— гадала она. Она зашла за ширму, где находился мраморный умывальник, и стала перебирать все свои баночки и коробочки. Их было так много, что она давно забыла, где что находится, но она почти не надеялась найти здесь какие-нибудь лекарства. И она, и Николас обладали идеальным здоровьем.
Я должна послать за настойкой Хатчинга, подумала Миранда, вспомнив неизменное средство Абигайль от всех подобных неприятностей. Однако всякие попытки позвонить лакею и отдать распоряжения по этому поводу показались ей излишними и вместо этого она легла.
Через два часа она проснулась, чувствуя себя гораздо лучше, но страшно голодной. Она заказала для себя обильный обед: ростбиф, холодный язык, заливного цыпленка, взбитые сливки и сладкое. Но когда слуга установил в гостиной круглый стол, накрытый яствами, она почувствовала, что ее аппетит полностью пропал. Один вид полных блюд и горячих тарелок вызывал у нее отвращение.
Она отодвинула стул и вызвала лакея, но тот уже ушел, справедливо полагая, что у него есть по крайней мере час, пока миссис Ван Рин будет обедать. Поэтому на звонок явилась Пегги.
— Да, мэм? — спросила она, приседая. — Вам что-нибудь надо?
Миранда кивнула, слабо махнув рукой на еду.
— Унеси это, пожалуйста… немедленно!
Она прислонилась гудящей головой к спинке кресла и закрыла глаза.
Пегги с удивлением взглянула на молодую женщину и послушно захромала к столу. Она посмотрела на толстой кусок кровавой говядины в холодном соусе, на пышную гору картофельного пюре, вокруг которого струился масляный ручей, на половину языка, куриное желе с трюфелями, и тихонько воскликнула.
— Пегги! — прикрикнула, поднимаясь, Миранда. — В чем дело? — Девушка закусила губу и быстро начала складывать тарелки.
— Это просто моя глупость, мэм. Это на меня находит с тех пор, как все это случилось…
— Что? — мягко настаивала Миранда, положив руку на плечо горничной.
Пегги подняла голову.
— Мама и малышка умерли в день святого Патрика, — растерянно сказала она. — В Ирландии страшный голод, мэм.
Миранда в ужасе посмотрела на девушку. В газетах иногда упоминалось о нехватке продовольствия в Ирландии, но это не производило на молодую женщину никакого впечатления точно так же, как и на всех остальных американцев.
— Я хотела бы тебе помочь, — медленно произнесла Миранда.
Деньги, думала она, крупная сумма, но у нее не было денег, во всяком случае не больше доллара в кошельке. Николас всегда платил слугам отеля в соответствии с их услугами, и он уже не раз отмечал, что Пегги неаккуратна и плохо обучена.
Пегги улыбнулась теплой улыбкой, осветившей все ее лицо.
— Благодарю вас, но не стоит беспокоиться. У меня есть мои руки и скоро я скоплю достаточно денег, чтобы вернуть долг отцу Доновану, который помог мне купить билет на пароход, — решительно заявила она. — Сядьте, мэм, сядьте, вы что-то побледнели. А я тут все болтаю, вместо того, чтобы заниматься делом.
Обогнув стол, она ненадолго исчезла, а когда вернулась с подносом, изумленно вскрикнула — Миранда, переживающая очередной приступ тошноты с трудом добрела до кресла, и без чувств рухнула в него.
Горничная бросила поднос и кинулась на помощь. Даже несмотря на свое ужасное состояние, Миранда ощущала нежность рук, поддерживающих ее голову, и слышала нежный шепот.
— Бедная, дорогая леди, все будет хорошо. Положите голову мне на плечо. Я протру вам лицо влажным полотенцем. А теперь в постель… быстро.
Миранда вдруг обнаружила, что лежит на кровати, над ней склонилась обеспокоенная Пегги, гладя ее по голове.
— Спасибо, — прошептала Миранда, стараясь улыбнуться. — Мне очень жаль. Наверное, во всем виновата вчерашняя рыба.
Глаза маленькой горничной заискрились.
— Не думаю, что это рыба, мэм.
— Но ведь это не может быть холерой! — встревоженно воскликнула Миранда.
Пегги весело рассмеялась.
— И не холера, я уверена.
Она наклонилась к молодой женщине и шепотом задала вопрос.
— Но… да, — ответила Миранда, мысленно подсчитывая дни, но все еще недоумевая. — Но что же?..
Миранда в изумлении замолчала. У нее не было никаких познаний на этот счет, за исключением того, что ей приходилось наблюдать у животных на ферме, но неожиданно она смутно вспомнила состояние Абигайль перед рождением Чарити.
— Да, мам, — ответила Пегги, одновременно забавляясь и умиляясь.
