Я постараюсь в самом скором времени устроить то, о чем вы меня попросили. Прошу вас и впредь бывать и в церкви, и в моем доме. Миссис Троттер будет рада вам.
Филиппа тепло улыбнулась викарию, коротко кивнула Корту и сделала знак кучеру.
Корт некоторое время следил за быстро удаляющимся кабриолетом и думал о том, что его бывшая жена так и не научилась править. Когда-то, на заре их знакомства, он обещал, что научит ее этому. Воспитанница приходского пансиона и к тому же сирота, она и ездила-то в экипажах от случая к случаю, может быть, несколько раз за всю жизнь…
Он хорошо помнил день, когда в Гайд-парке позволил Филиппе самой управлять парой серых в яблоках лошадей. Она была вне себя от восторга, даже подпрыгивала на сиденье, словно ребенок, впервые приглашенный на детский праздник. А он сказал, что, если она будет себя так вести, ее примут за девчонку, а его – за совратителя малолетних. Это вызвало у Филиппы приступ смеха, такого музыкального и искреннего, что не одна пара глаз с восхищением посмотрела на нее. Он так и не сумел привыкнуть к тому, что все мужчины как один с первого взгляда влюбляются в его невесту…
Когда кабриолет скрылся за поворотом, мистер Троттер, тактично державшийся в стороне, подошел к Корту.
– Не желаете ли пройти в дом, ваша милость? Супруга моя будет просто в восторге. Если бы вы знали, что за булочки она печет! Уверен, вы оцените ее кулинарные способности и с удовольствием отдохнете за чашечкой свежего чаю.
– К сожалению, я очень спешу. Неотложные дела в Сэндхерст-Холле. – Корт приподнял бровь и продолжал после недолгой паузы: – Меня удивляет, что вы столь же сердечно пригласили в гости и леди Сэндхерст. Насколько мне помнится, миссис Троттер – женщина весьма строгих правил. Другое дело, пригласить леди Сэндхерст на исповедь, чтобы она могла покаяться в грехах.
– Если человек искренне желает исповедаться, его нет нужды зазывать в церковь, ваша милость, – серьезно, ответил викарий. – Что касается сегодняшнего визита леди Сэндхерст, то она приезжала обсудить со мной, как с пастырем здешнего прихода, вопрос величайшей важности, а именно крещение своего сына Кристофера. Леди Сэндхерст отложила этот священный обряд до возвращения в Англию.
– Должен признаться, мне не приходило в голову, что леди Сэндхерст так заботится о душе моего подопечного, – задумчиво заметил Корт и добавил с нескрываемым сарказмом: – Особы с запятнанной репутацией обычно стараются держаться подальше от церкви.
Уже в следующее мгновение он готов был откусить себе язык. Это была речь обманутого мужа и отвергнутого любовника. Дьявольщина, подумал он с досадой, нужно держать себя в руках, иначе, чего доброго, все станут думать, что он все еще любит эту женщину!
– Ах, ваша милость, ваша милость! – покачал головой викарий. – Раз нам не дано умение заглядывать в глубины человеческих душ, нужно тысячу раз подумать, прежде чем ставить клеймо. Однако я вас задерживаю, хотя сказано: делу время, а потехе час. Желаю вам доброго пути, но хочу добавить: надеюсь в ближайшее воскресенье увидеть вас на проповеди.
– Увы, ваше преподобие, я вынужден вас разочаровать, —Ответил Корт и улыбнулся, чтобы смягчить отказ. – Мы с Господом что-то не очень понимаем друг друга.
– Не в моих правилах настаивать на том, что идет против желаний человека, – кротко заверил мистер Троттер. – Однако мне кажется, что тема воскресной проповеди прямо касается вас, ваша милость, – «Не судите – и не судимы будете».
Корт ничего не сказал на это, и викарий отступил от коляски, подняв руку в прощальном жесте.
Скоро дорога заскользила под колесами экипажа, и Корт выбросил из головы последние слова мистера Троттера. Он не мог думать ни о чем, кроме сына, ожидающего его в Сэндхерст-Холле. В эту ночь он почти не сомкнул глаз. До рассвета мерил шагами спальню, прикидывая, как ему вести себя в сложившейся ситуации. Он уже любил мальчика, а это означало, что придется отказаться от мести.
Как ему хотелось обнять Кита! Сказать ему, кто его настоящий отец. Но чем он мог подтвердить свои слова? Без сомнения, Филиппа будет все отрицать, и Кит, конечно, поверит любимой маме, а не человеку, которого знает всего несколько дней. К тому же это может испугать мальчика. Значит, надо ждать. Не ссориться с Филиппой, ведь злые или насмешливые слова не так сильно заденут мать, как ребенка.
