Он не мог видеть немцев босыми зимой, он не мог видеть подлинный человеческий голод. Он все это мог увидеть совсем недалеко — в России, положившей гигантские жертвы на общее дело. (Он мог увидеть это в часе полета, в пограничном Бресте, как видел их автор этой книги кровавые следы босых женских ног, оставленные на льду подмороженной улицы, ночь напролет за куском хлеба).
Американская дипломатия заранее была полна решимости не повторять Версальскую конференцию. На этот раз все будет так, как того захочет Вашингтон и никаких многомесячных интриг. Этот период европейской истории уже в прошлом. На протяжении июня 1945 г. руководство Соединенных Штатов определенно пришло к заключению, что главные мировые решения будут приняты американской стороной. У американских руководителей еще были некоторые иллюзии относительно роли Организации Объединенных наций — но это только в том случае, если два наиболее важных союзника — Британия и Россия будут действовать согласно и солидарно. Именно поэтому делегация Соединенных Штатов прибыла в Потсдам со значительной долей уверенности в том, что периодические встречи Совета министров иностранных дел сумеют выстроиться солидарно с американскими пожеланиями.
Сталин нигде не был виден, и ввиду его опоздания, конференция была отложена на один день. И только в полдень 17 июля, когда президент Трумэн оторвал гллову от письменного стола, он увидел стоящего в дверях Сталина. За ним был Молотов и переводчик Павлов. Сталин прибыл этой ночью поездом. «Я встал и поприветствовал его», — пишет Трумэн в дневнике. Болен подумал о том, как состарился генераллисимус. Они сели на два массивных кресла. Рядом — Бирнс, Молотов, Болен и Павлов. Трумэн сказал, что надеется встретить в Сталине друга. Он привык говорить «да» или «нет», а не путаться между этими понятиями. Сталин расслабился только после этих слов. Он сказал, что «как условлено в Ялте», Советская армия начнет операции на Дальнем Востоке. Президент пригласил Генерального секретаря на ланч. Дневник Трумэна: «Мне нравится этот человек и я чувствую себя уверенным, что мы достигнем согласия, удовлетворительного для нас и всего мира». Трумэн нашел его вежливым, добродушным, деловитым. Он записал в дневник тем вечером: «Он будет участвовать в войне с японцами 15 августа. Когда это случится, то будет означать конец японцам… Я могу сотрудничать со Сталиным». Президент не питал к русским сантиментов. Проговорив с ним два часа, премьер-министр вышел со словами: «Я могу с ним работать».
Подобным же образом был благосклонен Чарльз Болен: «В Тегеране, в Потсдаме на протяжении десяти дней, когда я видел его с Гопкинсом, Сталин являл собой пример для поведения. Он был спокойным, хорошим слушателем, всегда мягким в своих манерах и в изложении своих мыслей. Не было ни признака грубой и брутальной натуры за этой маской».
Неподалеку от Черчилля в Потсдаме расположился президент Трумэн, и к нему Черчилль отправился на второй день. Черчилль в мемуарах: «Трумэн произвел на меня впечатление веселой, точной, блестящей манерой разговора и очевидной силой в принятии решений». Накануне конференции западные союзники, как свидетельствует английский дипломат, «обсуждали один лишь вопрос: является ли Россия миролюбивой и желает ли она присоединиться к западному клубу — но испытывает при этом опасения, или ее целью является мировое доминирование, и она будет стремиться обойти нас в области дипломатии». В условиях неопределенности естественным образом начал преобладать вывод: рациональнее предполагать худшее.
После Черчилля Трумэн отправился к Сталину и попал на второй завтрак, который у русских в подобной ситуации не обходится без тостов. Сталин рассказал Трумэну о японском мирном зондаже. (Болен вспоминает, что это произвело очень положительное впечатление на Трумэна. Президента очень порадовало то, что русский лидер предпочитает водке белое вино. Генералиссимус просто обязан посетить Соединенные Штаты. «Я пришлю за вами линкор „Миссури“.
Сталин «сказал, что хотел бы сотрудничать с Соединенными Штатами в мирное время так, как это было во время военное. Это может оказаться сложнее. Россию в огромной степени не понимают в Соединенных Штатах, а Трумэна не понимают в России. Я сказал ему, что каждый из нас должен исправить положение в своих странах». Сталин весьма горько сказал: «Мы не можем просто игнорировать результаты этой войны».
