Солдаты прошли через всю комнату. Их грубые сапоги оставляли грязные следы на прекрасных коврах.
— Если ты увидишь Артуа, — начала Кристиана, но не смогла ничего больше сказать.
Она знала, где-то внутри она чувствовала и понимала, что никогда больше не увидит Габриэль, никогда больше не будет смеяться над ее шутками. Ее сердце сжималось. Ей не хватало дыхания. Корсет розового шелкового платья плотно сжимал ее, она чувствовала себя словно фарфоровая ваза.
Стражник взял Габриэль за руку, как будто она была опасным преступником. Кристиане хотелось высмеять солдат или сказать им что-то презрительное. Но она была очень напугана.
Когда стражник начал тянуть Габриэль к двери, их перепуганные взгляды встретились, и к ужасу Кристианы Габриэль зарыдала.
«Она знает, — подумала Кристиана. — Она знает, что она уже никогда не вернется сюда; мы все умрем». Кристиана смотрела на свою подругу в немом отчаянии и продолжала так молча стоять и смотреть на дверь, когда солдаты вывели Габриэль из комнаты, и она осталась одна. Дождь стучал по оконным рамам, и угольки в камине безразлично потрескивали.
«Когда же наступит моя очередь?» — думала она.
Кристиана опустилась в изящное гобеленовое кресло и закрыла лицо руками. Она молилась от всего сердце и просила прощения за миллион маленьких грехов.
Она умоляла, упрашивала, увещевала бога, говорила ему, что согласна жить в бедности, воздержании и обещала все, что угодно, только бы он помог ей выбраться отсюда.
«Бога нет», — сказал Артуа, его глаза сверкали при этом богохульстве.
— О, Артуа, — прошептала она в пустоту комнаты, — как я хочу, чтобы ты был неправ.
В этот момент она увидела записку, подсунутую кем-то под дверь. На свернутом листе бумаги была написана буква К. Кристиана пыталась вспомнить, кто сейчас стоял на страже за дверью. Она была почти уверена, что это был тот коротенький жилистый человек, один из бывших лакеев Версаля.
Она быстро оглянулась. Удостоверившись, что никого в комнате нет, поднялась с кресла и пробежала через комнату к двери. Ее каблучки простучали по гладкому мраморному полу.
Сердце ее бешено билось, когда она, наклонившись, быстро схватила бумажку. Стоя, прислонившись к стене, раскрыла и прочитала записку:
«Кое-кто хочет вас освободить. Приходите завтра в десять часов вечера в часовню. Возьмите с собой только то, что сможете унести».
Почерк был ей незнаком — нечеткий и размашистый. Но Кристиане было все равно.
Кто-то хочет помочь ей выбраться отсюда, кто-то волнуется и заботится о ней. Филипп или Артуа, или даже этот ужасный герцог Пуату, в данном случае, это не имеет значения. Она выберется из этой золоченой тюрьмы при помощи человека, который позаботится о ней.
Она откинула со лба густой черный локон и заплакала от радости и облегчения.
Кристиана сожгла письмо а камине и пошла в свою комнату, желая тут же замяться упаковкой своих самых любимых вещей.
Ей даже не пришло в голову испугаться.
Следующий день тянулся очень долго, и Кристиана старалась не думать о том, что сегодня ночью она покинет дворец. Ей было очень трудно сохранять спокойствие и вести себя, как обычно. Она постоянно думала о том, кто же устраивает ей побег и чувствовала себя немного виноватой, потому что покидала королеву, которая была так добра к ней эти три месяца, благодаря за преданность, за то, что она осталась с ней в то время, как многие уехали.
Она перебирала пальцами прохладные хрустальные четки с серебряной филигранью, когда мадам Клери постучала в дверь.
— Ее величество хочет вас видеть, — сказала она Кристиане, — и просит взять с собой скрипку. Это подняло бы ей настроение. Она так волнуется за принцессу де Ламбель.
Кристиана кивнула и поднялась из кресла, потом подошла к столику и взяла в руки футляр со скрипкой.
— Я тоже очень переживаю за нее, — ответила она дрожащим голосом, — Бедная Габриэль! Как вы думаете, ее отвезут в Консьержери?
Мадам Клери пожала плечами и горько сжала губы.
— Кто знает? Возможно, нас всех перевезут туда. Сумасшедшие, они все сумасшедшие. Моя бедная королева, сердце ее разрывается. Бедная Франция.
Кристиана положила четки в карман своего платья, она не расставалась с ними, они успокаивали ее и напоминали о том, что бог ее не забыл, и что сегодня ее спасут.
Она посмотрела на окно. Луч солнца пробился через облака, которые уже несколько дней закрывали небо Парижа. Может быть, это благоприятный знак?