И Корт решил, что будет вести себя, как дружелюбный сосед и искренний друг леди Сэндхерст. Он дал себе слово держаться безупречно – если нужно, ценой сердечного приступа от бессильной ярости.
Глава 9
В течение трех долгих и напряженных часов Корт работал над документами в обществе Стэнли Томпкинсона. Даже через плотно прикрытые двери можно было время от времени слышать голоса. Разговор, судя по всему, шел на повышенных нотах. Лакей, в полдень относивший в библиотеку легкий обед, рассказывал остальным, что, пока он расставлял блюда, мужчины сидели в ледяном молчании, не глядя друг на друга. Долгое время в стенах Сэндхерст-Холла не слышалось мужского голоса, уверенно отдающего приказы, и теперь слуги ходили по коридорам на цыпочках, понимая, что происходящее в библиотеке означает конец их вольготной жизни.
Все это время Филиппа оставалась в комнате Кита. Она решила занять себя, чтобы не нервничать попусту, и усадила мальчика за алфавит. Кит уже умел писать свое имя и заглавные буквы. Некоторое время назад она подумывала, что ему пора подыскать гувернера, но все изменилось, и теперь только герцог Уорбек, как опекун Кита, имел право решать, кто и чему станет учить мальчика. То, что она больше не имеет права голоса, несказанно возмущало Филиппу.
Этой ночью она почти не спала. Хотя угроза Уорбека забрать Кита в свой родовой замок на этот раз не осуществилась, она понимала: он не оставит своего намерения. Надежда была только на Тобиаса.
Мысль о разлуке с сыном наполняла Филиппу ужасом, парализующим волю и ум. Если она потеряет Кита навсегда… Господи, если она потеряет его, то потеряет и смысл существования! Детские страхи пробуждались в душе, заполняли темную спальню, подступали к постели. Неужели снова, в который уже раз, она останется одна на целом свете? Филиппа готова была ползать перед Уорбеком на коленях, только чтобы он не разлучал ее с сыном. Но что проку в мольбах? Разве не умоляла она его шесть лет назад? Она забыла гордость, пытаясь оправдаться, но была холодно, бесчувственно вышвырнута вон…
Тряхнув головой, словно прогоняя страшные мысли, Филиппа вернулась к алфавиту.
– Пойдем лучше на конюшню, посмотрим на лошадей! Ну, мама! – взмолился Кит наконец. – Я не хочу больше сидеть взаперти! Мне душно, я устал, я хочу гулять! – отодвинув стульчик, он бросился к раскрытому окну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Филиппа тепло улыбнулась викарию, коротко кивнула Корту и сделала знак кучеру.
Корт некоторое время следил за быстро удаляющимся кабриолетом и думал о том, что его бывшая жена так и не научилась править. Когда-то, на заре их знакомства, он обещал, что научит ее этому. Воспитанница приходского пансиона и к тому же сирота, она и ездила-то в экипажах от случая к случаю, может быть, несколько раз за всю жизнь…
Он хорошо помнил день, когда в Гайд-парке позволил Филиппе самой управлять парой серых в яблоках лошадей. Она была вне себя от восторга, даже подпрыгивала на сиденье, словно ребенок, впервые приглашенный на детский праздник. А он сказал, что, если она будет себя так вести, ее примут за девчонку, а его – за совратителя малолетних. Это вызвало у Филиппы приступ смеха, такого музыкального и искреннего, что не одна пара глаз с восхищением посмотрела на нее. Он так и не сумел привыкнуть к тому, что все мужчины как один с первого взгляда влюбляются в его невесту…
Когда кабриолет скрылся за поворотом, мистер Троттер, тактично державшийся в стороне, подошел к Корту.
– Не желаете ли пройти в дом, ваша милость? Супруга моя будет просто в восторге. Если бы вы знали, что за булочки она печет! Уверен, вы оцените ее кулинарные способности и с удовольствием отдохнете за чашечкой свежего чаю.
– К сожалению, я очень спешу. Неотложные дела в Сэндхерст-Холле. – Корт приподнял бровь и продолжал после недолгой паузы: – Меня удивляет, что вы столь же сердечно пригласили в гости и леди Сэндхерст. Насколько мне помнится, миссис Троттер – женщина весьма строгих правил. Другое дело, пригласить леди Сэндхерст на исповедь, чтобы она могла покаяться в грехах.
– Если человек искренне желает исповедаться, его нет нужды зазывать в церковь, ваша милость, – серьезно, ответил викарий. – Что касается сегодняшнего визита леди Сэндхерст, то она приезжала обсудить со мной, как с пастырем здешнего прихода, вопрос величайшей важности, а именно крещение своего сына Кристофера. Леди Сэндхерст отложила этот священный обряд до возвращения в Англию.
