Потом он пошел в конюшню, сам оседлал своего Баяра, гордого серого коня с черной гривой. Привязав чемодан позади седла, Рауль, твердый своей волей и великий мужеством, ласково распрощался со служителями, которые стояли на крыльце и искренне сожалели о его отъезде, прошел парадный двор и ворота и, держа лошадь за поводья, медленно удалился из замка, ни разу не обернувшись назад.
VII. Отъезд
Рауль направился к смиренному деревенскому кладбищу, привязал лошадь за узду к стволу одного из больших деревьев, которые росли перед церковью, и вошел на кладбище.
Могила маркиза Режинальда находилась возле могил его предков. На каждом надгробном камне вырезаны были герб Ла Транблэ, надписи и девизы; но так как не успели еще приготовить новый камень, то могилу маркиза можно было узнать только по свежей земле, покрывавшей ее.
Рауль пришел проститься в последний раз с тем, кто столько лет был его другом и отцом. Молодой человек встал на колени. Рауль не был религиозным, но кто, склонившись на эту сырую землю, которая разделяет нас навсегда от тех, кого мы любили, кто осмелится сомневаться в бессмертии души и во всемогуществе Божием? Подобное сомнение перед могилой не было ли бы оскорблением для всего человечества? Возможно ли предполагать, чтобы тот, кого оплакивают – существо благородное и разумное, – после смерти своей, погиб совершенно, и что от него остался только отвратительный остов, оспариваемый червями? Нет, в присутствии гроба, который несколько лопат земли навсегда отделили от света, самые закоренелые материалисты отрекутся на минуту от своих пагубных систем.
Это чувство, о котором мы говорим, Рауль испытал во всем его могуществе и легко предался ему. Горячие молитвы срывались с его губ, между тем как слезы текли из глаз. Потом ему показалось, что его молитвы и горе как будто вызвали великую душу Режинальда, что эта душа вошла в сообщение с его душой и слушала его.
Он говорил с нею тихо… Он рассказал ей, каким образом его прогнали из замка и лишили того наследства, которое назначил ему Режинальд. Он просил душу отца заботиться о его жизни, которая отныне не имела никакой цели и которой надежда более не улыбалась… Он поручал ей свою будущность… Потом, преодолев свое волнение, увеличивавшееся каждую минуту, Рауль приподнялся и вскричал:
– Прощай, прощай, отец мой!..
Он вышел из кладбища и отвязал свою лошадь. В недальнем расстоянии от церкви находился лесистый пригорок, с которого можно было видеть все окрестности и позади которого проходила Аббвильская дорога. Рауль отправился на этот пригорок. На вершине он остановился и обернулся. Прямо перед собою молодой человек увидел парк и старый замок, феодальные башни которого возвышались над самыми большими деревьями. Солнце уже закатилось за облака, окрасив их кровавым цветом. На этом пурпуровом и светлом небе черной массой обрисовывался профиль замка. Горькая улыбка сжала губы Рауля.
– Да, – прошептал он, протянув руку к небу и замку. – Траур, кровь и огонь! вот чего я хочу!.. вот о чем я мечтаю!.. вот что я принесу сюда!.. А! господин виконт! господин виконт!.. Я вам сказал, что вы увидите меня когда-нибудь!.. Молитесь Богу, чтобы этот день настал не скоро!.. Мало того, что вы подло отняли у меня все, что принадлежало мне по воле того, кого нет уже на свете, вам надо было еще прогнать меня и оскорбить, прогоняя… О, когда-нибудь мы еще поквитаемся… господин виконт!.. В тот день, когда мы увидимся, вы проклянете это наследство и будете просить у меня помилования!.. Но вы были безжалостны ко мне!.. и я буду безжалостен к вам!.. До свидания, господин виконт, до свидания!..
Рауль вскочил на лошадь, пришпорил ее и поскакал в галоп. Куда? Он сам не знал и даже еще не спрашивал себя об этом.
Быстрый бег лошади и вечерний ветер освежили пылающий лоб молодого человека и несколько успокоили его мысли. Проехав около трех лье, Рауль заставил лошадь идти шагом и принялся размышлять. Прежде всего ему хотелось удалиться от Ла Транблэ. Его родители еще были живы; но мог ли он просить убежище у тех, которых презирал в дни своей роскоши и которых притом не любил? В особенности мог ли он – воплощенная гордость, – решиться носить ничтожное имя Рауля Риго в том краю, где три дня назад все считали его будущим маркизом де ла Транблэ? Конечно, все дворяне, собравшиеся на похороны Режинальда, доказали ему глубокое участие, заступившись за него против виконта де Жакмэ; конечно, все эти дворяне охотно предложили бы ему свое гостеприимство; но не предпочтет ли он лучше умереть, чем быть принятым, как низший теми, которых он считал себе равными?
Рауль размышлял обо всем этом с глубокой горечью, и с минуту отчаяние переполнило его сердце. Он почувствовал себя одиноким на земле, погибшим на свете. Ночь спускалась постепенно; вокруг него поле было пусто и безмолвно. Этот мрак, это уединение показались ему изображением его жизни. Эти мысли привели молодого человека в такое отчаяние, что он чуть было не потерял сознание и зашатался на своей лошади. Рауль поспешил ухватиться за седло, и рука его встретила чемодан, который издал продолжительный металлический звук. Рауль вспомнил тогда, что он вез весьма значительную сумму, хотя в сущности и не знал, как велика она. «Стало быть, не все еще погибло», – подумал он, зная, что с золотом всегда можно выпутаться из затруднительных обстоятельств. В то же время внутренний голос прошептал ему, что если он может найти где-нибудь облегчение своим печалям, то, разумеется, всего скорее в Париже, в этом великолепном городе, о котором он слышал столько чудес. Он тотчас же решился и сказал сам себе: «Я поеду в Париж». Однако, чтобы доехать до Парижа, надо было совершить продолжительное путешествие и прежде всего найти на этот вечер ужин и ночлег. Рауль опять пришпорил Баяра, который поскакал в галоп.
Часа через полтора Рауль увидал огни и очутился у ворот Аббвиля. Он поехал шагом и скоро доехал до ворот довольно порядочной гостиницы, под вывеской «Три Короны». Конюхи тотчас овладели Баяром. Рауль поручил им хорошенько позаботиться о благородном животном, которое хотя и было покрыто пеной и потом, гордо ржало и топало о мостовую своей легкой ногой. Молодой человек сам снял драгоценный чемодан, в котором заключались все его состояние и все его надежды, взвалил его на плечо и вошел в гостиницу спросить комнату и ужин.
Мы уже знаем, что Рауль, кроме того, что был очень хорош собою, имел осанку и манеры самые аристократические, какие только можно вообразить. Поэтому, хотя в то время дворянин, уважающий себя, не путешествовал без двух, по крайней мере, лакеев, хозяин и хозяйка поспешили услужить молодому кавалеру, одетому в такой глубокий траур и по наружности такому знатному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113