Открытие конференции
Итак, дворец «Цецилиенгоф», первая пленарная сессия конференции, названной «Терминал». Конференция проходила в построенном в псевдотюдоровском стиле двухэтажном особняке, похожен на большой загородный английский дом, еще недавно служившим военным госпиталем сначала для немцев, а затем для советских войск. Пятнадцать кресел окружали круглый стол, три из них были несколько выше других — Трумэн, Сталин, Черчилль. Двое последних были в военной форме, Трумэн — в сером фланелевом костюме. Сталин был всегда с папкой, Черчилль курил огромную сигару.
Сталин выступил первым и предложил в качестве председателя президента Трумэна. Трумэн поблагодарил. В Потсдаме перед дипломатией Белого дома, близкой теперь к обладанию атомным оружием, стояли два важных вопроса: будущее поверженной Германии и война против сопротивляющейся Японии. От согласования первого вопроса во многом зависела судьба всей Западной Европы, которую Соединенные Штаты решили сделать зоной своей опеки. От решения второго вопроса зависела диспозиция сил в Азии.
Трумэну идея конференции лично нравилась не очень. Его волновал процесс создания атомного оружия, того, что обозначалось в секретных документах как S-1. Его военный министр Стимсон непосредственно отвечал за совмещение американского атомного оружия и союзной дипломатии. Находясь в определенном смятении, он приготовил для президента меморандум «Размышления о базовых проблемах, которые стоят перед нами». В этих размышлениях содержалась идея уговорить Сталина смягчить свой режим и, в частности, ввести гражданские свободы. Главный пункт Трумэн озвучил в первом же выступлении: «Со времени окончания Ялтинской конференции обязательства, взятые на себя участниками, не были выполнены».
Умудренным участникам конференции была видна неопытность американского президента. Даже почтительный Черчилль сказал, что слишком быстро обращается к слишком сложным вопросам. Черчилль: «Теплота и неизгладимые впечатления, оставленные Рузвельтом, будут пренесены на человека, взявшего на себя инициативу в этот исторический момент. Чем больше они вторгнутся в проблемы мира, тем прочнее должен быть их союз». Сталин полностью поддержал британского премьера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237
Американская дипломатия заранее была полна решимости не повторять Версальскую конференцию. На этот раз все будет так, как того захочет Вашингтон и никаких многомесячных интриг. Этот период европейской истории уже в прошлом. На протяжении июня 1945 г. руководство Соединенных Штатов определенно пришло к заключению, что главные мировые решения будут приняты американской стороной. У американских руководителей еще были некоторые иллюзии относительно роли Организации Объединенных наций — но это только в том случае, если два наиболее важных союзника — Британия и Россия будут действовать согласно и солидарно. Именно поэтому делегация Соединенных Штатов прибыла в Потсдам со значительной долей уверенности в том, что периодические встречи Совета министров иностранных дел сумеют выстроиться солидарно с американскими пожеланиями.
Сталин нигде не был виден, и ввиду его опоздания, конференция была отложена на один день. И только в полдень 17 июля, когда президент Трумэн оторвал гллову от письменного стола, он увидел стоящего в дверях Сталина. За ним был Молотов и переводчик Павлов. Сталин прибыл этой ночью поездом. «Я встал и поприветствовал его», — пишет Трумэн в дневнике. Болен подумал о том, как состарился генераллисимус. Они сели на два массивных кресла. Рядом — Бирнс, Молотов, Болен и Павлов. Трумэн сказал, что надеется встретить в Сталине друга. Он привык говорить «да» или «нет», а не путаться между этими понятиями. Сталин расслабился только после этих слов. Он сказал, что «как условлено в Ялте», Советская армия начнет операции на Дальнем Востоке. Президент пригласил Генерального секретаря на ланч. Дневник Трумэна: «Мне нравится этот человек и я чувствую себя уверенным, что мы достигнем согласия, удовлетворительного для нас и всего мира». Трумэн нашел его вежливым, добродушным, деловитым. Он записал в дневник тем вечером: «Он будет участвовать в войне с японцами 15 августа. Когда это случится, то будет означать конец японцам… Я могу сотрудничать со Сталиным». Президент не питал к русским сантиментов. Проговорив с ним два часа, премьер-министр вышел со словами: «Я могу с ним работать».