— Мы все в руках божьих, — тихо сказала она, и мадам Клери многозначительно усмехнулась.
— Отчаяние усиливает веру даже у неверующих. Пойдемте, мадемуазель Сен Себастьян. Их Величество ждет вас.
Мария Антуанетта сильно постарела за время своего вынужденного заключения. Под глазами у нее были темные круги, вокруг рта залегли глубокие складки. Но она сидела спокойная и тихая в своем небольшом красивом кресле и улыбалась, когда Кристиана играла ей.
Нежные, сладкие, насыщенные звуки маленькой скрипки наполняли спальню ее Величества, которая не подозревала, что эти мелодии Марчелло и Вивальди были прощальными песнями, прощальным подарком Кристианы своей королеве.
Даже во время ее игры можно было слышать крики толпы, собравшейся под окнами дворца. Разгневанная толпа все увеличивалась по мере того, как прекращался дождь.
Как всегда они кричали и требовали, чтобы королева появилась. Они называли ее Мадам Капет или австрияка, или еще хуже.
Все, кто находился здесь с королевой, привыкли к этим крикам так, как привычен был для них в Версале шум фонтана или пение птиц в саду.
Наконец Кристиана не выдержала и опустила скрипку. Крики стали очень громкими, они переросли в победный рев. Крики ненависти сменились криками необычайной радости.
— Чего они хотят? — спросила королева в отчаянии, ее показное спокойствие исчезло. — Чего они хотят от меня? Я опять должна выставлять себя напоказ как в зверинце для развлечения толпы. Боже мой, что там у них сегодня?
Она подала руку мадам Клери, которая помогла ей подняться.
— Не обращайте на них внимания, — предупредила королеву мадам Клери. — Они замолчат постепенно.
— Нет, не замолчат. Хорошо, я выполню их требование, — сказала королева измученным голосом. — Откройте двери, я покажусь еще раз, и тогда, может быть, они оставят нас в покое.
Кристиана положила свою скрипку на полированный столик, инкрустированный ореховым деревом и последовала за королевой к золоченым дверям, ведущим на балкон. Это был ритуал, который они совершали много раз, и Кристиана просто ненавидела эти минуты.
Несколько мгновений королева молча стояла перед толпой, наполнявшей двор. Руки ее были сжаты, голова поднята высоко. Она держалась с большим достоинством, а толпа выкрикивала оскорбления, унизительные непристойности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Если ты увидишь Артуа, — начала Кристиана, но не смогла ничего больше сказать.
Она знала, где-то внутри она чувствовала и понимала, что никогда больше не увидит Габриэль, никогда больше не будет смеяться над ее шутками. Ее сердце сжималось. Ей не хватало дыхания. Корсет розового шелкового платья плотно сжимал ее, она чувствовала себя словно фарфоровая ваза.
Стражник взял Габриэль за руку, как будто она была опасным преступником. Кристиане хотелось высмеять солдат или сказать им что-то презрительное. Но она была очень напугана.
Когда стражник начал тянуть Габриэль к двери, их перепуганные взгляды встретились, и к ужасу Кристианы Габриэль зарыдала.
«Она знает, — подумала Кристиана. — Она знает, что она уже никогда не вернется сюда; мы все умрем». Кристиана смотрела на свою подругу в немом отчаянии и продолжала так молча стоять и смотреть на дверь, когда солдаты вывели Габриэль из комнаты, и она осталась одна. Дождь стучал по оконным рамам, и угольки в камине безразлично потрескивали.
«Когда же наступит моя очередь?» — думала она.
Кристиана опустилась в изящное гобеленовое кресло и закрыла лицо руками. Она молилась от всего сердце и просила прощения за миллион маленьких грехов.
Она умоляла, упрашивала, увещевала бога, говорила ему, что согласна жить в бедности, воздержании и обещала все, что угодно, только бы он помог ей выбраться отсюда.
«Бога нет», — сказал Артуа, его глаза сверкали при этом богохульстве.
— О, Артуа, — прошептала она в пустоту комнаты, — как я хочу, чтобы ты был неправ.
В этот момент она увидела записку, подсунутую кем-то под дверь. На свернутом листе бумаги была написана буква К. Кристиана пыталась вспомнить, кто сейчас стоял на страже за дверью. Она была почти уверена, что это был тот коротенький жилистый человек, один из бывших лакеев Версаля.
Она быстро оглянулась. Удостоверившись, что никого в комнате нет, поднялась с кресла и пробежала через комнату к двери. Ее каблучки простучали по гладкому мраморному полу.
Сердце ее бешено билось, когда она, наклонившись, быстро схватила бумажку. Стоя, прислонившись к стене, раскрыла и прочитала записку:
«Кое-кто хочет вас освободить. Приходите завтра в десять часов вечера в часовню. Возьмите с собой только то, что сможете унести».
