— Эдди любит общество, да и моя бедная Вирджиния тоже, хотя сегодня ей нехорошо… бедная девочка. С ней сейчас доктор Френсис.
Она вздохнула, ее рано постаревшее лицо выражало сильное волнение. В своем черном платье и белоснежном чепце с длинными лентами она выглядела безукоризненно чистой и аккуратной, однако платье было старым и заштопанным в нескольких местах, и сердце Миранды защемило от жалости, когда она заметила, что правая туфля миссис Клемм развалилась и была аккуратно склеена пластырем, выкрашенным в черный цвет.
Несчастная женщина провела гостей через крохотную белую прихожую, выходящую в маленькую уютную спальню. В домике было еще две комнаты — кухня и гостиная — обе маленькие и дурно обставленные, но все здесь тем не менее сияло чистотой — клетчатый половик в гостиной, побеленные стены, даже низкие стропила потолка.
Вирджиния лежала у окна на самодельной софе, ее хрупкое изможденное тело было едва заметно под стеганым одеялом. Ее лицо без единой кровинки, не от мира сего, было обрамлено черными волосами, блестящими, гладкими, благодаря неустанной материнской заботе. Ее лихорадочно блестящие глаза воззрились на пожилого врача, сидящего рядом и державшего ее запястье.
Когда миссис Клемм ввела гостей в комнату, По встал из-за шаткого письменного стола, и вся его поза выражала безнадежное отчаяние.
— Да он же просто коротышка! — удивленно подумала Миранда, обнаружив, что и она сама и миссис Клемм были выше его на несколько дюймов, а уж Николас и вовсе возвышался над ним как скала.
Она привыкла судить о внешности мужчин не иначе как сравнивая их с правильными классическими чертами Николаса, и хотя многие женщины считали По довольно приятным, Миранде он не совсем понравился. Его высокий лоб сильно выступал под буйными темными локонами и, казалось, перевешивал рот и подбородок, так что его желтоватое лицо напоминало скорее грушу. Его усы были взлохмачены, лицо изборождено морщинами, под глазами образовались мешки, а серые глаза, которые могли смотреть когда-то бодро и даже гипнотически, потухли и не выражали теперь ничего. Он выглядел гораздо старше своих тридцати семи лет.
Миссис Эллет он приветствовал без особого восторга, зная что она страшная сплетница. Миранда, увидев эту холодность, еще сильнее пожалела, что они вторгаются в жизнь этой несчастной семьи, но апатия По рассеялась, а тон его потеплел, когда он повернулся к Ван Ринам.
— Как хорошо, что вы совершили такую долгую поездку из города, — сказал он, кланяясь Миранде и пожимая руку Николасу. — Извините, что мы вас так приветствуем, — и он указал на постель Вирджинии.
— Я испытываю неподдельное восхищение вашими творениями, мистер По, — с самой обаятельной улыбкой ответил Николас, — и я не мог уехать из города, не доставив себе удовольствия встретиться с вами и выразить вам свои чувства.
По, всегда очень восприимчивый к комплиментам, весь загорелся от искренности тона Николаса.
— Вы что-нибудь читали из моих произведений? — с волнением спросил он и тут же с горечью добавил: — Полагаю, «Ворона». Такую славу я получил во всем мире, появившись в перьях этой мрачной птицы.
— Я читал все, что вы публиковали, — ответил Николас и, подчиняясь жесту хозяина, сел на один из жестких стульев из тростника, — и прозу, и поэзию. Я нашел ваши рассказы увлекательными и вместе с тем вызывающими, хотя, признаюсь, предпочитаю стихи. Здесь, как мне кажется, ваш гений достигает вершины.
По полагал точно так же и когда обнаружил, что Николас знает всю его поэзию и может цитировать даже совсем малоизвестные стихотворения, те, что публика уже давно забыла, например «Тамерлана» или «Спящего», благодарный поэт пододвинул свой стул поближе и оживленно заговорил.
Пока мужчины беседовали, а миссис Эллет, стоящая рядом ними, старалась как-нибудь незаметно перевести разговор на свою собственную персону, миссис Клемм подвела Миранду к кушетке, где врач уже заканчивал осмотр.
Больная женщина взглянула на Миранду.
— Как хорошо, что вы пришли повидать Эдди, — прошептала она. — Как вы красивы! — с очаровательной наивностью добавила она.
Миранда улыбнулась и взяла тонкую прозрачную руку. Она была тронута нежностью и терпением этого почти детского личика. Хотя на самом деле Вирджиния была старше Миранды, ни бедность, ни болезнь не смогли состарить ее. Она была все тем же послушным ребенком, вышедшим замуж за своего кузена Эдди десять лет назад.
