– Смотри, дождя нет. Давай выйдем хоть на минуточку!
– Я уже объясняла, почему нам нужно оставаться здесь, – терпеливо ответила Филиппа. – Твой опекун сейчас занят очень важными делами с мистером Томпкинсоном, но потом он придет повидать тебя. Его милость герцог настаивал на том, чтобы мы непременно его дождались. Он хочет сказать тебе что-то важное.
Она вонзила ногти в ладони при мысли, что Уорбек, может быть, собирается сказать Киту, кто его настоящий отец.
А Кит, не подозревая, что над его маленьким миром собралась гроза, оперся локтями о подоконник и вытянул шею, стараясь заглянуть под самое окно. Он был одет очень просто: в нанковые брючки, белую рубашку и легкие башмаки. Филиппа была глубоко убеждена, что чрезмерное изящество наряда и детские шалости – несовместимые вещи.
– Но сколько еще signore герцог будет занят? – спросил Кит всего пару минут спустя.
– Этого я не могу сказать, милый. Придется потерпеть.
Раздался долгий вздох разочарования, и мальчик, не поворачиваясь, беспокойно повел плечами.
– А я что делаю, мама, как по-твоему? – спросил он «взрослым» голосом. – Все утро только и терплю.
Филиппа хотела добавить что-нибудь ободряющее, но за дверью раздался звук тяжелых шагов, и Кит, тотчас забыв все свое недовольство, нетерпеливо повернулся к открывающейся двери. Его лицо осветилось радостной улыбкой, и Филиппа, не глядя, могла бы сказать, кто именно стоит на пороге.
– Мне ужасно жаль, что я заставил тебя ждать так долго, Кит, – послышался низкий и неожиданно теплый голос Уорбека. – Как я понимаю, ты изнываешь от желания нагуляться за все дождливые дни сразу. – Он прошел в комнату и с самым любезным видом поклонился Филиппе. – Леди Сэндхерст, весьма благодарен за выказанное вами терпение.
Под мышкой он держал объемистый сверток.
– Мама сказала, что вы теперь будете моим опекуном, – сообщил Кит с обычной своей непосредственностью. – У меня еще никогда не было опекуна. А что это у вас?
– Кит, милый, задавать такие вопросы невежливо, – мягко упрекнула Филиппа и, памятуя о случае в «Черном лебеде», когда герцог без колебаний высказал свое недовольство поведением Кита, вопросительно посмотрела на него. По правде сказать, Филиппа понятия не имела, как обычно ведет себя мужчина в роли воспитателя: отца она не помнила совершенно, дядю Эразма видела редко, а отец Белль смотрел сквозь пальцы на шалости дочери.
Уорбек ограничился благодушным смешком. Он развернул голубую бумагу, и взору Филиппы открылась большая коробка.
– Это мой тебе подарок. Кит, – объяснил он, протягивая коробку мальчику. – Ну-ка открой ее!
Для начала Кит взвесил коробку на обеих ладонях, и глаза его округлились.
– Значит, вот для чего нужны опекуны! – воскликнул он восторженно. – Чтобы дарить детям подарки!
– В числе прочего, – кивнул Уорбек. Тон его был мягок и полон сдержанной нежности, и измученная душа Филиппы расправила крылья. Возможно, она поторопилась с выводами и он ничего не собирался говорить мальчику. Ведь должен же он понимать, что для пятилетнего ребенка такая новость будет потрясением! Филиппа заглянула в серебряно-серые глаза, но взгляд их был непроницаем.
– Значит, мне можно прямо сейчас открыть ее?
– Разумеется.
– Открывай, милый, – поощрила Филиппа. Под широкую ленту, которой была крест-накрест перевязана коробка, был подсунут небольшой конверт. В нем оказалась визитная карточка Уорбека с надписью на обратной стороне, сделанной крупным, уверенным почерком. Кит протянул ее Филиппе со словами:
– Прочти мне, мама!
Новая волна тревоги захлестнула Филиппу. Но на обратной стороне продолговатого кусочка картона было написано: «Самому многообещающему юному джентльмену во всей Англии. Добро пожаловать домой!»
Последние слова она прочла дрожащим голосом и больно прикусила губу, чтобы не расплакаться. Чувство благодарности нахлынуло на нее – благодарности не Уорбеку, а судьбе за то, что все-таки победило лучшее в человеке. В нескольких словах был только намек на отцовскую любовь, но он был понятен той, что и сама любила мальчика всем сердцем.
– Спасибо, signore, спасибо! Теперь я по-настоящему рад, что приехал в Англию, хотя… хотя все еще не чувствую себя как дома. Я скучаю по каналам и гондолам. – Говоря все это, Кит открывал .несложный замочек. – Ах! Оловянные солдатики! И как раз такие, как я хотел!
