А вот ответь: зачем не схватил убийцу… — он посмотрел в списки, — Ваську Чугу?
— Почел ненужным.
— Но он убийца!
— Мало ли лихих людей знает Сибирь. Строганова не воскресишь. Васька не прощен, все знают, что он самосильно остался на Усть-Оби. Спасаясь от царского гнева, он обрек себя на тяжелое наказание — всю жизнь прожить среди чужих людей!
Борис Годунов долго постукивал по столу пальцами в тяжелых перстнях.
— Пожалуй, ты прав… Быть по сему. Пусть живет на Оби Васька Чуга, разыскивать не будем. А вернется — тогда все припомним. Скажи-ка, Степан Гурьев, ты ведь сибирские дела хорошо знаешь: можно ли в государеву казну больше соболиного ясака собирать, чем ныне собираем?
После приветливых слов правителя Степан Гурьев будто очнулся от долгой спячки. Мысленным взором он окинул сибирские земли. Вспомнил свои походы за ясачным соболем, тайную книгу купцов Строгановых, которую вел собственноручно: в ней отмечался каждый соболь, попавший в широкий строгановский карман. Вспомнил тайную торговлю на севере золотым зверьком без царских воевод, без пошлины… Степан Гурьев не был корыстолюбцем. Работая старшим приказчиком Строгановых, он, кроме жалованья, не хотел никаких доходов, хотя мог бы стать богатым человеком.
И Степан решил: здесь, в кабинете правителя, ему скрываться нечего.
— Можно, — не сразу ответил он. — В три раза больше можно собрать соболей в царскую казну, чем ныне собирают.
— В три раза? — удивился Борис Годунов.
— За свои слова головой отвечаю. Лишь бы иноземным купцам своеволить не давали, да и своим руки укоротить надобно.
В кабинете правителя водворилось молчание.
— Великий боярин, дозволь астролябию посмотреть, — не выдержал Степан Гурьев, показав на прибор, стоявший в углу.
Годунов удивленно посмотрел на него. Гурьев нравился правителю все больше и больше.
— Откуда ты знаешь астролябию, где видел ее?
— Не только видел, — ответил Степан, — но и широту земную в море могу определять с помощью сей астролябии.
— Вот как! Кто же учил тебя?
— Царский адмирал Карстен Роде, — с гордостью ответил Степан. — Я управлял корсарским кораблем «Веселая невеста»и не раз участвовал в сражениях с корсарами короля Жигимонда.
— Вот так приказчик! — еще больше удивился Борис Годунов. — Не даром купцы тебе деньги платили…
Степан Гурьев взял в привычные руки прибор, осмотрел, отвинтил трубу, проверил стекла.
— Хорошая работа, — похвалил он.
Борис Годунов улыбнулся, огладив мягкую бороду.
Подождав, пока мореход поставил на место астролябию, он сказал:
— Глянь-ка, Степан Гурьев, кто сей чертеж строгановской земли готовил, — правитель вытащил чертеж из кучи бумаг. — Знать, мимо тебя не прошел?
— Моя работа, — посмотрев, произнес Степан. — Все земли строгановские я на бумагу положил. И мореходные чертежи я делал и по ним не однажды по морям ходил.
И Степан Гурьев стал рассказывать про свои плавания и походы. Борис Годунов слушал внимательно, не выпуская бороды из рук. Изредка поддакивал, задавал вопросы.
Гурьев кончил свой рассказ.
Правитель перестал разглаживать бороду, поднял голову, посмотрел на морехода.
— Вот что, Степан Гурьев, назначаю тебя приказным дьяком. Будешь следить, как собирают царский ясак в Сибири. Двести рублей в год и у меня будешь получать. Ежели свои слова оправдаешь, тогда и больше положу… С отчеством будешь зваться. Как отца имя-то?
— Елисей.
— Скажи мне, Степан Елисеевич, помню я, будто царь Иван Васильевич Грозный пожаловал русского корсара золотым на шапку. Кто был тот русский?
— Мне пожаловал великий государь Иван Васильевич, из своих рук.
Правитель поднялся, шагнул к Степану Гурьеву и обнял его:
— Верю тебе, Степан Елисеевич, верю, что добра хочешь русской земле. Говори, будешь мне служить верно?
— Буду, великий боярин, люб ты мне.
— Добро, верю. Пригодится моему ясачному дьяку служба у купцов Строгановых, — усмехнулся в бороду Годунов. — Только помни наш уговор: ты мой глаз и моя рука в приказе. Ежели что, приходи докладывай. И купцам Строгановым поблажки не давай, они тебя не пожалели. Много еще воровства среди приказных людей, а казне царской большой урон. Завтра в приказ выходи. — Борис Годунов помолчал. — Живи теперь спокойно.
После ухода Степана Гурьева правитель повелел снова звать Андрея Щелкалова, а сам, отсунув рукава, взял в руки гусиное перо и быстро выписал на бумаге столбцы цифр. «Прав, пожалуй, строгановский приказчик, — бормотал правитель, подсчитывая цифры. — Если весь соболек через царскую казну пойдет, рублишек много прибавится. Дам ему волю…»
— Я здесь, государь, — услышал он глуховатый голос дьяка Щелкалова.
