Маленький доктор немного приободрился.
— Рад это слышать. Должно быть, мрачная атмосфера этого замка заставляет меня ежиться. Хотя не знаю. Мне кажется в сердцебиении плода есть что-то подозрительное. Оно почти не прослушивается стетоскопом.
— Это часто случается, — отрезал Джефф. Теперь он готов был полностью согласиться с доктором Френсисом и Николасом, что Браун был глупцом, и что его нервозность совершенно лишили его способности соображать.
В четыре часа утра следующего дня — День святого Валентина — Миранда родила сына. Младенец выглядел очень хорошеньким, да иначе и быть не могло, ведь у него были такие красивые родители. У малыша были темные волосы и прямые брови совсем как у отца, а в уголках рта заметны крошечные ямочки, как у Миранды. Рождение малыша было встречено диким восторгом. Звонили все церковные колокола Драгонвика, послужившие сигналом для арендаторов, что весь день им будут подавать пиво и пунш. Слуги наливали себе кружку за кружкой, забыв обо всех своих обязанностях.
Пегги заковыляла в свою комнату, чтобы вознести благодарственную молитву Пресвятой Деве. Ей разрешили вернуться в комнату роженицы, как только Джефф услышал от Миранды, что она желает присутствия маленькой служанки.
Что до Николаса, то он не желал ни на секунду отходить от колыбели в детской, где в шелках и кружевах лежал младенец, и все это время стоял неподвижно, с восторгом вглядываясь в маленькое личико.
Джефф оставался с Мирандой. Она находилась в каком-то постоянном забытье, которое обычно следует за родами. В этом состоянии, когда радость кажется нереальной, она ощутила слабую обиду из-за того, что Николас не пришел к ней, и тем более она была благодарна Джеффу за его поддержку. Он был скалой, за которую она цеплялась, его спокойный мягкий голос служил ей единственным утешением. К страстной благодарности, которую большинство женщин испытывают к врачам, помогающим им при родах, Миранда прибавила что-то еще. Хотя она долго и не догадывалась об этом, именно в эти первые часы после рождения ребенка, Миранда, впервые почувствовала к Джеффу любовь. Но в данный момент она знала только то, что ей хорошо и спокойно.
Но для него уже больше не было ни мира, ни счастья. Он знал, что с того момента, как она безумно схватила его руку, он уже никогда не попросит руки ни Файт ни какой-либо другой девушки.
Однако он отодвинул прочь это тревожное открытие. Сейчас он столкнулся с более важной проблемой и потому сидел неподвижно у постели Миранды, стараясь решить, что же ему делать.
Оказалось, что дурное предчувствие доктора Брауна имело под собой основание, и тот теперь с чувством напивался в своей комнате, поглощая лучшее бренди Николаса.
Джефф сразу же заметил синеватый оттенок кожи младенца и его крохотных ноготков. Как только он осмелился покинуть Миранду, он положил деревянную трубку своего стетоскопа на маленькую грудь и обнаружил, что его худшие опасении подтвердились. Сердцебиение было таким слабым и неровным, что казалось, будто каждый вздох малыша может оказаться последним.
Я могу ошибить мрачно думал Джефф. Я и раньше ошибался. Но сейчас он знал, что не ошибается. Сердце младенца определенно было поражено. Он мог прожить час, неделю, месяц, но никак не дольше.
Он вошел в детскую, где все еще сидел Николас у колыбели, в то время как кормилица в углу комнаты кормила грудью собственного ребенка.
Джефф глубоко вздохнул.
— Мистер Ван Рин, — мягко произнес он, — я должен кое-что сказать вам. Ребенок серьезно болен. У него очень плохое сердце.
Он подождал, но ни один мускул не дрогнул на лице Николаса, подсказывая, что он слышит его. Да что с этим человеком? — сердито думал Джефф, потому что странная неподвижность Ван Рина заставляла его против воли нервничать. Неожиданно у него появилось дурное предчувствие и он заглянул в колыбель, но малыш все еще дышал.
Джефф попытался вновь объясниться.
— Иногда такое случается. Не могу даже выразить, как мне искренне жаль. В конце концов у вашей жены все в порядке и… — он запнулся, а потом продолжил, героически наступая на собственные чувства, — когда-нибудь у вас будут другие дети.
Николас быстро вскинул голову и от его взгляда молодой врач инстинктивно отступил. Спокойствие Николаса выражало такую угрозу, что Джефф неожиданно ощутил атавистический страх.
— С моим сыном все хорошо, — мягко произнес Ван Рин. — Я ценю ваши услуги и они будут достойно вознаграждены. А теперь вы можете идти.
Дикий гнев охватил Джеффа, а рана на голове заныла.
— Вы не верите мне, да? — грубо крикнул он. — Вы никогда ничему не верите, если не желаете это, так?
Он сжал губы, пытаясь обрести спокойствие. Ребенок издал слабый болезненный писк, совсем не похожий на здоровый плач новорожденных. Джефф быстро склонился над колыбелью, чувствуя, что делает это словно защищаясь от сидящего напротив мужчины, словно бы Николас мог выкинуть его вон.
— Послушайте, Ван Рин, — заговорил Джефф. Его гнев пропал, потому что неожиданно он увидел в этом упрямстве что-то трогательное, — вы должны это понять. Этот ребенок уже не жилец. Это чудо, что он вообще родился живым.
И было бы гораздо лучше, если бы этого не произошло, мысленно добавил он.
— У него порок сердца, возможно сужение аорты, никакие врачи и сиделки не смогут помочь. В этом нет ничьей вины, ничего нельзя было предотвратить. Это просто несчастный случай.
Он осторожно подбирал слова, пытаясь сломать непробиваемую стену, возведенную перед ним. С отчаянием он увидел, что его слова не оказали никакого воздействия.
— Вашему мнению доверяют, доктор Тернер, — довольно вежливо произнес Николас, — но в данном случае вы ошибаетесь..
Он встал и подошел к окну.
— Сани ждут вас, чтобы доставить домой.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только радостным гуканьем другого, здорового младенца на груди кормилицы и скрипом ее кресла-качалки.
— По крайней мере, — выкрикнул Джефф, — дайте мне подготовить Миранду. Во что бы там вы не хотели верить, это не может помочь ей.
Николас отвернулся от окна.
— А вам нет никакой надобности снова видеть миссис Ван Рин. До свидания, сэр.
Он проводил Джеффа до лестницы и встал наверху, наблюдая за тем, чтобы Джефф не мог встретиться ни с Мирандой, ни с доктором Брауном. Подчиняясь всесокрушающей воле Николаса, Джефф стал спускаться по лестнице.
Я не могу ее так просто покинуть, думал он, перед лицом трагедии наедине с этим сумасшедшим. Но едва он произнес слово «сумасшедший», его научный склад ума сразу же отверг этот термин как неточный. Николас не был безумен в общепринятом смысле слова. Он умел контролировать свои чувства лучше, чем могли бы того желать большинство людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91