Хриплый и невнятный крик вырвался из его горла. Потом глаза его закатились. Последние судороги искривили лицо, рана закрылась сама собою и кровь перестала течь. Все было кончено. Леонар умер.
XXV. Звезда Рауля
Оцепенев от испуга, Гертруда присутствовала безмолвно и неподвижно при сцене, которую мы описали. Казалось, она как будто окаменела, ничего не видала и не слыхала. Но, когда она увидала, что Леонар упал и бьется в конвульсиях, когда поняла, что он умер, она предалась совершенно слепой ярости и безумной жажде мщения. Она испустила хриплый вой и готовилась броситься на Рауля.
Молодой человек, которому вовсе не было охоты бороться с этой бешеной мегерой, завертел перед ней своей шпагой, которую вытащил из трупа Леонара. Гертруда чувствовала, что не сможет приблизиться к молодому человеку, защищавшему себя таким опасным орудием. Не двигаясь с места, она начала хватать вещи, находившиеся у нее под рукой, и бросать их в Рауля. Глиняная миска даже сделала ему на лбу легкую рану. Такой жалкий результат, конечно, не мог удовлетворить Гертруду. Бесполезность усилий удвоила ее бешенство. Пена, подобная той, которая появляется на губах людей, одержимых падучей болезнью, выступила у нее на губах. Глаза ее налились кровью и, по всей вероятности, она упала бы, пораженная овладевшим ею бешенством, если б вдруг не приметила ружья, которое стояло в углу так близко от нее, что она могла достать его рукой. Крик дикой радости, хриплый и подобный реву гиены, вырвался из стесненного яростью горла злодейки. Быстрая в своих движениях, как тигрица, бросающаяся на свою добычу, она схватила ружье, прицелилась в Рауля и спустила курок.
Молния прорезала мрак, потому что, схватив ружье, Гертруда бросила факел, который погас, упав на землю. Раздался выстрел, и пуля, засвистев около лба Рауля, вонзилась в одну из досок, составлявших стены избушки. Дрожащая рука Гертруды изменила желанию мщения. Рауль не дал ей времени опомниться и выстрелить во второй раз. Он вырвал у нее ружье и швырнул его с необыкновенной силой в ту сторону, куда отскочила старуха. Мы уже сказали, что факел погас и темнота была глубокая. Поэтому только глухой крик и падение тела показали Раулю, что удар попал в цель.
Тогда, не беспокоясь справляться, жива ли еще Гертруда или нет, молодой человек на ощупь отыскал дверь и, шатаясь от изнеможения, вышел из этого проклятого жилища, наполненного теплыми испарениями человеческой крови, еще так недавно пролившейся.
Когда Рауль очутился на набережной и посмотрел на чистое небо, усыпанное звездами, подышал свежим ночным ветерком, в душе его пробудилась живейшая радость. Молодой человек почувствовал бесконечную признательность к Высочайшему Существу, которому он должен был верить, потому что только оно одно могло так чудесно спасти его от угрожавших ему опасностей. Рауль почувствовал тогда всю цену той жизни, которой хотел лишить себя. Он сказал себе, что было столько же мужества бороться против несчастья, как и искать смерти, и отказался навсегда от гибельной мысли о самоубийстве.
Однако, с тех пор как он вышел из гостиницы «Золотое Руно», положение его сделалось еще хуже. Платье его, пропитанное водой, почти никуда не годилось и, прилипая к его дрожащему телу, леденило его своим прикосновением. Плечо и палец левой руки, раненные одно крюком, а другой – ножом Леонара, причиняли ему жестокую боль, Все члены его были разбиты от усталости, и если бы он не торопился возвратиться в гостиницу, у него недостало бы сил дойти до нее.
Кроме плохого состояния его костюма, у Рауля не было ничего на голове, а пройти в таком виде почти половину Парижа и не привлечь к себе внимания прохожих было решительно невозможно. Между тем, молодой человек не мог взять портшеза: мы знаем, что ему нечем было заплатить. Поэтому Рауль поспешно дошел до одной из тех лестниц, которые ведут от реки к набережной, и отправился на Новый Мост. Там ему посчастливилось найти свою шляпу, которую он час назад оставил на тумбе, и которая благодаря темноте не была никем замечена. Как ни был незначителен сам по себе этот случай, он показался Раулю счастливым предзнаменованием и расположил его лучше думать о будущем.
«Откуда знать, – думал молодой человек, – может быть, счастье и вернется ко мне. Может быть, моя звезда, так долго скрывающаяся под непроницаемыми облаками, и появится наконец!»
И он продолжал более твердыми шагами, нежели смел надеяться, идти к улице Паради-Пуассоньер. Когда он дошел, кровь страшно билась в его жилах, голова горела и ослабевшие ноги не могли долее поддерживать тяжесть его тела.