Подобным же образом был благосклонен Чарльз Болен: «В Тегеране, в Потсдаме на протяжении десяти дней, когда я видел его с Гопкинсом, Сталин являл собой пример для поведения. Он был спокойным, хорошим слушателем, всегда мягким в своих манерах и в изложении своих мыслей. Не было ни признака грубой и брутальной натуры за этой маской».
Неподалеку от Черчилля в Потсдаме расположился президент Трумэн, и к нему Черчилль отправился на второй день. Черчилль в мемуарах: «Трумэн произвел на меня впечатление веселой, точной, блестящей манерой разговора и очевидной силой в принятии решений». Накануне конференции западные союзники, как свидетельствует английский дипломат, «обсуждали один лишь вопрос: является ли Россия миролюбивой и желает ли она присоединиться к западному клубу — но испытывает при этом опасения, или ее целью является мировое доминирование, и она будет стремиться обойти нас в области дипломатии». В условиях неопределенности естественным образом начал преобладать вывод: рациональнее предполагать худшее.
После Черчилля Трумэн отправился к Сталину и попал на второй завтрак, который у русских в подобной ситуации не обходится без тостов. Сталин рассказал Трумэну о японском мирном зондаже. (Болен вспоминает, что это произвело очень положительное впечатление на Трумэна. Президента очень порадовало то, что русский лидер предпочитает водке белое вино. Генералиссимус просто обязан посетить Соединенные Штаты. «Я пришлю за вами линкор „Миссури“.
Сталин «сказал, что хотел бы сотрудничать с Соединенными Штатами в мирное время так, как это было во время военное. Это может оказаться сложнее. Россию в огромной степени не понимают в Соединенных Штатах, а Трумэна не понимают в России. Я сказал ему, что каждый из нас должен исправить положение в своих странах». Сталин весьма горько сказал: «Мы не можем просто игнорировать результаты этой войны».
Открытие конференции
Итак, дворец «Цецилиенгоф», первая пленарная сессия конференции, названной «Терминал». Конференция проходила в построенном в псевдотюдоровском стиле двухэтажном особняке, похожен на большой загородный английский дом, еще недавно служившим военным госпиталем сначала для немцев, а затем для советских войск. Пятнадцать кресел окружали круглый стол, три из них были несколько выше других — Трумэн, Сталин, Черчилль. Двое последних были в военной форме, Трумэн — в сером фланелевом костюме. Сталин был всегда с папкой, Черчилль курил огромную сигару.
Сталин выступил первым и предложил в качестве председателя президента Трумэна. Трумэн поблагодарил. В Потсдаме перед дипломатией Белого дома, близкой теперь к обладанию атомным оружием, стояли два важных вопроса: будущее поверженной Германии и война против сопротивляющейся Японии. От согласования первого вопроса во многом зависела судьба всей Западной Европы, которую Соединенные Штаты решили сделать зоной своей опеки. От решения второго вопроса зависела диспозиция сил в Азии.
Трумэну идея конференции лично нравилась не очень. Его волновал процесс создания атомного оружия, того, что обозначалось в секретных документах как S-1. Его военный министр Стимсон непосредственно отвечал за совмещение американского атомного оружия и союзной дипломатии. Находясь в определенном смятении, он приготовил для президента меморандум «Размышления о базовых проблемах, которые стоят перед нами». В этих размышлениях содержалась идея уговорить Сталина смягчить свой режим и, в частности, ввести гражданские свободы. Главный пункт Трумэн озвучил в первом же выступлении: «Со времени окончания Ялтинской конференции обязательства, взятые на себя участниками, не были выполнены».
Умудренным участникам конференции была видна неопытность американского президента. Даже почтительный Черчилль сказал, что слишком быстро обращается к слишком сложным вопросам. Черчилль: «Теплота и неизгладимые впечатления, оставленные Рузвельтом, будут пренесены на человека, взявшего на себя инициативу в этот исторический момент. Чем больше они вторгнутся в проблемы мира, тем прочнее должен быть их союз». Сталин полностью поддержал британского премьера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237