выдернул лезвие и ткнул раненого под колени. Мальчишка завалился, но, вопреки ожиданиям, жил еще с минуту. Обломанные ногти царапали засохшую грязь. Умирающий сумел повернуть голову, кровь с губ тонкой ниткой стекала в пыль.
– Помоги мне…
«Он не хочет верить, что именно я убил его», – понял Ойле. Парень все не умирал, пытаясь что-то сказать.
– За что…
И тогда Лунь ударил лежащего еще раз – точно в шею.
Утро выдалось слегка туманным, но еще задолго до приближения полудня туман рассеялся, линялая голубизна небес обещала жаркий день. Вокруг утоптанной площадки, на которой обычно происходили поединки, собралось лишь полтора десятка очевидцев – когда через стены летят стрелы, горожанам не до судного поединка. Присутствовал Ольгерд, бледный от сдерживаемого бешенства, вынужденный к участию в деле роковым словом «измена». Хайни, против обыкновения серьезный и молчаливый, рассматривал своего врага. Людвиг, будь он рядом, наверняка нашел бы способ уловить и оформить в слова смутное ощущение, занимавшее наемника. Тайхал был слишком спокоен, а повод для ссоры чересчур уж легковесен. Крепкий череп рубаки хранил в себе изрядное здравомыслие, и как раз сейчас здравомыслие настойчиво шептало Ладеру – дело нечисто. Даже давняя неприязнь альвисов к имперским солдатам не могла объяснить странную вспышку хладнокровного Тайхала.
Хайни перехватил поудобнее пусть самую малость, но все еще волшебный топор и приготовился. Враг стоял напротив, держа точно такое же оружие, но безо всякого налета волшебства. Мрачный Ольгерд безнадежно махнул рукой – «начинайте». Противники сошлись.
Много позже, когда бурные события, пережитые имперским наемником по милости беглого мага фон Фирхофа, станут чем-то вроде предания, Хайни будет охотно рассказывать всем желающим, как он распознал «истину святую» прямо на судном поле.
– Помог святой Регинвальд. Ведь я его тогда узнал, когда шлем с него сбил. У озера Эвельси он без шлема был, на лбу кровь. Вот как только он таким же сделался, так я его и узнал. Потому что с той поры, как я уха через него лишился, знал точно: не последняя у нас встреча…
А пока трещат щиты под ударами топоров, молчат люди и злится, с нетерпением ожидая развязки, Ольгерд.
Лунь с трудом отвалил тяжелый запорный брус, слегка толкнул ворота. Помедлив, поднял откатившийся в сторону шлем мертвого дружинника и покрыл им собственную голову. Оставалось выполнить самое опасное. Ворота открывались вовсе не в чистое поле. За ними был устроен «проход смерти» – стиснутый с двух сторон стенами путь до вторых ворот, которые действительно вели наружу. На стенах по сторонам таких проходов обычно устраивали засаду лучники. Неосторожный враг, разбивший внешние ворота и ворвавшийся в город в запале боя, попадал в тесное пространство тупика, под град смертоносных стрел. Воины джете еще не пытались штурмовать западные ворота. Есть ли лучники в засаде? Возможно.
Лунь сбросил плащ – он теперь лишь мешал, – приоткрыл тяжело заскрипевшие створки и втиснулся в образовавшуюся щель. Сейчас или никогда. Первый шаг дался ему с трудом. Казалось, он не бежит, а бредет в стылой воде, на самом деле принцепс едва ли не в три прыжка достиг вторых ворот.
– Стой! Эй, кто там, что ты делаешь, проклятая душа? Стой!
Лунь, не оглядываясь, не обращая внимания на крики, вцепился в запорный брус. Первая стрела несильно, вскользь зацепила плечо, отскочив от кольчуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Летописи и предания не так уж редко упоминают о трагическом падении городов, чьи ворота за щедрую плату или из одной лишь злобы открывает изменник. Как может свершить подобное один человек? Подступы к стенам принято бдительно охранять, и немалая толпа врагов, собравшаяся подле ворот в подозрительном ожидании, наверняка не ускользнет от пристального внимания стражи. Легенды решают эту загадку просто – ворота принято отворять под покровом глухой ночи, которая равно утаивает все – и предательство, и стойкость, и отчаяние. Впрочем, старые истории мало чем могли помочь Луню.
Ночью ворота Оводца хорошо охраняли изнутри. Слишком хорошо.
В сагах и сказаниях одиночка способен повергнуть наземь два-три десятка сильных, вооруженных и нетрусливых противников. Но принцепс Ойле прекрасно знал, что справится не более чем с тремя. Впрочем, это означало лишь одно – нет смысла ждать ночи. И человек, чье имя по праву могло бы претендовать на место среди самых опасных людей своего времени, ради свершения мести собрался открыть ворота Оводца днем.
Варвары обступили город полукольцом. Бой с утра шел где-то у южной стены, там стлался дым пожара, сотворенного летящими поверх стены огненными стрелами. Крыши ближних к стене домов заранее обильно полили водой. Пожар затухал, так и не разгоревшись, так издыхает сказочный трехглавый ящер, встретив противника не по зубам.
В южную стену надсадно бил таран. Внешний ряд камня слегка осыпался, но более серьезных повреждений пока не было. Лучники со стен осыпали штурмующих стрелами, вынуждая варваров у тарана то и дело оттаскивать раненых.