Подходя к гостинице, Рауль заметил, что у дверей ее кто-то ходил взад и вперед, как движущаяся тень. По мере того, как он приближался, тень эта, вероятно, увидав его, пошла к нему навстречу и, когда молодой человек был уже только в нескольких шагах от нее, она вскрикнула от радости, бросилась к нему на шею и с любовью сжала его в своих объятиях, прошептав:
– Это вы, кавалер!.. Это вы!.. Ах, Боже мой, как я рад! Ах Боже, как я счастлив!
Можно угадать без труда, что это был не кто иной, как верный Жак, нежная привязанность которого к господину заставила забыть о строгих условиях уважения и приличия.
– Благодарю, мой милый! – отвечал Рауль, тронутый этими знаками любви. – Помоги мне скорее войти наверх: у меня уже нет сил и мне кажется, что я умираю…
Жак побледнел, услышав эти слова. В то же время он заметил, что с платья кавалера струится вода.
– Ради Бога! – вскричал он, – что с вами случилось?..
– Расскажу после… но пойдем… пойдем, не теряя ни минуты!.. Или мне станет дурно…
Жак, не говоря ни слова, подставил плечо своему господину, который, опираясь на него, вошел на лестницу и, дойдя до своей комнаты, упал на постель. Жак зажег лампу и увидал, что рука и лоб кавалера окровавлены. Он не смел расспрашивать, но поспешил омыть обе раны свежей водой. Раны эти оказались легкими. На лбу была только царапина, сделанная обломком глиняной миски, едва зацепившим Рауля. На пальце была рана глубже, но вовсе не опасная. Это успокоило Жака. Он раздел своего господина, уложил его так заботливо, как мать укладывает больного ребенка, и потом подал ему ящичек, обвязанный зеленой лентой, которая была припечатана печатью.
– Что это такое? – спросил Рауль.
– Не знаю. Посыльный принес этот ящик через полчаса после того, как вы ушли…
– От кого?
– Он не сказал.
Рауль взял ящичек, показавшийся ему довольно тяжелым. На нем было надписано:
КАВАЛЕРУ РАУЛЮ ДЕ ЛА ТРАНБЛЭ, в гостиницу «ЗОЛОТОЕ РУНО».
Очень срочное.
– Отопри его, – сказал молодой человек.
Жак повиновался и, отперев ящик, подал его своему господину. Рауль открыл крышку. В ящике находились две вещи:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
XXV. Звезда Рауля
Оцепенев от испуга, Гертруда присутствовала безмолвно и неподвижно при сцене, которую мы описали. Казалось, она как будто окаменела, ничего не видала и не слыхала. Но, когда она увидала, что Леонар упал и бьется в конвульсиях, когда поняла, что он умер, она предалась совершенно слепой ярости и безумной жажде мщения. Она испустила хриплый вой и готовилась броситься на Рауля.
Молодой человек, которому вовсе не было охоты бороться с этой бешеной мегерой, завертел перед ней своей шпагой, которую вытащил из трупа Леонара. Гертруда чувствовала, что не сможет приблизиться к молодому человеку, защищавшему себя таким опасным орудием. Не двигаясь с места, она начала хватать вещи, находившиеся у нее под рукой, и бросать их в Рауля. Глиняная миска даже сделала ему на лбу легкую рану. Такой жалкий результат, конечно, не мог удовлетворить Гертруду. Бесполезность усилий удвоила ее бешенство. Пена, подобная той, которая появляется на губах людей, одержимых падучей болезнью, выступила у нее на губах. Глаза ее налились кровью и, по всей вероятности, она упала бы, пораженная овладевшим ею бешенством, если б вдруг не приметила ружья, которое стояло в углу так близко от нее, что она могла достать его рукой. Крик дикой радости, хриплый и подобный реву гиены, вырвался из стесненного яростью горла злодейки. Быстрая в своих движениях, как тигрица, бросающаяся на свою добычу, она схватила ружье, прицелилась в Рауля и спустила курок.
Молния прорезала мрак, потому что, схватив ружье, Гертруда бросила факел, который погас, упав на землю. Раздался выстрел, и пуля, засвистев около лба Рауля, вонзилась в одну из досок, составлявших стены избушки. Дрожащая рука Гертруды изменила желанию мщения. Рауль не дал ей времени опомниться и выстрелить во второй раз. Он вырвал у нее ружье и швырнул его с необыкновенной силой в ту сторону, куда отскочила старуха. Мы уже сказали, что факел погас и темнота была глубокая. Поэтому только глухой крик и падение тела показали Раулю, что удар попал в цель.