— Я уверена, вскоре вам станет лучше, — сказала Миранда и сразу же поняла, как неуместна была здесь эта избитая фраза, поскольку на бледных щеках Вирджинии тут же появился чахоточный румянец, а когда приступ кашля сотряс маленькое тело, платок, который она поднесла ко рту, окрасился кровавыми пятнами.
— Отойдите, мэм, — довольно грубо сказал доктор Миранде. — Сейчас ей нельзя говорить.
Он взял ее за руку и направил в сторону кухни.
— Здесь негде сесть, — пояснил врач, отвечая на удивленный взгляд Миранды. — Слишком уж много людей.
Это была правда. Три стула в комнате были заняты миссис Эллет, По и Николасом, а напротив них миссис Клемм склонилась над дочерью, чьи веки закрылись от усталости.
— Так, — проговорил немолодой врач, входя в кухню. Его глаза мигнули. — Это несчастное создание право. Вы действительно очаровательная женщина, моя дорогая. Рад с вами познакомиться. Меня зовут Френсис. Джон Вэйкфилд Френсис. Думаю, вы слышали обо мне, а?
И он потрепал ее по подбородку.
Миранда подалась назад, но обижаться на доктора Френсиса было невозможно. Его добродушие, сердечное внимание к хорошеньким женщинам и энергичность равнялись лишь его благородству. Его профессиональные способности и кошелек всегда были к услугам нуждающихся.
— Не думаю… — начала она. — Я так недолго пробыла в Нью-Йорке…
И все же это имя ей о чем-то говорило, хотя она и полагала, что никогда раньше не слышала его.
— Печальный дом, — заметил доктор, качая седой головой. — Жалко их всех. Бедные создания! Сплошь неудачи, несчастья и боль. Полагаю, вы не слишком-то много о всем этом знаете, а? — он бросил взгляд на ее розовое-муаровое платье, шляпку, украшенную перьями, жемчужные серьги и брошь.
— Нет, — ответила она с внутренним содроганием. — Думаю, что немного.
— Мы ничего не стоим, пока не столкнемся с настоящей бедой и не справимся с ней, — заявил доктор, неожиданно хлопнув по столу щетинистой рукой. — Нельзя все время жить в свое удовольствие, иначе вы превратитесь в размазню. Вы же не хотите, стать размазней, не так ли?
— Нет, — с улыбкой ответила она. Она поняла, что доктор принял ее за изнеженную светскую даму и это очень позабавило ее.
Значит, она избавилась от следов своего фермерского воспитания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Она вздохнула, ее рано постаревшее лицо выражало сильное волнение. В своем черном платье и белоснежном чепце с длинными лентами она выглядела безукоризненно чистой и аккуратной, однако платье было старым и заштопанным в нескольких местах, и сердце Миранды защемило от жалости, когда она заметила, что правая туфля миссис Клемм развалилась и была аккуратно склеена пластырем, выкрашенным в черный цвет.
Несчастная женщина провела гостей через крохотную белую прихожую, выходящую в маленькую уютную спальню. В домике было еще две комнаты — кухня и гостиная — обе маленькие и дурно обставленные, но все здесь тем не менее сияло чистотой — клетчатый половик в гостиной, побеленные стены, даже низкие стропила потолка.
Вирджиния лежала у окна на самодельной софе, ее хрупкое изможденное тело было едва заметно под стеганым одеялом. Ее лицо без единой кровинки, не от мира сего, было обрамлено черными волосами, блестящими, гладкими, благодаря неустанной материнской заботе. Ее лихорадочно блестящие глаза воззрились на пожилого врача, сидящего рядом и державшего ее запястье.
Когда миссис Клемм ввела гостей в комнату, По встал из-за шаткого письменного стола, и вся его поза выражала безнадежное отчаяние.
— Да он же просто коротышка! — удивленно подумала Миранда, обнаружив, что и она сама и миссис Клемм были выше его на несколько дюймов, а уж Николас и вовсе возвышался над ним как скала.
Она привыкла судить о внешности мужчин не иначе как сравнивая их с правильными классическими чертами Николаса, и хотя многие женщины считали По довольно приятным, Миранде он не совсем понравился. Его высокий лоб сильно выступал под буйными темными локонами и, казалось, перевешивал рот и подбородок, так что его желтоватое лицо напоминало скорее грушу. Его усы были взлохмачены, лицо изборождено морщинами, под глазами образовались мешки, а серые глаза, которые могли смотреть когда-то бодро и даже гипнотически, потухли и не выражали теперь ничего. Он выглядел гораздо старше своих тридцати семи лет.
Миссис Эллет он приветствовал без особого восторга, зная что она страшная сплетница. Миранда, увидев эту холодность, еще сильнее пожалела, что они вторгаются в жизнь этой несчастной семьи, но апатия По рассеялась, а тон его потеплел, когда он повернулся к Ван Ринам.
