лечь с ним в постель. Но сможет ли она сделать это, не выказав отвращения? Насчет беременности беспокоиться не приходилось: мать Энит, как оказалось, действительно знала способ предотвратить ее. Каждое утро служанка приносила ей отвар, но разве узнаешь, действует ли он, пока не проверишь на опыте?
Нужно признать, что ласки и поцелуи казались ей теперь менее неприятными. Кроме того, Эдвард — человек не жестокий и не грубый, и если первая ночь оказалась неудачной, может, последующие пройдут легче.
Ронуин считала себя храброй. Она не задумалась бы броситься в битву и не боялась смерти. Почему же так страшится супружеской постели? Пусть при этом она чувствует себя чем-то вроде вещи, отданной в полную власть мужа, но и это можно перетерпеть, как боль и недомогание. Она обязана быть не только верной ему, но и выполнять супружеский долг. Узнав правду, отец посчитал бы себя опозоренным, а этого Ронуин допустить не могла.
Собравшись с духом, она, перед тем как удалиться на покой, подошла к мужу и прошептала:
— Наверное, сегодня я отважусь разделить с тобой постель.
Отойдя, она поспешила к себе, вымылась, переоделась в чистую камизу и отпустила Энит, а сама села на кровать и стала расчесывать длинные волосы. Из смежной комнаты появился Эдвард и, взяв у жены щетку из грушевого дерева, принялся за работу. Он не совсем понимал причину ее столь внезапного решения, но старался быть как можно более нежным. Он привлек жену к себе и, покусывая маленькое ушко, старательно водил щеткой по ее волосам. К изумлению Ронуин, Эдвард орудовал щеткой не хуже служанки и ловко заплел толстую косу и связал ее лентой. Потом он спустил камизу с ее плеч, и белое полотняное облако улеглось у ног Ронуин. Встав перед ней на колени, Эдвард принялся ласкать маленькие груди. Ронуин затрепетала, но не попыталась его остановить. Его пальцы играли с ее сосками, медленно их возбуждая. Быстро поднявшись, он увлек жену за собой и попробовал, каковы на вкус ее пухлые губки. Ронуин больше не боялась поцелуев и, похоже, даже наслаждалась ими.
Она обвила его шею и, прижавшись к торсу супруга, поняла, что на нем тоже нет одежды. Она была так поглощена собственными переживаниями, что даже не взглянула на Эдварда, и теперь сильные бедра терлись о ее ноги, а густая поросль на его груди щекотала ее нежные холмики. И… огромное мужское достоинство уперлось в ее живот. Ронуин оцепенела, понимая, что ее ждет. Он придавит ее к кровати, снова вторгнется в самое чрево… и на этот раз она не сможет ни отбиваться, ни плакать.
— Поверь мне, — молил Эдвард, ощутив ее напряжение и целуя сомкнутые веки, кончик носа, уголки губ. — Это наслаждение, которое могут разделить мужчина и женщина, ягненочек мой. Пожалуйста, Ронуин, не отвергай меня. — Он уложил ее на постель и наклонился.
— Я ничего не могу с собой поделать, — всхлипнула она. — Не обращай на меня внимания, Эдвард, делай со мной все, что пожелаешь.
Но Эдвард откатился от нее и, приподнявшись на локте, рассерженно прорычал:
— Ведешь себя как потаскуха, черт возьми! Расставляешь ноги, хотя ничего не испытываешь ко мне! Почему?!
По щекам Ронуин покатились слезы.
— Не знаю…
— Но ап-Граффид любил твою мать и наверняка хорошо с ней обращался, — бросил Эдвард, стараясь держать себя в руках.
— Это правда! — воскликнула Ронуин. — О такой любви слагают баллады! Им никто был не нужен, ни Глинн, ни я.
Они думали только друг о друге.
— А ты, Ронуин? Боишься полюбить меня?
— Да! — яростно выпалила она. — Не хочу потерять себя, Эдвард, неужели не ясно?
— А вот я люблю тебя и неужели кажусь тебе ничтожным и жалким? Разве я сильно изменился после нашей первой встречи?
— Стал добрее, — прошептала она, стараясь не обращать внимания на руку, ползущую по ее животу.
— И тому причиной только ты одна, Ронуин, но это не означает, что из меня можно веревки вить. И ты останешься собой, если полюбишь меня. Взаимная страсть ап-Граффида и Валы необычна, такое бывает, может, раз в столетие. Они и вправду были одержимы друг другом, но большинство браков совсем не таковы, ягненочек мой.
— Каковы же они? — тихо спросила она.
Пальцы Эдварда запутались в густой серебристой поросли, и это ее волновало все больше, несмотря на страх.
