Наверху слышны были звуки борьбы и хриплый, сердитый голос. Когда я стал подниматься по ступеням, снова раздался тот же женский крик, полный смертельного ужаса. На верху лестницы находился длинный коридор, по которому с обеих сторон было много дверей, ведущих в комнаты. Одна из них была открыта, к ней я и побежал изо всех сил.
Войдя в комнату, я увидел женщину лет 35; два человека старались вырвать у нее кожаный мешочек. Раньше чем я успел крикнуть на них, высокий, тонкий, гнусной наружности малый, по-видимому уставший от борьбы, вытащил свой меч и без предупреждения вонзил его в ее тело. Она упала на пол без единого звука. Второй, громадный негодяй, очень жирный, с черной повязкой на глазу, отступил назад и с презрением посмотрел на своего товарища. Он хотел что-то сказать, но я прервал его своим криком.
Услышав мой крик, они схватились за шпаги и пошли мне навстречу. Жирный двигался с удивительной для своей громадной фигуры быстротой, но мне не стоило больших усилий расправиться с ними. При первом ударе я попал в руку высокого: он выронил оружие и выбежал из комнаты; а после трех ударов я обезоружил его товарища, хотя он недурно фехтовал. Когда я подался назад, чтобы нанести последний удар, он повернулся и выбежал к дверям за первым. Я не преследовал их, а пошел к раненой женщине, но мне уж там нечего было делать — она еле дышала и не могла говорить; когда я подошел, она протянула мне кожаный мешочек и посмотрела на меня умоляющим взглядом прекрасных глаз. Я не сомневался, что это была хозяйка дома в очень красивой и богатой одежде, которая была разорвана на руках и плече. Положив данный мне мешочек в дублет, я отнес ее, уже мертвую, на резную деревянную кровать, стоявшую в одном из углов комнаты, и отправился в свою часть.
Ночью, уединившись, я высыпал содержимое мешочка на стол, и к моему изумлению там оказалось большое количество всевозможных драгоценных камней: брильянты, рубины, изумруды и другие, менее ценные, разной величины и формы. Я решил, что они представляют громадный капитал, в чем ты убедишься сам, так как они остались в таком же виде. Всю ночь я думал, что мне делать с этим сказочным богатством, неожиданно попавшим ко мне; другие, не задумываясь, воспользовались бы этим, но Брео всегда получали свои выгоды только в честной борьбе, а это попало ко мне случайно и, очевидно, принадлежало роду тех покойников, которые теперь лежали в замке. Преувеличенное понятие о чести, скажешь ты? Но такое понятие и отличает честного человека от негодяя.
На следующее утро, взяв с собой людей, я похоронил семью Беннони в тени мрачной рощицы, прилегающей к дому. Затем я стал наводить справки, не осталось ли у них каких-либо родственников, но жители города были враждебны и не сказали бы, даже если бы и знали. Я обыскал весь город, но убийц не отыскал: они исчезли, как будто земля их проглотила, хотя имею основание думать, что они живы до сих пор.
В течение нескольких лет, во время Итальянской кампании, я разыскивал наследников Беннони, но безуспешно, пока, наконец, недавно я не получил письмо от их секретаря, который одновременно был и наставником юноши. Он сообщил мне всю историю своих господ и заключил письмо тем, что эта семья была полностью истреблена во время войн последних сорока лет. Таким образом, я решил, что эти сокровища могут так же принадлежать мне, как и кому-либо другому, и стал думать, как бы получше использовать их.
Два раза за время моего владения этими сокровищами я подвергался предательскому нападению: один раз — во время охоты с адмиралом де Колиньи, когда стрела, пущенная сзади из самострела, задела только мой дублет, и второй раз на улице Парижа, когда на меня напали двое бродяг, и я избежал смерти только благодаря быстроте моего глаза и силе руки. К несчастью, я убил обоих, так что не было возможности узнать, кто руководил ими. Вчера я долго был у Великого Камня Брео, который, как ты знаешь, по преданию служил алтарем у какого-то древнего народа; а сегодня я заметил, что земля на большом расстоянии вокруг него разрыта и видны следы двух человек, одного, очевидно, тяжеловесного. Как видно, те два негодяя еще не отказались от розысков.