— Как хорошо, что вы совершили такую долгую поездку из города, — сказал он, кланяясь Миранде и пожимая руку Николасу. — Извините, что мы вас так приветствуем, — и он указал на постель Вирджинии.
— Я испытываю неподдельное восхищение вашими творениями, мистер По, — с самой обаятельной улыбкой ответил Николас, — и я не мог уехать из города, не доставив себе удовольствия встретиться с вами и выразить вам свои чувства.
По, всегда очень восприимчивый к комплиментам, весь загорелся от искренности тона Николаса.
— Вы что-нибудь читали из моих произведений? — с волнением спросил он и тут же с горечью добавил: — Полагаю, «Ворона». Такую славу я получил во всем мире, появившись в перьях этой мрачной птицы.
— Я читал все, что вы публиковали, — ответил Николас и, подчиняясь жесту хозяина, сел на один из жестких стульев из тростника, — и прозу, и поэзию. Я нашел ваши рассказы увлекательными и вместе с тем вызывающими, хотя, признаюсь, предпочитаю стихи. Здесь, как мне кажется, ваш гений достигает вершины.
По полагал точно так же и когда обнаружил, что Николас знает всю его поэзию и может цитировать даже совсем малоизвестные стихотворения, те, что публика уже давно забыла, например «Тамерлана» или «Спящего», благодарный поэт пододвинул свой стул поближе и оживленно заговорил.
Пока мужчины беседовали, а миссис Эллет, стоящая рядом ними, старалась как-нибудь незаметно перевести разговор на свою собственную персону, миссис Клемм подвела Миранду к кушетке, где врач уже заканчивал осмотр.
Больная женщина взглянула на Миранду.
— Как хорошо, что вы пришли повидать Эдди, — прошептала она. — Как вы красивы! — с очаровательной наивностью добавила она.
Миранда улыбнулась и взяла тонкую прозрачную руку. Она была тронута нежностью и терпением этого почти детского личика. Хотя на самом деле Вирджиния была старше Миранды, ни бедность, ни болезнь не смогли состарить ее. Она была все тем же послушным ребенком, вышедшим замуж за своего кузена Эдди десять лет назад.
— Я уверена, вскоре вам станет лучше, — сказала Миранда и сразу же поняла, как неуместна была здесь эта избитая фраза, поскольку на бледных щеках Вирджинии тут же появился чахоточный румянец, а когда приступ кашля сотряс маленькое тело, платок, который она поднесла ко рту, окрасился кровавыми пятнами.
— Отойдите, мэм, — довольно грубо сказал доктор Миранде. — Сейчас ей нельзя говорить.
Он взял ее за руку и направил в сторону кухни.
— Здесь негде сесть, — пояснил врач, отвечая на удивленный взгляд Миранды. — Слишком уж много людей.
Это была правда. Три стула в комнате были заняты миссис Эллет, По и Николасом, а напротив них миссис Клемм склонилась над дочерью, чьи веки закрылись от усталости.
— Так, — проговорил немолодой врач, входя в кухню. Его глаза мигнули. — Это несчастное создание право. Вы действительно очаровательная женщина, моя дорогая. Рад с вами познакомиться. Меня зовут Френсис. Джон Вэйкфилд Френсис. Думаю, вы слышали обо мне, а?
И он потрепал ее по подбородку.
Миранда подалась назад, но обижаться на доктора Френсиса было невозможно. Его добродушие, сердечное внимание к хорошеньким женщинам и энергичность равнялись лишь его благородству. Его профессиональные способности и кошелек всегда были к услугам нуждающихся.
— Не думаю… — начала она. — Я так недолго пробыла в Нью-Йорке…
И все же это имя ей о чем-то говорило, хотя она и полагала, что никогда раньше не слышала его.
— Печальный дом, — заметил доктор, качая седой головой. — Жалко их всех. Бедные создания! Сплошь неудачи, несчастья и боль. Полагаю, вы не слишком-то много о всем этом знаете, а? — он бросил взгляд на ее розовое-муаровое платье, шляпку, украшенную перьями, жемчужные серьги и брошь.
— Нет, — ответила она с внутренним содроганием. — Думаю, что немного.
— Мы ничего не стоим, пока не столкнемся с настоящей бедой и не справимся с ней, — заявил доктор, неожиданно хлопнув по столу щетинистой рукой. — Нельзя все время жить в свое удовольствие, иначе вы превратитесь в размазню. Вы же не хотите, стать размазней, не так ли?
— Нет, — с улыбкой ответила она. Она поняла, что доктор принял ее за изнеженную светскую даму и это очень позабавило ее.
Значит, она избавилась от следов своего фермерского воспитания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91