— Моих родителей разделила взаимная ненависть. О браке было договорено лишь потому, что у них были смежные земли, а мать оказалась единственным ребенком в семье. Зато брат моего отца влюбился в свою жену. Они были счастливы и жили в мире и покое, верные друг другу, в отличие от моих родителей. Отец менял наложниц, мать все больше озлоблялась с каждым днем и не пускала его в свою постель, после того как дала наследника. Он так и умер на какой-то шлюхе, а мать отказалась обмыть его тело.
Это сделала тетка, добрая женщина с мягким сердцем.
Несколько лет назад мать наконец скончалась, вероятно, захлебнувшись собственной желчью. Только бедные могут позволить себе роскошь жениться по любви, у знати же чувства часто приходят позднее. Я полюбил тебя и безумно ревную, когда кто-то из мужчин восхищается тобой.
Меня угнетает то, что так же, как и они, я не могу тобой овладеть. Больше так не может продолжаться.
— Знаю, — кивнула она.
— Но не станешь же ты бояться того, что уже знакомо, жена моя? Начиная с этой ночи мы будем делить постель.
Ты сама видишь, что я не желаю тебе зла. Но страсть сжигает меня, и, клянусь святым распятием, я тебя получу! — воскликнул Эдвард, лаская створки раковины, скрывавшей ее сокровища.
Раскрыв нежные створки, он чуть сжал крохотную горошинку плоти и, дождавшись, когда она повлажнеет, проник пальцем глубже. Ронуин, не ожидавшая ничего подобного, затаила дыхание, но все же не вскрикнула. Оказалось, это вовсе не так ужасно. Эдвард снова осыпал Ронуин поцелуями, и не успела она опомниться, как он подмял ее под себя.
Она плотно сжала губы, боясь, что снова начнет биться и вырываться, но его твердое как камень копье легко проскользнуло в нее.
— Ну вот, ягненочек, на этот раз все по-другому, верно? — пробормотал он, обдавая ее горячим дыханием.
Однако язык не слушался Ронуин. Она едва могла дышать, но заставила себя обнять мужа, чтобы тот не догадался о ее ужасе и отвращении, получил свое и оставил ее в покое.
Эдвард двигался все быстрее, вонзая истомившееся орудие в ее глубины, пока не рухнул без сил. Когда он отодвинулся, Ронуин не сумела сдержать облегченного вздоха.
— Ты так и не нашла радости в нашем слиянии, — грустно шепнул он, целуя ее руки. — Но клянусь, Ронуин, придет день, когда и ты полюбишь меня.
— Наверное, — задумчиво сказала она. — И я никогда больше не стану уклоняться от исполнения обязанностей жены, господин мой, Эдвард. Со временем я, вероятно, даже научусь получать удовольствие от нашего слияния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Нужно признать, что ласки и поцелуи казались ей теперь менее неприятными. Кроме того, Эдвард — человек не жестокий и не грубый, и если первая ночь оказалась неудачной, может, последующие пройдут легче.
Ронуин считала себя храброй. Она не задумалась бы броситься в битву и не боялась смерти. Почему же так страшится супружеской постели? Пусть при этом она чувствует себя чем-то вроде вещи, отданной в полную власть мужа, но и это можно перетерпеть, как боль и недомогание. Она обязана быть не только верной ему, но и выполнять супружеский долг. Узнав правду, отец посчитал бы себя опозоренным, а этого Ронуин допустить не могла.
Собравшись с духом, она, перед тем как удалиться на покой, подошла к мужу и прошептала:
— Наверное, сегодня я отважусь разделить с тобой постель.
Отойдя, она поспешила к себе, вымылась, переоделась в чистую камизу и отпустила Энит, а сама села на кровать и стала расчесывать длинные волосы. Из смежной комнаты появился Эдвард и, взяв у жены щетку из грушевого дерева, принялся за работу. Он не совсем понимал причину ее столь внезапного решения, но старался быть как можно более нежным. Он привлек жену к себе и, покусывая маленькое ушко, старательно водил щеткой по ее волосам. К изумлению Ронуин, Эдвард орудовал щеткой не хуже служанки и ловко заплел толстую косу и связал ее лентой. Потом он спустил камизу с ее плеч, и белое полотняное облако улеглось у ног Ронуин. Встав перед ней на колени, Эдвард принялся ласкать маленькие груди. Ронуин затрепетала, но не попыталась его остановить. Его пальцы играли с ее сосками, медленно их возбуждая. Быстро поднявшись, он увлек жену за собой и попробовал, каковы на вкус ее пухлые губки. Ронуин больше не боялась поцелуев и, похоже, даже наслаждалась ими.
Она обвила его шею и, прижавшись к торсу супруга, поняла, что на нем тоже нет одежды. Она была так поглощена собственными переживаниями, что даже не взглянула на Эдварда, и теперь сильные бедра терлись о ее ноги, а густая поросль на его груди щекотала ее нежные холмики. И… огромное мужское достоинство уперлось в ее живот. Ронуин оцепенела, понимая, что ее ждет. Он придавит ее к кровати, снова вторгнется в самое чрево… и на этот раз она не сможет ни отбиваться, ни плакать.