— Много ли аглицкие купцы на том острове купили соболей беспошлинно, Андрей Яковлевич? — спросил Борис Годунов, обернувшись к дьяку.
Щелкалов подумал, почесал за ухом.
— На тысячу рублев, самое малое.
— Соболей отобрать, пени взыскать тысячу рублев, — строго сказал Борис Годунов. — Предупредить купцов: если повторится, лишим всех прав в русской торговле. Королеве Елизавете напишем, и она пусть своих купцов постращает. Не дадим своеволить. Соболиную торговлю надо беречь крепко, ибо она дает треть государских прибытков.
— Антон Марш просил без шума дело завершить, — поспешно сказал Андрей Щелкалов. — Он все убытки готов покрыть, лишь бы тихо все было и в Лондоне не знали.
— Ишь ты, знает кошка, чье мясо съела! — При упоминании имени Антони Марша Борис Годунов разгорячился. — Подлая душа, обманщик твой купец! На него многие гости челом били. Мне тысячу рублев должен… Дело воровское, однако разберемся. — Правитель замолчал и долго теребил бороду. — Приказчику Джерома Горсея и всем русским, кто дорогу указывал, дать по две сотни палок на торговой площади. Пусть про ихнее воровство народ узнает. Другим неповадно будет.
После ухода великого дьяка Щелкалова правитель недолго сидел один. Покашливая в кулак, в кабинет пришел царский дядька Клешнин, тайный советник.
— Что скажешь, Андрей Петрович?
— Только что гонец из Подсосенского монастыря прискакал.
— Что там? — насторожился правитель.
— Королевна Евдокия преставилась. Опилась холодным квасом, простыла.
Борис Годунов, ничего не ответив, кинулся в угол, упал перед иконами на колени и молился истово и с благодарением.
Глава тридцать пятая.ДА ПРЕТЕРПИМ ЛУЧШЕ РАНЫ ПРИЯТЕЛЯ, НЕЖЕЛИ ЛАСКАТЕЛЬНЫЕ ЦЕЛОВАНИЯ ВРАЖЬИ
За шесть лет, прошедших после смерти Ивана Грозного, русское государство окрепло и залечило свои раны. Миролюбивая и осторожная политика правительства принесла свои плоды. Борис Годунов стоял теперь на высшей ступени величия, как полный властелин русской земли.
Наступило время вернуть захваченные шведами при царе Иване Грозном русские владения на Балтийском море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
— Почел ненужным.
— Но он убийца!
— Мало ли лихих людей знает Сибирь. Строганова не воскресишь. Васька не прощен, все знают, что он самосильно остался на Усть-Оби. Спасаясь от царского гнева, он обрек себя на тяжелое наказание — всю жизнь прожить среди чужих людей!
Борис Годунов долго постукивал по столу пальцами в тяжелых перстнях.
— Пожалуй, ты прав… Быть по сему. Пусть живет на Оби Васька Чуга, разыскивать не будем. А вернется — тогда все припомним. Скажи-ка, Степан Гурьев, ты ведь сибирские дела хорошо знаешь: можно ли в государеву казну больше соболиного ясака собирать, чем ныне собираем?
После приветливых слов правителя Степан Гурьев будто очнулся от долгой спячки. Мысленным взором он окинул сибирские земли. Вспомнил свои походы за ясачным соболем, тайную книгу купцов Строгановых, которую вел собственноручно: в ней отмечался каждый соболь, попавший в широкий строгановский карман. Вспомнил тайную торговлю на севере золотым зверьком без царских воевод, без пошлины… Степан Гурьев не был корыстолюбцем. Работая старшим приказчиком Строгановых, он, кроме жалованья, не хотел никаких доходов, хотя мог бы стать богатым человеком.
И Степан решил: здесь, в кабинете правителя, ему скрываться нечего.
— Можно, — не сразу ответил он. — В три раза больше можно собрать соболей в царскую казну, чем ныне собирают.
— В три раза? — удивился Борис Годунов.
— За свои слова головой отвечаю. Лишь бы иноземным купцам своеволить не давали, да и своим руки укоротить надобно.
В кабинете правителя водворилось молчание.
— Великий боярин, дозволь астролябию посмотреть, — не выдержал Степан Гурьев, показав на прибор, стоявший в углу.
Годунов удивленно посмотрел на него. Гурьев нравился правителю все больше и больше.
— Откуда ты знаешь астролябию, где видел ее?
— Не только видел, — ответил Степан, — но и широту земную в море могу определять с помощью сей астролябии.
— Вот как! Кто же учил тебя?
— Царский адмирал Карстен Роде, — с гордостью ответил Степан. — Я управлял корсарским кораблем «Веселая невеста»и не раз участвовал в сражениях с корсарами короля Жигимонда.
— Вот так приказчик! — еще больше удивился Борис Годунов. — Не даром купцы тебе деньги платили…
Степан Гурьев взял в привычные руки прибор, осмотрел, отвинтил трубу, проверил стекла.