Тогда, не беспокоясь справляться, жива ли еще Гертруда или нет, молодой человек на ощупь отыскал дверь и, шатаясь от изнеможения, вышел из этого проклятого жилища, наполненного теплыми испарениями человеческой крови, еще так недавно пролившейся.
Когда Рауль очутился на набережной и посмотрел на чистое небо, усыпанное звездами, подышал свежим ночным ветерком, в душе его пробудилась живейшая радость. Молодой человек почувствовал бесконечную признательность к Высочайшему Существу, которому он должен был верить, потому что только оно одно могло так чудесно спасти его от угрожавших ему опасностей. Рауль почувствовал тогда всю цену той жизни, которой хотел лишить себя. Он сказал себе, что было столько же мужества бороться против несчастья, как и искать смерти, и отказался навсегда от гибельной мысли о самоубийстве.
Однако, с тех пор как он вышел из гостиницы «Золотое Руно», положение его сделалось еще хуже. Платье его, пропитанное водой, почти никуда не годилось и, прилипая к его дрожащему телу, леденило его своим прикосновением. Плечо и палец левой руки, раненные одно крюком, а другой – ножом Леонара, причиняли ему жестокую боль, Все члены его были разбиты от усталости, и если бы он не торопился возвратиться в гостиницу, у него недостало бы сил дойти до нее.
Кроме плохого состояния его костюма, у Рауля не было ничего на голове, а пройти в таком виде почти половину Парижа и не привлечь к себе внимания прохожих было решительно невозможно. Между тем, молодой человек не мог взять портшеза: мы знаем, что ему нечем было заплатить. Поэтому Рауль поспешно дошел до одной из тех лестниц, которые ведут от реки к набережной, и отправился на Новый Мост. Там ему посчастливилось найти свою шляпу, которую он час назад оставил на тумбе, и которая благодаря темноте не была никем замечена. Как ни был незначителен сам по себе этот случай, он показался Раулю счастливым предзнаменованием и расположил его лучше думать о будущем.
«Откуда знать, – думал молодой человек, – может быть, счастье и вернется ко мне. Может быть, моя звезда, так долго скрывающаяся под непроницаемыми облаками, и появится наконец!»
И он продолжал более твердыми шагами, нежели смел надеяться, идти к улице Паради-Пуассоньер. Когда он дошел, кровь страшно билась в его жилах, голова горела и ослабевшие ноги не могли долее поддерживать тяжесть его тела.
Подходя к гостинице, Рауль заметил, что у дверей ее кто-то ходил взад и вперед, как движущаяся тень. По мере того, как он приближался, тень эта, вероятно, увидав его, пошла к нему навстречу и, когда молодой человек был уже только в нескольких шагах от нее, она вскрикнула от радости, бросилась к нему на шею и с любовью сжала его в своих объятиях, прошептав:
– Это вы, кавалер!.. Это вы!.. Ах, Боже мой, как я рад! Ах Боже, как я счастлив!
Можно угадать без труда, что это был не кто иной, как верный Жак, нежная привязанность которого к господину заставила забыть о строгих условиях уважения и приличия.
– Благодарю, мой милый! – отвечал Рауль, тронутый этими знаками любви. – Помоги мне скорее войти наверх: у меня уже нет сил и мне кажется, что я умираю…
Жак побледнел, услышав эти слова. В то же время он заметил, что с платья кавалера струится вода.
– Ради Бога! – вскричал он, – что с вами случилось?..
– Расскажу после… но пойдем… пойдем, не теряя ни минуты!.. Или мне станет дурно…
Жак, не говоря ни слова, подставил плечо своему господину, который, опираясь на него, вошел на лестницу и, дойдя до своей комнаты, упал на постель. Жак зажег лампу и увидал, что рука и лоб кавалера окровавлены. Он не смел расспрашивать, но поспешил омыть обе раны свежей водой. Раны эти оказались легкими. На лбу была только царапина, сделанная обломком глиняной миски, едва зацепившим Рауля. На пальце была рана глубже, но вовсе не опасная. Это успокоило Жака. Он раздел своего господина, уложил его так заботливо, как мать укладывает больного ребенка, и потом подал ему ящичек, обвязанный зеленой лентой, которая была припечатана печатью.
– Что это такое? – спросил Рауль.
– Не знаю. Посыльный принес этот ящик через полчаса после того, как вы ушли…
– От кого?
– Он не сказал.
Рауль взял ящичек, показавшийся ему довольно тяжелым. На нем было надписано:
КАВАЛЕРУ РАУЛЮ ДЕ ЛА ТРАНБЛЭ, в гостиницу «ЗОЛОТОЕ РУНО».
Очень срочное.
– Отопри его, – сказал молодой человек.
Жак повиновался и, отперев ящик, подал его своему господину. Рауль открыл крышку. В ящике находились две вещи:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113