— Поверь мне, — молил Эдвард, ощутив ее напряжение и целуя сомкнутые веки, кончик носа, уголки губ. — Это наслаждение, которое могут разделить мужчина и женщина, ягненочек мой. Пожалуйста, Ронуин, не отвергай меня. — Он уложил ее на постель и наклонился.
— Я ничего не могу с собой поделать, — всхлипнула она. — Не обращай на меня внимания, Эдвард, делай со мной все, что пожелаешь.
Но Эдвард откатился от нее и, приподнявшись на локте, рассерженно прорычал:
— Ведешь себя как потаскуха, черт возьми! Расставляешь ноги, хотя ничего не испытываешь ко мне! Почему?!
По щекам Ронуин покатились слезы.
— Не знаю…
— Но ап-Граффид любил твою мать и наверняка хорошо с ней обращался, — бросил Эдвард, стараясь держать себя в руках.
— Это правда! — воскликнула Ронуин. — О такой любви слагают баллады! Им никто был не нужен, ни Глинн, ни я.
Они думали только друг о друге.
— А ты, Ронуин? Боишься полюбить меня?
— Да! — яростно выпалила она. — Не хочу потерять себя, Эдвард, неужели не ясно?
— А вот я люблю тебя и неужели кажусь тебе ничтожным и жалким? Разве я сильно изменился после нашей первой встречи?
— Стал добрее, — прошептала она, стараясь не обращать внимания на руку, ползущую по ее животу.
— И тому причиной только ты одна, Ронуин, но это не означает, что из меня можно веревки вить. И ты останешься собой, если полюбишь меня. Взаимная страсть ап-Граффида и Валы необычна, такое бывает, может, раз в столетие. Они и вправду были одержимы друг другом, но большинство браков совсем не таковы, ягненочек мой.
— Каковы же они? — тихо спросила она.
Пальцы Эдварда запутались в густой серебристой поросли, и это ее волновало все больше, несмотря на страх.
— Моих родителей разделила взаимная ненависть. О браке было договорено лишь потому, что у них были смежные земли, а мать оказалась единственным ребенком в семье. Зато брат моего отца влюбился в свою жену. Они были счастливы и жили в мире и покое, верные друг другу, в отличие от моих родителей. Отец менял наложниц, мать все больше озлоблялась с каждым днем и не пускала его в свою постель, после того как дала наследника. Он так и умер на какой-то шлюхе, а мать отказалась обмыть его тело.
Это сделала тетка, добрая женщина с мягким сердцем.
Несколько лет назад мать наконец скончалась, вероятно, захлебнувшись собственной желчью. Только бедные могут позволить себе роскошь жениться по любви, у знати же чувства часто приходят позднее. Я полюбил тебя и безумно ревную, когда кто-то из мужчин восхищается тобой.
Меня угнетает то, что так же, как и они, я не могу тобой овладеть. Больше так не может продолжаться.
— Знаю, — кивнула она.
— Но не станешь же ты бояться того, что уже знакомо, жена моя? Начиная с этой ночи мы будем делить постель.
Ты сама видишь, что я не желаю тебе зла. Но страсть сжигает меня, и, клянусь святым распятием, я тебя получу! — воскликнул Эдвард, лаская створки раковины, скрывавшей ее сокровища.
Раскрыв нежные створки, он чуть сжал крохотную горошинку плоти и, дождавшись, когда она повлажнеет, проник пальцем глубже. Ронуин, не ожидавшая ничего подобного, затаила дыхание, но все же не вскрикнула. Оказалось, это вовсе не так ужасно. Эдвард снова осыпал Ронуин поцелуями, и не успела она опомниться, как он подмял ее под себя.
Она плотно сжала губы, боясь, что снова начнет биться и вырываться, но его твердое как камень копье легко проскользнуло в нее.
— Ну вот, ягненочек, на этот раз все по-другому, верно? — пробормотал он, обдавая ее горячим дыханием.
Однако язык не слушался Ронуин. Она едва могла дышать, но заставила себя обнять мужа, чтобы тот не догадался о ее ужасе и отвращении, получил свое и оставил ее в покое.
Эдвард двигался все быстрее, вонзая истомившееся орудие в ее глубины, пока не рухнул без сил. Когда он отодвинулся, Ронуин не сумела сдержать облегченного вздоха.
— Ты так и не нашла радости в нашем слиянии, — грустно шепнул он, целуя ее руки. — Но клянусь, Ронуин, придет день, когда и ты полюбишь меня.
— Наверное, — задумчиво сказала она. — И я никогда больше не стану уклоняться от исполнения обязанностей жены, господин мой, Эдвард. Со временем я, вероятно, даже научусь получать удовольствие от нашего слияния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88