Солдатики из коробки Уорбека мало походили на тех, что можно было встретить в магазинах. Ярко раскрашенные фигурки, были видны даже лихо закрученные усы, все детали мундира тщательно выполнены, в том числе и такие мелкие, как шнуры на ментиках. Настоящие человечки, теперь таких не делают. В коробке Корта уместилось целых две армии.
У Филиппы замерло сердце: она поняла, чьи это солдатики.
– Signore, они чудо как хороши! – воскликнул Кит в полном восторге. – Они даже лучше тех, что в магазине мистера Твикена!
– Я так и думал, что они тебе понравятся. – Уор-бек широко улыбнулся, подошел к мальчику и присел рядом, неловко согнув ногу и опираясь на трость, чтобы удержать равновесие. – Теперь у тебя будет две армии, английская и французская. Знаешь, у меня возникло подозрение, что леди Гарриэт ищет солдатиков, которыми играл в детстве… э-э… твой папа, не в том сундуке. Я порылся в своем – и вот, пожалуйста: они все оказались там, обе наши армии. Твоя бабушка просто забыла, что в последний раз сражение происходило под моей крышей.
– Что нужно сказать, Кит? – пролепетала потрясенная Филиппа.
Уорбек дарит Киту свою детскую игрушку, настоящее произведение искусства, которое сейчас можно найти только в антикварном магазине. Может быть, он забыл, что обручен? Что сокровище, подобное этому, передается по наследству?
Корт поднял голову, и взгляды их встретились. Она была бледна в этот день, а темные тени под глазами говорили о том, что не только он провел бессонную ночь. Такая хрупкая, что Корт почувствовал укол жалости. И по-прежнему прекрасная. Модные рукава-фонарики открывали руки, поражающие матовой белизной, не фарфоровой, а теплой и живой. Он вдруг увидел, как эти руки обвивают его шею, а изящные тонкие пальцы зарываются в волосы. Корт вздрогнул. Картинка из его сна. Дьявол! Что эта женщина делает с ним! Как это возможно – страстно желать ту, которую презираешь? А презирает ли он ее? Особенно теперь, когда перед ним эти громадные глаза-озера фиалкового цвета.
– Grazie, signore, grazie! – закричал Кит, возвращая его к действительности.
В порыве благодарности он обхватил Корта за шею и прижался к нему всем своим крепким маленьким телом. Руки сами потянулись к драгоценной добыче, чтобы никогда больше не выпускать ее. Но Корт позволил себе лишь мимолетно прижаться к горячей щеке сына.
– Вот и славно, – только и сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Я уже объясняла, почему нам нужно оставаться здесь, – терпеливо ответила Филиппа. – Твой опекун сейчас занят очень важными делами с мистером Томпкинсоном, но потом он придет повидать тебя. Его милость герцог настаивал на том, чтобы мы непременно его дождались. Он хочет сказать тебе что-то важное.
Она вонзила ногти в ладони при мысли, что Уорбек, может быть, собирается сказать Киту, кто его настоящий отец.
А Кит, не подозревая, что над его маленьким миром собралась гроза, оперся локтями о подоконник и вытянул шею, стараясь заглянуть под самое окно. Он был одет очень просто: в нанковые брючки, белую рубашку и легкие башмаки. Филиппа была глубоко убеждена, что чрезмерное изящество наряда и детские шалости – несовместимые вещи.
– Но сколько еще signore герцог будет занят? – спросил Кит всего пару минут спустя.
– Этого я не могу сказать, милый. Придется потерпеть.
Раздался долгий вздох разочарования, и мальчик, не поворачиваясь, беспокойно повел плечами.
– А я что делаю, мама, как по-твоему? – спросил он «взрослым» голосом. – Все утро только и терплю.
Филиппа хотела добавить что-нибудь ободряющее, но за дверью раздался звук тяжелых шагов, и Кит, тотчас забыв все свое недовольство, нетерпеливо повернулся к открывающейся двери. Его лицо осветилось радостной улыбкой, и Филиппа, не глядя, могла бы сказать, кто именно стоит на пороге.
– Мне ужасно жаль, что я заставил тебя ждать так долго, Кит, – послышался низкий и неожиданно теплый голос Уорбека. – Как я понимаю, ты изнываешь от желания нагуляться за все дождливые дни сразу. – Он прошел в комнату и с самым любезным видом поклонился Филиппе. – Леди Сэндхерст, весьма благодарен за выказанное вами терпение.
Под мышкой он держал объемистый сверток.
– Мама сказала, что вы теперь будете моим опекуном, – сообщил Кит с обычной своей непосредственностью. – У меня еще никогда не было опекуна. А что это у вас?
– Кит, милый, задавать такие вопросы невежливо, – мягко упрекнула Филиппа и, памятуя о случае в «Черном лебеде», когда герцог без колебаний высказал свое недовольство поведением Кита, вопросительно посмотрела на него. По правде сказать, Филиппа понятия не имела, как обычно ведет себя мужчина в роли воспитателя: отца она не помнила совершенно, дядю Эразма видела редко, а отец Белль смотрел сквозь пальцы на шалости дочери.