— Хорошая работа, — похвалил он.
Борис Годунов улыбнулся, огладив мягкую бороду.
Подождав, пока мореход поставил на место астролябию, он сказал:
— Глянь-ка, Степан Гурьев, кто сей чертеж строгановской земли готовил, — правитель вытащил чертеж из кучи бумаг. — Знать, мимо тебя не прошел?
— Моя работа, — посмотрев, произнес Степан. — Все земли строгановские я на бумагу положил. И мореходные чертежи я делал и по ним не однажды по морям ходил.
И Степан Гурьев стал рассказывать про свои плавания и походы. Борис Годунов слушал внимательно, не выпуская бороды из рук. Изредка поддакивал, задавал вопросы.
Гурьев кончил свой рассказ.
Правитель перестал разглаживать бороду, поднял голову, посмотрел на морехода.
— Вот что, Степан Гурьев, назначаю тебя приказным дьяком. Будешь следить, как собирают царский ясак в Сибири. Двести рублей в год и у меня будешь получать. Ежели свои слова оправдаешь, тогда и больше положу… С отчеством будешь зваться. Как отца имя-то?
— Елисей.
— Скажи мне, Степан Елисеевич, помню я, будто царь Иван Васильевич Грозный пожаловал русского корсара золотым на шапку. Кто был тот русский?
— Мне пожаловал великий государь Иван Васильевич, из своих рук.
Правитель поднялся, шагнул к Степану Гурьеву и обнял его:
— Верю тебе, Степан Елисеевич, верю, что добра хочешь русской земле. Говори, будешь мне служить верно?
— Буду, великий боярин, люб ты мне.
— Добро, верю. Пригодится моему ясачному дьяку служба у купцов Строгановых, — усмехнулся в бороду Годунов. — Только помни наш уговор: ты мой глаз и моя рука в приказе. Ежели что, приходи докладывай. И купцам Строгановым поблажки не давай, они тебя не пожалели. Много еще воровства среди приказных людей, а казне царской большой урон. Завтра в приказ выходи. — Борис Годунов помолчал. — Живи теперь спокойно.
После ухода Степана Гурьева правитель повелел снова звать Андрея Щелкалова, а сам, отсунув рукава, взял в руки гусиное перо и быстро выписал на бумаге столбцы цифр. «Прав, пожалуй, строгановский приказчик, — бормотал правитель, подсчитывая цифры. — Если весь соболек через царскую казну пойдет, рублишек много прибавится. Дам ему волю…»
— Я здесь, государь, — услышал он глуховатый голос дьяка Щелкалова.
— Много ли аглицкие купцы на том острове купили соболей беспошлинно, Андрей Яковлевич? — спросил Борис Годунов, обернувшись к дьяку.
Щелкалов подумал, почесал за ухом.
— На тысячу рублев, самое малое.
— Соболей отобрать, пени взыскать тысячу рублев, — строго сказал Борис Годунов. — Предупредить купцов: если повторится, лишим всех прав в русской торговле. Королеве Елизавете напишем, и она пусть своих купцов постращает. Не дадим своеволить. Соболиную торговлю надо беречь крепко, ибо она дает треть государских прибытков.
— Антон Марш просил без шума дело завершить, — поспешно сказал Андрей Щелкалов. — Он все убытки готов покрыть, лишь бы тихо все было и в Лондоне не знали.
— Ишь ты, знает кошка, чье мясо съела! — При упоминании имени Антони Марша Борис Годунов разгорячился. — Подлая душа, обманщик твой купец! На него многие гости челом били. Мне тысячу рублев должен… Дело воровское, однако разберемся. — Правитель замолчал и долго теребил бороду. — Приказчику Джерома Горсея и всем русским, кто дорогу указывал, дать по две сотни палок на торговой площади. Пусть про ихнее воровство народ узнает. Другим неповадно будет.
После ухода великого дьяка Щелкалова правитель недолго сидел один. Покашливая в кулак, в кабинет пришел царский дядька Клешнин, тайный советник.
— Что скажешь, Андрей Петрович?
— Только что гонец из Подсосенского монастыря прискакал.
— Что там? — насторожился правитель.
— Королевна Евдокия преставилась. Опилась холодным квасом, простыла.
Борис Годунов, ничего не ответив, кинулся в угол, упал перед иконами на колени и молился истово и с благодарением.
Глава тридцать пятая.ДА ПРЕТЕРПИМ ЛУЧШЕ РАНЫ ПРИЯТЕЛЯ, НЕЖЕЛИ ЛАСКАТЕЛЬНЫЕ ЦЕЛОВАНИЯ ВРАЖЬИ
За шесть лет, прошедших после смерти Ивана Грозного, русское государство окрепло и залечило свои раны. Миролюбивая и осторожная политика правительства принесла свои плоды. Борис Годунов стоял теперь на высшей ступени величия, как полный властелин русской земли.
Наступило время вернуть захваченные шведами при царе Иване Грозном русские владения на Балтийском море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125