Приходилось держать свои открытия в памяти. До сих пор Алиеноре не приходилось запоминать ничего сложнее молитв, а вершиной ее успехов в картографии явился сложный узор для вышивания. Однако за два месяца блужданий по пещерам, после которых она едва находила дорогу «домой», общее устройство Грота стало для Норы более-менее понятным. Коридоров было всего шесть, а не десятки, как показалось вначале. Три коридора, немного изгибаясь то вправо, то влево, шли почти параллельно друг другу, расширяясь и сужаясь, смотря по податливости камня. Еще три подобных коридора, по прихоти воды и тверди пролегших тоже параллельно, пересекали первые три под углом. Все вместе образовывало нечто наподобие косой решетки, в которой «прутьями» были ходы, а просветами между ними – скала, слагавшая стены пещер. В стенах было устроено множество комнат, высеченных, по-видимому, отчасти водой, отчасти человеческими руками. Комнаты сообщались с коридорами «дверями» – занавешенными тряпками проемами неправильной формы и служили жилищем обитателям пещер. Для удобства ориентирования на перекрестках стены украшали грубо выбитые в известняке знаки. Факел для левого коридора, меч для среднего и трезубец для правого. То, что «левых», «правых» и «средних» коридоров получалось ровно по два, так запутало Нору, что она с трудом могла пользоваться полученным знанием.
Однако открытие вдохновило девушку. За нею не следят. Где-то должен призывно светиться выход наружу. Достаточно дождаться «ночи», то есть времени, когда альвисы спят, и ускользнуть от стражи, наверняка бдительно стерегущей проход. Однако следующее открытие стало менее приятным. Выхода не было. Косая решетка коридоров оказалась только одним из ярусов пещеры, причем отнюдь не верхним.
В Церене имелись шахты – в том числе серебряные рудники, но дочери знати, разумеется, никогда не бывали там, иначе Нора сразу бы поняла, что она обнаружила. Это был подъемник – вертикальная шахта и клеть на канатах. Клеть спускали сверху, и где-то там, наверху, мерцал светом дня желанный выход. От клети Нору грубо прогнали.
Пришлось возвращаться обратно. Она, тихо поплакав в бессильной ярости, отказалась пока от мысли найти выход на поверхность немедленно, пока не поймет нравов и обычаев альвисов и не придумает, как ей обойти угрюмых стражей. В этом непростом деле мог пригодиться ничем не занятый однорукий Такхай. Нора скрепя сердце примирилась и с чудовищными манерами старика.
. Такхай, грузный, морщинистый, с неподвижным совиным взглядом, был в прошлом отважным воином. После того, как не смог держать меч в руках, стал тем, кем был сейчас – старым израненным озлобившимся пьяницей. Он немного знал имперский язык и любил рассказывать о своих подвигах, однако из-за чудовищного выговора его было трудно понять. Тем не менее он охотно рассказывал все, что знал о своем мире, ничуть не беспокоясь, что это может оказаться на руку пленнице. Похоже, он просто искренне презирал Нору, считая ее чем-то вроде домашнего животного. «Пещеры? Ну да, это Грот. Здесь живут единокровники, это место безопасности, где хорошо прятаться и спокойно жить». «Выше – там тоже пещеры». «Ниже? Там еще два яруса, а еще дальше, в самых глубоких пустотах земли, куда нет хода, обитают души погибших с оружием в руках. Души защищают потомков от злобных демонов мира преисподней».
При этих словах старика Норе стало холодно. Она была набожна, но совершенно забыла, что ниже, чем на шесть локтей в глубину, в земле лежат владения князя тьмы. Значит, как раз в аду она и находится. А где-то там, еще ниже, есть настоящие демоны. Святой Регинвальд, спаси и сохрани! Помоги вырваться отсюда, и она до конца жизни будет возносить благодарственные молитвы, а отца упросит построить новую часовню во славу святого покровителя.
Однако как ни надейся на святых, а помогают они только тому, кто сам себе помогает. И Нора опять приставала с расспросами к Такхаю. «Еда? Да ты смеешься, дрянь, ты не ела сегодня, что ли? Еду берут в реке или на поверхности». Впрочем, девушка и так уже поняла достаточно.
Где-то там, на нижнем ярусе, протекала подземная река, кажется, ее перегораживали сети, в которые попадало все, что приносила вода, более-менее съедобное тут же шло в пищу. Добывать еду приходилось и на поверхности—в отчаянных стычках или коротких, бескровных грабежах – как придется. Под землей почти не было съестного. Любимая такса Норы, Мышка, внезапно бесследно исчезла, вызвав первые подозрения. В пещерах поедали все – слепых уродливых рыб из подземной реки, отобранный у имперских вилланов ячмень, подбитых из арбалета на поверхности птиц, убитых крестьянских коров и, к ужасу Норы, – пойманных крыс. Все это готовилось так, что распознать ингредиенты было нелегко, но Алиенора сама видела, как после приготовления Такхаем очередной трапезы маленькая Даура выбросила длинные голые хвосты.
Нору немедленно стошнило, к великому удивлению Тиви и Дауры. Она попробовала отказываться от такой еды, но голод очень скоро сделался нестерпимым, а определить, попали ли в очередную порцию еды свежие крысы, все равно не представлялось возможным. Баронесса утешила себя мыслью, что по преданию один из ее прославленных предков, Иоганн фон Виттенштайн, победил врагов, державших фамильный замок в голодной осаде, тем, что приказал солдатам без стеснения ловить многочисленных крыс и мышей, расплодившихся в подвалах бурга. Раз предок смог, сможет и она, Нора. Впрочем, кое-что из еды альвисов Алиенора взяла бы в рот разве что под страхом смерти – отвратительное пойло, столь любимое старым негодяем.
Несколько смягчившийся Такхай вдохновенно врал, рассказывая, что когда-то единокровники имели обширные поля, на луговых хребтах гор паслись бесчисленные стада вкусных животных. Эти времена давно прошли. Теперь война с жителями городов сделалась основой жизни альвисов, способом получить недостающее, местью. Первопричину долгой войны не помнил никто. Хотя, пожалуй, для войны и одного отступничества достаточно.
«Что такое отступничество? Ха! Да ты сама отступница – зачем спрашиваешь? Вы, верхние, живете в беззаконии, не зная почтения, отринув долг и веру», – заявил он озадаченной девушке.
Старый альвис понемногу отхлебывал из глиняного кувшина. Горевший костер отбрасывал на стены Грота причудливые блики, похожие на силуэты пляшущих женщин. Такхай сидел у очага, надувшись любимым напитком и чувством превосходства над ничтожной слушательницей.
Хех. Старший сын – беспутный малый. Вернулся из вылазки, в которой полегли иные единокровники, приволок с собой вместо ценной добычи отступницу. Отступницу! Пьяный Такхай зашелся мелким, дробным, почти неслышным хохотом, но желтые совиные глаза его были холодны и неподвижны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106