— Даже не могу поверить, — бормотала Миранда, по большей части обращаясь к самой себе. У нее не было радости, не было понимания неизбежных изменений, не было никаких мыслей, даже о Николасе, ничего, кроме непомерного удивления.
— Такова жизнь, — быстро заметила Пегги. — Сначала постель, потом колыбель, как говорила моя бедная мать. А теперь я пойду, а вы отдыхайте.
— Нет, пожалуйста, не уходи, — Миранда протянула ей руки. — Я не хочу оставаться в одиночестве. Я все улажу с твоими хозяевами, если ты боишься за работу. Только останься и поговори со мной.
Горничная вгляделась в бледное лицо Миранды. Жалобные нотки в ее голосе проникли в самое сердце. Как Пегги всегда казалось, бедной леди не стоило ни о чем тревожиться, кроме болей в животе, а вот однако же та сильно беспокоилась. Даже слепые летучие мыши могли бы это заметить. Да и правда, богатые не всегда счастливы, как бы не трудно было в это поверить.
— О чем мне говорить, мэм? — Теперь спросила она.
— Расскажи о своем доме в Ирландии… если, конечно, это не причинит тебе боль.
Миранде было все равно, о чем станет говорить девушка. Ей просто было нужно чье-то общество, пока она пыталась привыкнуть к этой удивительной перемене, которую в своей судьбе не была еще готова встретить.
Когда Пегги заговорила, ее ирландский акцент стал особенно силен, — она так увлеклась, что забыла и себя, и бедную леди в постели.
Пегги родилась в одном из самых красивейших мест в Ирландии, на берегах озера Лох-Лин в Килларни. Под соломенной крышей земляной хибары всегда царила бедность, но там присутствовала и любовь. Неважно, что молока в деревянных чашках было мало, а картошки раз, два и обчелся, с ними всегда было веселое остроумие красивой рыжеволосой матери, помогавшее им забыть о пустых желудках. А потом пала их корова Керри, и молока не стало совсем. Затем не стало и картошки. А однажды рыжеволосая мать тихонько легла на соломенный тюфяк вместе со своей малышкой на руках, которой был всего месяц от роду, и больше не встала. Все они голодали — и соседи их были в том же положении, — на помощь приходского священника и помещика рассчитывать было нечего. Эти двое, совершенно сбитые с толку ширящимся несчастьем своих горожан, делали все, что могли. Они отправили отца Пегги в Белфаст, где еще можно было найти работу. Они поместили трех оставшихся в живых детей О'Мелли в благотворительную школу, и смогли отправить Пегги и несколько ее ровесников в Америку, в страну изобилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Я должна послать за настойкой Хатчинга, подумала Миранда, вспомнив неизменное средство Абигайль от всех подобных неприятностей. Однако всякие попытки позвонить лакею и отдать распоряжения по этому поводу показались ей излишними и вместо этого она легла.
Через два часа она проснулась, чувствуя себя гораздо лучше, но страшно голодной. Она заказала для себя обильный обед: ростбиф, холодный язык, заливного цыпленка, взбитые сливки и сладкое. Но когда слуга установил в гостиной круглый стол, накрытый яствами, она почувствовала, что ее аппетит полностью пропал. Один вид полных блюд и горячих тарелок вызывал у нее отвращение.
Она отодвинула стул и вызвала лакея, но тот уже ушел, справедливо полагая, что у него есть по крайней мере час, пока миссис Ван Рин будет обедать. Поэтому на звонок явилась Пегги.
— Да, мэм? — спросила она, приседая. — Вам что-нибудь надо?
Миранда кивнула, слабо махнув рукой на еду.
— Унеси это, пожалуйста… немедленно!
Она прислонилась гудящей головой к спинке кресла и закрыла глаза.
Пегги с удивлением взглянула на молодую женщину и послушно захромала к столу. Она посмотрела на толстой кусок кровавой говядины в холодном соусе, на пышную гору картофельного пюре, вокруг которого струился масляный ручей, на половину языка, куриное желе с трюфелями, и тихонько воскликнула.
— Пегги! — прикрикнула, поднимаясь, Миранда. — В чем дело? — Девушка закусила губу и быстро начала складывать тарелки.
— Это просто моя глупость, мэм. Это на меня находит с тех пор, как все это случилось…
— Что? — мягко настаивала Миранда, положив руку на плечо горничной.
Пегги подняла голову.
— Мама и малышка умерли в день святого Патрика, — растерянно сказала она. — В Ирландии страшный голод, мэм.
Миранда в ужасе посмотрела на девушку. В газетах иногда упоминалось о нехватке продовольствия в Ирландии, но это не производило на молодую женщину никакого впечатления точно так же, как и на всех остальных американцев.
— Я хотела бы тебе помочь, — медленно произнесла Миранда.