– Должен признаться, мне не приходило в голову, что леди Сэндхерст так заботится о душе моего подопечного, – задумчиво заметил Корт и добавил с нескрываемым сарказмом: – Особы с запятнанной репутацией обычно стараются держаться подальше от церкви.
Уже в следующее мгновение он готов был откусить себе язык. Это была речь обманутого мужа и отвергнутого любовника. Дьявольщина, подумал он с досадой, нужно держать себя в руках, иначе, чего доброго, все станут думать, что он все еще любит эту женщину!
– Ах, ваша милость, ваша милость! – покачал головой викарий. – Раз нам не дано умение заглядывать в глубины человеческих душ, нужно тысячу раз подумать, прежде чем ставить клеймо. Однако я вас задерживаю, хотя сказано: делу время, а потехе час. Желаю вам доброго пути, но хочу добавить: надеюсь в ближайшее воскресенье увидеть вас на проповеди.
– Увы, ваше преподобие, я вынужден вас разочаровать, —Ответил Корт и улыбнулся, чтобы смягчить отказ. – Мы с Господом что-то не очень понимаем друг друга.
– Не в моих правилах настаивать на том, что идет против желаний человека, – кротко заверил мистер Троттер. – Однако мне кажется, что тема воскресной проповеди прямо касается вас, ваша милость, – «Не судите – и не судимы будете».
Корт ничего не сказал на это, и викарий отступил от коляски, подняв руку в прощальном жесте.
Скоро дорога заскользила под колесами экипажа, и Корт выбросил из головы последние слова мистера Троттера. Он не мог думать ни о чем, кроме сына, ожидающего его в Сэндхерст-Холле. В эту ночь он почти не сомкнул глаз. До рассвета мерил шагами спальню, прикидывая, как ему вести себя в сложившейся ситуации. Он уже любил мальчика, а это означало, что придется отказаться от мести.
Как ему хотелось обнять Кита! Сказать ему, кто его настоящий отец. Но чем он мог подтвердить свои слова? Без сомнения, Филиппа будет все отрицать, и Кит, конечно, поверит любимой маме, а не человеку, которого знает всего несколько дней. К тому же это может испугать мальчика. Значит, надо ждать. Не ссориться с Филиппой, ведь злые или насмешливые слова не так сильно заденут мать, как ребенка.
И Корт решил, что будет вести себя, как дружелюбный сосед и искренний друг леди Сэндхерст. Он дал себе слово держаться безупречно – если нужно, ценой сердечного приступа от бессильной ярости.
Глава 9
В течение трех долгих и напряженных часов Корт работал над документами в обществе Стэнли Томпкинсона. Даже через плотно прикрытые двери можно было время от времени слышать голоса. Разговор, судя по всему, шел на повышенных нотах. Лакей, в полдень относивший в библиотеку легкий обед, рассказывал остальным, что, пока он расставлял блюда, мужчины сидели в ледяном молчании, не глядя друг на друга. Долгое время в стенах Сэндхерст-Холла не слышалось мужского голоса, уверенно отдающего приказы, и теперь слуги ходили по коридорам на цыпочках, понимая, что происходящее в библиотеке означает конец их вольготной жизни.
Все это время Филиппа оставалась в комнате Кита. Она решила занять себя, чтобы не нервничать попусту, и усадила мальчика за алфавит. Кит уже умел писать свое имя и заглавные буквы. Некоторое время назад она подумывала, что ему пора подыскать гувернера, но все изменилось, и теперь только герцог Уорбек, как опекун Кита, имел право решать, кто и чему станет учить мальчика. То, что она больше не имеет права голоса, несказанно возмущало Филиппу.
Этой ночью она почти не спала. Хотя угроза Уорбека забрать Кита в свой родовой замок на этот раз не осуществилась, она понимала: он не оставит своего намерения. Надежда была только на Тобиаса.
Мысль о разлуке с сыном наполняла Филиппу ужасом, парализующим волю и ум. Если она потеряет Кита навсегда… Господи, если она потеряет его, то потеряет и смысл существования! Детские страхи пробуждались в душе, заполняли темную спальню, подступали к постели. Неужели снова, в который уже раз, она останется одна на целом свете? Филиппа готова была ползать перед Уорбеком на коленях, только чтобы он не разлучал ее с сыном. Но что проку в мольбах? Разве не умоляла она его шесть лет назад? Она забыла гордость, пытаясь оправдаться, но была холодно, бесчувственно вышвырнута вон…
Тряхнув головой, словно прогоняя страшные мысли, Филиппа вернулась к алфавиту.
– Пойдем лучше на конюшню, посмотрим на лошадей! Ну, мама! – взмолился Кит наконец. – Я не хочу больше сидеть взаперти! Мне душно, я устал, я хочу гулять! – отодвинув стульчик, он бросился к раскрытому окну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103