Уорбек ограничился благодушным смешком. Он развернул голубую бумагу, и взору Филиппы открылась большая коробка.
– Это мой тебе подарок. Кит, – объяснил он, протягивая коробку мальчику. – Ну-ка открой ее!
Для начала Кит взвесил коробку на обеих ладонях, и глаза его округлились.
– Значит, вот для чего нужны опекуны! – воскликнул он восторженно. – Чтобы дарить детям подарки!
– В числе прочего, – кивнул Уорбек. Тон его был мягок и полон сдержанной нежности, и измученная душа Филиппы расправила крылья. Возможно, она поторопилась с выводами и он ничего не собирался говорить мальчику. Ведь должен же он понимать, что для пятилетнего ребенка такая новость будет потрясением! Филиппа заглянула в серебряно-серые глаза, но взгляд их был непроницаем.
– Значит, мне можно прямо сейчас открыть ее?
– Разумеется.
– Открывай, милый, – поощрила Филиппа. Под широкую ленту, которой была крест-накрест перевязана коробка, был подсунут небольшой конверт. В нем оказалась визитная карточка Уорбека с надписью на обратной стороне, сделанной крупным, уверенным почерком. Кит протянул ее Филиппе со словами:
– Прочти мне, мама!
Новая волна тревоги захлестнула Филиппу. Но на обратной стороне продолговатого кусочка картона было написано: «Самому многообещающему юному джентльмену во всей Англии. Добро пожаловать домой!»
Последние слова она прочла дрожащим голосом и больно прикусила губу, чтобы не расплакаться. Чувство благодарности нахлынуло на нее – благодарности не Уорбеку, а судьбе за то, что все-таки победило лучшее в человеке. В нескольких словах был только намек на отцовскую любовь, но он был понятен той, что и сама любила мальчика всем сердцем.
– Спасибо, signore, спасибо! Теперь я по-настоящему рад, что приехал в Англию, хотя… хотя все еще не чувствую себя как дома. Я скучаю по каналам и гондолам. – Говоря все это, Кит открывал .несложный замочек. – Ах! Оловянные солдатики! И как раз такие, как я хотел!
Солдатики из коробки Уорбека мало походили на тех, что можно было встретить в магазинах. Ярко раскрашенные фигурки, были видны даже лихо закрученные усы, все детали мундира тщательно выполнены, в том числе и такие мелкие, как шнуры на ментиках. Настоящие человечки, теперь таких не делают. В коробке Корта уместилось целых две армии.
У Филиппы замерло сердце: она поняла, чьи это солдатики.
– Signore, они чудо как хороши! – воскликнул Кит в полном восторге. – Они даже лучше тех, что в магазине мистера Твикена!
– Я так и думал, что они тебе понравятся. – Уор-бек широко улыбнулся, подошел к мальчику и присел рядом, неловко согнув ногу и опираясь на трость, чтобы удержать равновесие. – Теперь у тебя будет две армии, английская и французская. Знаешь, у меня возникло подозрение, что леди Гарриэт ищет солдатиков, которыми играл в детстве… э-э… твой папа, не в том сундуке. Я порылся в своем – и вот, пожалуйста: они все оказались там, обе наши армии. Твоя бабушка просто забыла, что в последний раз сражение происходило под моей крышей.
– Что нужно сказать, Кит? – пролепетала потрясенная Филиппа.
Уорбек дарит Киту свою детскую игрушку, настоящее произведение искусства, которое сейчас можно найти только в антикварном магазине. Может быть, он забыл, что обручен? Что сокровище, подобное этому, передается по наследству?
Корт поднял голову, и взгляды их встретились. Она была бледна в этот день, а темные тени под глазами говорили о том, что не только он провел бессонную ночь. Такая хрупкая, что Корт почувствовал укол жалости. И по-прежнему прекрасная. Модные рукава-фонарики открывали руки, поражающие матовой белизной, не фарфоровой, а теплой и живой. Он вдруг увидел, как эти руки обвивают его шею, а изящные тонкие пальцы зарываются в волосы. Корт вздрогнул. Картинка из его сна. Дьявол! Что эта женщина делает с ним! Как это возможно – страстно желать ту, которую презираешь? А презирает ли он ее? Особенно теперь, когда перед ним эти громадные глаза-озера фиалкового цвета.
– Grazie, signore, grazie! – закричал Кит, возвращая его к действительности.
В порыве благодарности он обхватил Корта за шею и прижался к нему всем своим крепким маленьким телом. Руки сами потянулись к драгоценной добыче, чтобы никогда больше не выпускать ее. Но Корт позволил себе лишь мимолетно прижаться к горячей щеке сына.
– Вот и славно, – только и сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103