Почерк был ей незнаком — нечеткий и размашистый. Но Кристиане было все равно.
Кто-то хочет помочь ей выбраться отсюда, кто-то волнуется и заботится о ней. Филипп или Артуа, или даже этот ужасный герцог Пуату, в данном случае, это не имеет значения. Она выберется из этой золоченой тюрьмы при помощи человека, который позаботится о ней.
Она откинула со лба густой черный локон и заплакала от радости и облегчения.
Кристиана сожгла письмо а камине и пошла в свою комнату, желая тут же замяться упаковкой своих самых любимых вещей.
Ей даже не пришло в голову испугаться.
Следующий день тянулся очень долго, и Кристиана старалась не думать о том, что сегодня ночью она покинет дворец. Ей было очень трудно сохранять спокойствие и вести себя, как обычно. Она постоянно думала о том, кто же устраивает ей побег и чувствовала себя немного виноватой, потому что покидала королеву, которая была так добра к ней эти три месяца, благодаря за преданность, за то, что она осталась с ней в то время, как многие уехали.
Она перебирала пальцами прохладные хрустальные четки с серебряной филигранью, когда мадам Клери постучала в дверь.
— Ее величество хочет вас видеть, — сказала она Кристиане, — и просит взять с собой скрипку. Это подняло бы ей настроение. Она так волнуется за принцессу де Ламбель.
Кристиана кивнула и поднялась из кресла, потом подошла к столику и взяла в руки футляр со скрипкой.
— Я тоже очень переживаю за нее, — ответила она дрожащим голосом, — Бедная Габриэль! Как вы думаете, ее отвезут в Консьержери?
Мадам Клери пожала плечами и горько сжала губы.
— Кто знает? Возможно, нас всех перевезут туда. Сумасшедшие, они все сумасшедшие. Моя бедная королева, сердце ее разрывается. Бедная Франция.
Кристиана положила четки в карман своего платья, она не расставалась с ними, они успокаивали ее и напоминали о том, что бог ее не забыл, и что сегодня ее спасут.
Она посмотрела на окно. Луч солнца пробился через облака, которые уже несколько дней закрывали небо Парижа. Может быть, это благоприятный знак?
— Мы все в руках божьих, — тихо сказала она, и мадам Клери многозначительно усмехнулась.
— Отчаяние усиливает веру даже у неверующих. Пойдемте, мадемуазель Сен Себастьян. Их Величество ждет вас.
Мария Антуанетта сильно постарела за время своего вынужденного заключения. Под глазами у нее были темные круги, вокруг рта залегли глубокие складки. Но она сидела спокойная и тихая в своем небольшом красивом кресле и улыбалась, когда Кристиана играла ей.
Нежные, сладкие, насыщенные звуки маленькой скрипки наполняли спальню ее Величества, которая не подозревала, что эти мелодии Марчелло и Вивальди были прощальными песнями, прощальным подарком Кристианы своей королеве.
Даже во время ее игры можно было слышать крики толпы, собравшейся под окнами дворца. Разгневанная толпа все увеличивалась по мере того, как прекращался дождь.
Как всегда они кричали и требовали, чтобы королева появилась. Они называли ее Мадам Капет или австрияка, или еще хуже.
Все, кто находился здесь с королевой, привыкли к этим крикам так, как привычен был для них в Версале шум фонтана или пение птиц в саду.
Наконец Кристиана не выдержала и опустила скрипку. Крики стали очень громкими, они переросли в победный рев. Крики ненависти сменились криками необычайной радости.
— Чего они хотят? — спросила королева в отчаянии, ее показное спокойствие исчезло. — Чего они хотят от меня? Я опять должна выставлять себя напоказ как в зверинце для развлечения толпы. Боже мой, что там у них сегодня?
Она подала руку мадам Клери, которая помогла ей подняться.
— Не обращайте на них внимания, — предупредила королеву мадам Клери. — Они замолчат постепенно.
— Нет, не замолчат. Хорошо, я выполню их требование, — сказала королева измученным голосом. — Откройте двери, я покажусь еще раз, и тогда, может быть, они оставят нас в покое.
Кристиана положила свою скрипку на полированный столик, инкрустированный ореховым деревом и последовала за королевой к золоченым дверям, ведущим на балкон. Это был ритуал, который они совершали много раз, и Кристиана просто ненавидела эти минуты.
Несколько мгновений королева молча стояла перед толпой, наполнявшей двор. Руки ее были сжаты, голова поднята высоко. Она держалась с большим достоинством, а толпа выкрикивала оскорбления, унизительные непристойности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76