– Песню! Песню! – горланили неуемные гуляки. Кто-то затянул хрипло, но сильно, не подыгрывая себе ни на чем. Хор голосов немедленно подхватил лихой припев.
В самом углу кабака, там, где сходятся стены, сложенные из целых древесных стволов, за столом притулились двое. Чернобородый орлиноносый здоровяк, в рясе, подпоясанной веревкой, и чужеземец с холодными светлыми глазами. Двое, не обращая внимания на шум, гам и нестройное пение, беседовали на языке священных книг.
– …чужеземец ты! И нет в тебе понимания…
– Sapienti sat . Отчего же, отец Репей? Я человек. Человек всегда поймет человека…
– А я отверзну уста свои, и среди поношения узришь ты истину святую, кою предки наши кровию написали для потомков своих, сирых и бессильных! Нельзя договориться с драконом, ибо имя его – Враг, и не делить он пришел в дом твой, но пожрать все без остатка! И видеть желает мужей наших в грязи и рубище, с колодкой раба на шее, а жен и дев в бессилии и доступности чреслам его!
Здоровяк ударил по крышке стола кулаком.
– Но кто эти люди, достопочтенный отец? Что стронуло их с насиженных мест?
– Не знаю и знать не хочу. Не для мирной беседы идет супостат, но поставить ногу свою на выю склоненную. И речи его едины от века: я хозяин, а ты раб!
Собеседники опрокинули кубки, помолчали. Потом светлоглазый чужеземец осторожно поинтересовался:
– Есть ли далее, на восток, караванные пути? Быть может, оттуда возвращались ученые мужи-путешественники или предприимчивые купцы?
– Ты остер умом, чадо Лудовик, хоть и чужой нам. Были караваны, были и странники. Но пустошь – место пустое. Как уносит ветром клок сухой травы, так и народы степные проходят от восхода на закат, чтобы опять вернуться с восхода. А те или не те – кто их знает?
– Значит, не те?
– Не те. Эти – особенные, племя адово, народ бездны.
– Дикие племена во многом подобны приливу моря, мой друг. Это стихийное явление. Вы образованный человек, отец Репей, и знаете, сколько сгинуло от нашествий молодых народов просвещенных государств. Их владыки не могли использовать преимущества мысли и искусств против обычных дикарей. Вы не задумывались почему?
Орлиноносый нахмурился.
– Что проку в пустозвонных книжниках, когда потребна рука, держащая меч! Разнежась в прекрасных палатах, забывают, как стоять в бранном строю.
– Это верно. Однако в книгах можно встретить множество полезных сведений. О способах ведения войны и политики, о лечении ран и болезней, о тактике, строительстве и укреплении крепостей и даже о магии, пригодной для обороны оных.
Отец Репей насупился.
– Отчасти ты прав, чадо, есть некоторый прок и в книгах. Но волшебство и волхование запретны.
– Черная магия, творимая по собственной воле, однако в согласии с волей дьявольской, запретна и в нашей Церенской Империи. Однако бывает белая магия, дарованная Всевышним.
– Не желаю знать никакой такой белой магии, кроме молитвы.
Людвиг сменил тему разговора, опасаясь рассердить собеседника.
– Я слышал, в вашем городе можно приобрести редкие книги?
– У нас тут всего много.
– Вы не слышали о такой – «История Hortus Alvis», сочинение Адальберта Хрониста? Тоже в некотором роде посвящена способам ведения войны. Мне удалось приобрести экземпляр на родине, но он оказался испорченным. Не хватает части страниц.
– Не знаю. Не видел такой.
Собеседник Людвига погрустнел и задумался.
Шумная ватага в противоположном углу кабака заволновалась, раздались крики и брань. Кто-то расталкивал гуляк, без особого стеснения наступая на ноги, чем и вызвал всеобщее неодобрение.
– Это я, сударь!
Отец Репей грозно нахмурился, рассматривая жуликоватую физиономию пришельца.
– Не подобает князю нашему в годину опасную и лихую брать на службу встречных и поперечных, у коих нет ни корня, ни рода, ни честного имени…
Хайни Ладер, не понимая ни слова, тем не менее уловил общий неодобрительный смысл сказанного. Однако широкое веснушчатое лицо оставалось веселым. Наемник не отличался щепетильностью.
– Как дела, Хайни?
– Надо поговорить.
– Говори. Не смущайся. Тут не понимают нашего языка.
– Службу я нашел. Но прогонят меня в два счета, если я не выдержу испытания.
– Что такое?
– Оружейное испытание. На ловкость.
– Так в чем дело, дружище? Уж ловкости тебе не занимать. Оружие твое дело, а не мое.
– Было бы у них наше оружие, меч честный, а то варварское – топоры и шестоперы. Как хотите, господин Людвиг, но мне топор так, как могут это делать варвары, не метнуть. Топоры подобают неотесанным мужланам, а я солдат и всегда сражался мечом.
– Любопытно, друг мой, а чего же ты хочешь от меня?
– Как чего? Вы кто? Колдун и еретик, сударь. Так почему бы вам не пустить в ход какое-нибудь колдовство, раз такое дело. А то до сих пор толку с вашей ереси было чуть, одни труды и беспокойство…
Разговор явно требовал продолжения в ином месте. Людвиг поднялся, запахнул плащ и двинулся к выходу, следом побрел озабоченный наемник. Выход загородила шатающаяся фигура – кто-то из гуляк выразил накипевшее кратко, зато от души:
– Бей заморских бесов!
Ухо Людвига моментально распухло от удара. Хайни, рванувшемуся на выручку, ловко подставили подножку.
– Не упускай их, Волдырь!
– Заходи сзади, Омут!
На пол, на черепки разлетевшейся вдребезги посуды, повалились дерущиеся тела. Никто не вытащил меча или ножа – зато кулакам дали полную волю, отводя душу, сжигая тоску в угаре драки. Гикание и уханье буянов сотрясало бревенчатые стены. Щуплый, словно бы мертвецки пьяный мужичонка, проведший большую часть вечера под лавкой, поблизости от дерзко судившего о княжеских делах монаха, покинул свое убежище и заторопился на улицу. Оказалось, преждевременно заторопился.
– Бей доносителя! – заорал догадливый Волдырь. Что и было немедленно исполнено. Чуть приутихшая потасовка разгорелась с новой силой. Причитала хозяйка, спешили на помощь ее дюжие сыновья. Только отец Репей крепко засел в своем углу, казалось, позабыв про все на свете, не обращая внимания на бесчинство, погруженный в свои печали.
Кабацкий шум и гам нимало не смущал одинокого прохожего, задумчиво бредущего в темноте. Путь этого человека пролег извилистой цепочкой следов, от стеньг белого камня, окружавшей город Оводец, мимо стройных каменных хором и двукупольных храмов, по деревянным настилам, мимо спящих приземистых бревенчатых домов. Трещали цикады в лопухах и крапиве, легко подалась дверь под толкнувшей ее рукой – в этом городе не запирали дверей. Человек, пригнувшись, шагнул за порог. Дом встретил его пустотой, сумеречной прохладой и тишиной. Человек опустился на лавку и долго сидел, подперев голову руками. Из задумчивости его вывело мурлыканье кошки, теревшейся о край длинной одежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106