Деньги, думала она, крупная сумма, но у нее не было денег, во всяком случае не больше доллара в кошельке. Николас всегда платил слугам отеля в соответствии с их услугами, и он уже не раз отмечал, что Пегги неаккуратна и плохо обучена.
Пегги улыбнулась теплой улыбкой, осветившей все ее лицо.
— Благодарю вас, но не стоит беспокоиться. У меня есть мои руки и скоро я скоплю достаточно денег, чтобы вернуть долг отцу Доновану, который помог мне купить билет на пароход, — решительно заявила она. — Сядьте, мэм, сядьте, вы что-то побледнели. А я тут все болтаю, вместо того, чтобы заниматься делом.
Обогнув стол, она ненадолго исчезла, а когда вернулась с подносом, изумленно вскрикнула — Миранда, переживающая очередной приступ тошноты с трудом добрела до кресла, и без чувств рухнула в него.
Горничная бросила поднос и кинулась на помощь. Даже несмотря на свое ужасное состояние, Миранда ощущала нежность рук, поддерживающих ее голову, и слышала нежный шепот.
— Бедная, дорогая леди, все будет хорошо. Положите голову мне на плечо. Я протру вам лицо влажным полотенцем. А теперь в постель… быстро.
Миранда вдруг обнаружила, что лежит на кровати, над ней склонилась обеспокоенная Пегги, гладя ее по голове.
— Спасибо, — прошептала Миранда, стараясь улыбнуться. — Мне очень жаль. Наверное, во всем виновата вчерашняя рыба.
Глаза маленькой горничной заискрились.
— Не думаю, что это рыба, мэм.
— Но ведь это не может быть холерой! — встревоженно воскликнула Миранда.
Пегги весело рассмеялась.
— И не холера, я уверена.
Она наклонилась к молодой женщине и шепотом задала вопрос.
— Но… да, — ответила Миранда, мысленно подсчитывая дни, но все еще недоумевая. — Но что же?..
Миранда в изумлении замолчала. У нее не было никаких познаний на этот счет, за исключением того, что ей приходилось наблюдать у животных на ферме, но неожиданно она смутно вспомнила состояние Абигайль перед рождением Чарити.
— Да, мам, — ответила Пегги, одновременно забавляясь и умиляясь.
— Даже не могу поверить, — бормотала Миранда, по большей части обращаясь к самой себе. У нее не было радости, не было понимания неизбежных изменений, не было никаких мыслей, даже о Николасе, ничего, кроме непомерного удивления.
— Такова жизнь, — быстро заметила Пегги. — Сначала постель, потом колыбель, как говорила моя бедная мать. А теперь я пойду, а вы отдыхайте.
— Нет, пожалуйста, не уходи, — Миранда протянула ей руки. — Я не хочу оставаться в одиночестве. Я все улажу с твоими хозяевами, если ты боишься за работу. Только останься и поговори со мной.
Горничная вгляделась в бледное лицо Миранды. Жалобные нотки в ее голосе проникли в самое сердце. Как Пегги всегда казалось, бедной леди не стоило ни о чем тревожиться, кроме болей в животе, а вот однако же та сильно беспокоилась. Даже слепые летучие мыши могли бы это заметить. Да и правда, богатые не всегда счастливы, как бы не трудно было в это поверить.
— О чем мне говорить, мэм? — Теперь спросила она.
— Расскажи о своем доме в Ирландии… если, конечно, это не причинит тебе боль.
Миранде было все равно, о чем станет говорить девушка. Ей просто было нужно чье-то общество, пока она пыталась привыкнуть к этой удивительной перемене, которую в своей судьбе не была еще готова встретить.
Когда Пегги заговорила, ее ирландский акцент стал особенно силен, — она так увлеклась, что забыла и себя, и бедную леди в постели.
Пегги родилась в одном из самых красивейших мест в Ирландии, на берегах озера Лох-Лин в Килларни. Под соломенной крышей земляной хибары всегда царила бедность, но там присутствовала и любовь. Неважно, что молока в деревянных чашках было мало, а картошки раз, два и обчелся, с ними всегда было веселое остроумие красивой рыжеволосой матери, помогавшее им забыть о пустых желудках. А потом пала их корова Керри, и молока не стало совсем. Затем не стало и картошки. А однажды рыжеволосая мать тихонько легла на соломенный тюфяк вместе со своей малышкой на руках, которой был всего месяц от роду, и больше не встала. Все они голодали — и соседи их были в том же положении, — на помощь приходского священника и помещика рассчитывать было нечего. Эти двое, совершенно сбитые с толку ширящимся несчастьем своих горожан, делали все, что могли. Они отправили отца Пегги в Белфаст, где еще можно было найти работу. Они поместили трех оставшихся в живых детей О'Мелли в благотворительную школу, и смогли отправить Пегги и несколько ее ровесников в Америку, в страну изобилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91