А теперь, мой дорогой сын, я должен тебе сказать, к каким выводам я пришел. Я часто замечал, что неограниченное богатство в молодости ведет к распущенной жизни и лени в возмужалом возрасте; оно не ведет ни к чести, ни к славе, ни к дальнейшему увеличению богатства; между тем как бедный, единственное состояние которого составляет только его шпага, если только в его жилах течет хорошая кровь, будет сам добиваться славы, богатства и всяческих успехов. Как тебе известно, я посвятил последние три года твоему воспитанию и надеюсь, что сделал из тебя скромного, способного юношу. Ты обладаешь сильным телом, прекрасно владеешь шпагой, и я решил скрыть от тебя, что ты будешь обладать таким большим состоянием, и предоставил тебе возможность развивать свои таланты в трудных условиях жизни, пока тебе не исполнится 25 лет, когда ты будешь иметь достаточно опыта, чтобы благоразумно распоряжаться своим богатством.
Некоторое время тому назад я рекомендовал тебе разыскать Мартина Белькастеля, моего старого друга, и научиться у него, чему только сумеешь, так как он в высшей степени честный и храбрый человек. Если ты не сделал этого до получения моего письма, то я еще раз советую тебе постараться сделать его своим другом. Обращайся к нему, если тебе нужен будет человек спокойный и опытный. Дели с ним все. что ты имеешь.
Еще одну вещь я возлагаю на тебя, мой милый Блэз. Если один из сыновей графа Марселя де Флага (не Этьена, а его кузена) захочет драться с тобой, то прошу тебя принять его вызов ради меня. Мы с ним поспорили и решили драться, но он заболел жестокой лихорадкой и за день до нашего поединка умер. Как видишь, мы обязаны дать им возможность восстановить их честь.
Мы, Брео, с самого начала собирали рубцы, удары и прославились этим больше, чем богатством: поместья же наши с каждым поколением все уменьшались. Надеюсь, что ты используешь сокровища Беннони, чтобы возвратить Брео прежнее благополучие. Но это ты сам решай.
Драгоценности Беннони ты найдешь в шлеме Жана де Брео, который висит на дверях оружейной».
Тут-то я вспомнил странные жесты моего отца, когда я его застал ночью у дверей оружейной за несколько дней до смерти. Какой я был олух тогда, что не обратил на это внимания! Я стал читать последние строки:
«Это была тяжелая работа для руки, привыкшей больше к шпаге, чем к перу, и боюсь, что я на ней слишком долго задержался. Итак, прощай. Умирая, я сожалею только об одном — что расстаюсь со своим горячо любимым сыном.
Твой отец Жервэ де Брео».
Когда я прочел эти изумительные слова, меня охватила печаль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Войдя в комнату, я увидел женщину лет 35; два человека старались вырвать у нее кожаный мешочек. Раньше чем я успел крикнуть на них, высокий, тонкий, гнусной наружности малый, по-видимому уставший от борьбы, вытащил свой меч и без предупреждения вонзил его в ее тело. Она упала на пол без единого звука. Второй, громадный негодяй, очень жирный, с черной повязкой на глазу, отступил назад и с презрением посмотрел на своего товарища. Он хотел что-то сказать, но я прервал его своим криком.
Услышав мой крик, они схватились за шпаги и пошли мне навстречу. Жирный двигался с удивительной для своей громадной фигуры быстротой, но мне не стоило больших усилий расправиться с ними. При первом ударе я попал в руку высокого: он выронил оружие и выбежал из комнаты; а после трех ударов я обезоружил его товарища, хотя он недурно фехтовал. Когда я подался назад, чтобы нанести последний удар, он повернулся и выбежал к дверям за первым. Я не преследовал их, а пошел к раненой женщине, но мне уж там нечего было делать — она еле дышала и не могла говорить; когда я подошел, она протянула мне кожаный мешочек и посмотрела на меня умоляющим взглядом прекрасных глаз. Я не сомневался, что это была хозяйка дома в очень красивой и богатой одежде, которая была разорвана на руках и плече. Положив данный мне мешочек в дублет, я отнес ее, уже мертвую, на резную деревянную кровать, стоявшую в одном из углов комнаты, и отправился в свою часть.
Ночью, уединившись, я высыпал содержимое мешочка на стол, и к моему изумлению там оказалось большое количество всевозможных драгоценных камней: брильянты, рубины, изумруды и другие, менее ценные, разной величины и формы. Я решил, что они представляют громадный капитал, в чем ты убедишься сам, так как они остались в таком же виде. Всю ночь я думал, что мне делать с этим сказочным богатством, неожиданно попавшим ко мне; другие, не задумываясь, воспользовались бы этим, но Брео всегда получали свои выгоды только в честной борьбе, а это попало ко мне случайно и, очевидно, принадлежало роду тех покойников, которые теперь лежали в замке. Преувеличенное понятие о чести, скажешь ты? Но такое понятие и отличает честного человека от негодяя.