Это можно было увидеть, поднявшись на южную стену, но Лунь спешил не туда. Пространство у западных ворот оставалось почти безлюдным – ни одного штурмующего, пустое поле, покрытое пятнами догоревших ночью костров, забытые и чудом уцелевшие стога, на неприступной стене – редкие стражи.
Лунь поправил складки одежды и проверил, не заметна ли кольчуга. Бронь не могла спасти от топора или меча – устоит металл колец, но кость не выдержит удара. Однако кольчатая рубашка поможет хозяину против стрелы или ножа. Он решился – будь что будет. Стражник у ворот – молодой крепкий парень с добродушным открытым лицом – поклонился и приветливо улыбнулся:
– Здравствуй, командир.
Лунь похолодел, вспомнив – стражник совсем мальчишкой учился у него держать меч.
– Здравствуй… Клещ.
Имя само всплыло в памяти. Парень явно обрадовался знакомому. Он знал, что страже нельзя вести речей ни с кем, но сейчас совершенно забыл об этом, обрадованный возможностью без свидетелей потолковать с бывшим, но все еще уважаемым воеводой.
– Все спокойно?
– Здесь-то спокойно. С южной стороны горит. Как думаешь, воевода, отобьемся?
– Должны отбиться, иначе конец.
– Хотел бы я хоть одним глазком взглянуть, что там творится.
У Луня затеплилась надежда – что, если… Пусть хоть этой крови не будет на его руках.
– Так сходи туда, посмотри. Я покараулю. Парень покачал головой.
– Не могу, клятву дал Ольгерду – стоять здесь до смерти.
Бесполезно, все тщета, подумал принцепс. От судьбы не уйти. Он действительно простоит здесь… до смерти.
– Глянь, что это там? Клещ повернулся.
– Где?
Нож, мгновенно выхваченный из-под плаща, легко вошел в спину. Лунь выдернул лезвие и ткнул раненого под колени. Мальчишка завалился, но, вопреки ожиданиям, жил еще с минуту. Обломанные ногти царапали засохшую грязь. Умирающий сумел повернуть голову, кровь с губ тонкой ниткой стекала в пыль.
– Помоги мне…
«Он не хочет верить, что именно я убил его», – понял Ойле. Парень все не умирал, пытаясь что-то сказать.
– За что…
И тогда Лунь ударил лежащего еще раз – точно в шею.
Утро выдалось слегка туманным, но еще задолго до приближения полудня туман рассеялся, линялая голубизна небес обещала жаркий день. Вокруг утоптанной площадки, на которой обычно происходили поединки, собралось лишь полтора десятка очевидцев – когда через стены летят стрелы, горожанам не до судного поединка. Присутствовал Ольгерд, бледный от сдерживаемого бешенства, вынужденный к участию в деле роковым словом «измена». Хайни, против обыкновения серьезный и молчаливый, рассматривал своего врага. Людвиг, будь он рядом, наверняка нашел бы способ уловить и оформить в слова смутное ощущение, занимавшее наемника. Тайхал был слишком спокоен, а повод для ссоры чересчур уж легковесен. Крепкий череп рубаки хранил в себе изрядное здравомыслие, и как раз сейчас здравомыслие настойчиво шептало Ладеру – дело нечисто. Даже давняя неприязнь альвисов к имперским солдатам не могла объяснить странную вспышку хладнокровного Тайхала.
Хайни перехватил поудобнее пусть самую малость, но все еще волшебный топор и приготовился. Враг стоял напротив, держа точно такое же оружие, но безо всякого налета волшебства. Мрачный Ольгерд безнадежно махнул рукой – «начинайте». Противники сошлись.
Много позже, когда бурные события, пережитые имперским наемником по милости беглого мага фон Фирхофа, станут чем-то вроде предания, Хайни будет охотно рассказывать всем желающим, как он распознал «истину святую» прямо на судном поле.
– Помог святой Регинвальд. Ведь я его тогда узнал, когда шлем с него сбил. У озера Эвельси он без шлема был, на лбу кровь. Вот как только он таким же сделался, так я его и узнал. Потому что с той поры, как я уха через него лишился, знал точно: не последняя у нас встреча…
А пока трещат щиты под ударами топоров, молчат люди и злится, с нетерпением ожидая развязки, Ольгерд.
Лунь с трудом отвалил тяжелый запорный брус, слегка толкнул ворота. Помедлив, поднял откатившийся в сторону шлем мертвого дружинника и покрыл им собственную голову. Оставалось выполнить самое опасное. Ворота открывались вовсе не в чистое поле. За ними был устроен «проход смерти» – стиснутый с двух сторон стенами путь до вторых ворот, которые действительно вели наружу. На стенах по сторонам таких проходов обычно устраивали засаду лучники. Неосторожный враг, разбивший внешние ворота и ворвавшийся в город в запале боя, попадал в тесное пространство тупика, под град смертоносных стрел. Воины джете еще не пытались штурмовать западные ворота. Есть ли лучники в засаде? Возможно.
Лунь сбросил плащ – он теперь лишь мешал, – приоткрыл тяжело заскрипевшие створки и втиснулся в образовавшуюся щель. Сейчас или никогда. Первый шаг дался ему с трудом. Казалось, он не бежит, а бредет в стылой воде, на самом деле принцепс едва ли не в три прыжка достиг вторых ворот.
– Стой! Эй, кто там, что ты делаешь, проклятая душа? Стой!
Лунь, не оглядываясь, не обращая внимания на крики, вцепился в запорный брус. Первая стрела несильно, вскользь зацепила плечо, отскочив от кольчуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106