На следующее утро, взяв с собой людей, я похоронил семью Беннони в тени мрачной рощицы, прилегающей к дому. Затем я стал наводить справки, не осталось ли у них каких-либо родственников, но жители города были враждебны и не сказали бы, даже если бы и знали. Я обыскал весь город, но убийц не отыскал: они исчезли, как будто земля их проглотила, хотя имею основание думать, что они живы до сих пор.
В течение нескольких лет, во время Итальянской кампании, я разыскивал наследников Беннони, но безуспешно, пока, наконец, недавно я не получил письмо от их секретаря, который одновременно был и наставником юноши. Он сообщил мне всю историю своих господ и заключил письмо тем, что эта семья была полностью истреблена во время войн последних сорока лет. Таким образом, я решил, что эти сокровища могут так же принадлежать мне, как и кому-либо другому, и стал думать, как бы получше использовать их.
Два раза за время моего владения этими сокровищами я подвергался предательскому нападению: один раз — во время охоты с адмиралом де Колиньи, когда стрела, пущенная сзади из самострела, задела только мой дублет, и второй раз на улице Парижа, когда на меня напали двое бродяг, и я избежал смерти только благодаря быстроте моего глаза и силе руки. К несчастью, я убил обоих, так что не было возможности узнать, кто руководил ими. Вчера я долго был у Великого Камня Брео, который, как ты знаешь, по преданию служил алтарем у какого-то древнего народа; а сегодня я заметил, что земля на большом расстоянии вокруг него разрыта и видны следы двух человек, одного, очевидно, тяжеловесного. Как видно, те два негодяя еще не отказались от розысков.
А теперь, мой дорогой сын, я должен тебе сказать, к каким выводам я пришел. Я часто замечал, что неограниченное богатство в молодости ведет к распущенной жизни и лени в возмужалом возрасте; оно не ведет ни к чести, ни к славе, ни к дальнейшему увеличению богатства; между тем как бедный, единственное состояние которого составляет только его шпага, если только в его жилах течет хорошая кровь, будет сам добиваться славы, богатства и всяческих успехов. Как тебе известно, я посвятил последние три года твоему воспитанию и надеюсь, что сделал из тебя скромного, способного юношу. Ты обладаешь сильным телом, прекрасно владеешь шпагой, и я решил скрыть от тебя, что ты будешь обладать таким большим состоянием, и предоставил тебе возможность развивать свои таланты в трудных условиях жизни, пока тебе не исполнится 25 лет, когда ты будешь иметь достаточно опыта, чтобы благоразумно распоряжаться своим богатством.
Некоторое время тому назад я рекомендовал тебе разыскать Мартина Белькастеля, моего старого друга, и научиться у него, чему только сумеешь, так как он в высшей степени честный и храбрый человек. Если ты не сделал этого до получения моего письма, то я еще раз советую тебе постараться сделать его своим другом. Обращайся к нему, если тебе нужен будет человек спокойный и опытный. Дели с ним все. что ты имеешь.
Еще одну вещь я возлагаю на тебя, мой милый Блэз. Если один из сыновей графа Марселя де Флага (не Этьена, а его кузена) захочет драться с тобой, то прошу тебя принять его вызов ради меня. Мы с ним поспорили и решили драться, но он заболел жестокой лихорадкой и за день до нашего поединка умер. Как видишь, мы обязаны дать им возможность восстановить их честь.
Мы, Брео, с самого начала собирали рубцы, удары и прославились этим больше, чем богатством: поместья же наши с каждым поколением все уменьшались. Надеюсь, что ты используешь сокровища Беннони, чтобы возвратить Брео прежнее благополучие. Но это ты сам решай.
Драгоценности Беннони ты найдешь в шлеме Жана де Брео, который висит на дверях оружейной».
Тут-то я вспомнил странные жесты моего отца, когда я его застал ночью у дверей оружейной за несколько дней до смерти. Какой я был олух тогда, что не обратил на это внимания! Я стал читать последние строки:
«Это была тяжелая работа для руки, привыкшей больше к шпаге, чем к перу, и боюсь, что я на ней слишком долго задержался. Итак, прощай. Умирая, я сожалею только об одном — что расстаюсь со своим горячо любимым сыном.
Твой отец Жервэ де Брео».
Когда я прочел эти изумительные слова, меня охватила печаль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51