— Сиеста, — пояснил Пако. — Все отдыхают. Кроме того, здешние пеоны не обязаны платить подать, насколько я понимаю, они работают ровно столько, чтобы прокормить себя и свои семьи. — И неожиданно, указав куда-то в сторону, воскликнула — Смотри, вон там старый склад, по-моему, сейчас в нем ничего не держат. Но зато винокуренный завод в отличном состоянии, там и сейчас делают отличное агуардиенте! А у реки стоит старая мельница, словом, как на всех асиендах.
За поворотом оказался крохотный садик, окружавший маленький дом.
Отвечая на вопросительный взгляд Джинни, Пако пояснил:
— Здесь живут Родригесы. Он управляющий, по крайней мере считается им, поскольку хозяев вечно нет дома.
— О Пако, — возбужденно воскликнула Джинни, — как здесь красиво! Словно время остановилось!
— Погоди, пока не увидишь дом! Он сильно нуждается в ремонте — только одно крыло сохранилось достаточно хорошо. Однако тебе, возможно, понравится. Очень много цветов и древних деревьев. Гляди!
Фургон неожиданно выехал из-под прикрытия деревьев на маленькую полянку.
— Ваше поместье, мадам. Нравится?
Джинни потеряла дар речи. Дом оказался довольно большим, выстроенным в испанском стиле. Газоны и клумбы буйно заросли сорняком и травой. Широкие каменные ступеньки вели на крытую веранду, огибавшую весь дом. Слева в загоне паслось стадо коз, куры, бегавшие повсюду, громко хлопали крыльями, удирая из-под колес фургона. Пако, приложив ко рту сложенные ковшиком ладони, громко позвал:
— Эй? Где ты, старик? Вы что тут, померли все?
— Я уже люблю все-все, — пробормотала Джинни. — Неужели это место и вправду мое? Пако, козы — можно будет достать малышу молоко. Не ожидала…
Она резко оборвала себя на полуслове при виде бегущей навстречу девушки в широкой красной юбке, развевающейся вокруг обнаженных стройных щиколоток.
— Эстебан! Любимый, ты приехал наконец! Я так скучала!
Она внезапно остановилась как вкопанная и, приложив руку козырьком к глазам, начала всматриваться в тележку.
— О Господи, — тихо застонал Пако, — поверь, Джинни, я этого не ожидал! Только не лезь в бутылку, я сам все устрою.
— О, это вы, — угрюмо пробормотала девушка, — Я думала…
Пако услышал приглушенное яростное восклицание Джинни и поморщился.
— Послушай, Джинни, — начал он, но понял, что уговоры бесполезны.
Джинни бесцеремонно пихнула ему на руки младенца и, спрыгнув на землю, оказалась лицом к лицу с Консепсьон, стоявшей с раскрытым от изумления ртом.
— Что ты здесь делаешь? — набросилась на нее Джинни, вне себя от бешенства.
Девушка презрительно оглядела соперницу. Она выглядела такой красивой, такой уверенной в себе — словом, роза в полном цвету под ярким солнцем.
Решив игнорировать Джинни, она взглянула поверх ее головы на Пако:
— Пако, кто эта женщина, которую ты привез сюда? Какая наглая особа!
— Это уж слишком! Если кто наглый, так это ты! Немедленно убирайся из моего дома, пока я не рассердилась по-настоящему!
Топнув ногой, Джинни стащила шаль с головы, швырнула в сторону. В эту минуту она напомнила Пако разъяренную фурию со своими сверкающими на солнце волосами.
Глаза сужены, как у злобной кошки. Консепсьон! Здесь, в ее собственном доме, ждет ее мужа…
Ошеломленное выражение лица Консепсьон медленно сменилось гневом: она наконец узнала Джинни.
— Ты! Как ты смеешь являться сюда?! Предательница! Французская подстилка! Сама убирайся, да побыстрее. Когда Эстебан увидит тебя, убьет на месте, если я не сделаю этого раньше!
— Детка, это ты постарайся, чтоб я больше не видела твоей грязной физиономии, или, клянусь, тебе не жить.
Все гнусные ругательства, выученные Джинни во время скитаний, немедленно пришли на ум. Она крепче уперлась ногами в землю и предостерегающе взглянула на Консепсьон.
Но тут какой-то сердитый старик появился на ступеньках, тупо глядя на женщин.
— Матерь Божья — гринго! — пробормотал он и перекрестился.
Консепсьон и Джинни были так заняты перебранкой, осыпая друг друга оскорблениями, что Пако, наконец-то придя в себя, спрыгнул на землю и, взбежав по ступенькам, отдал младенца Сальвадору.
— Возьми его, старик, да побыстрее, иначе здесь и вправду произойдет убийство.
— Еще смеешь являться к моему мужчине! — вопила Консепсьон. — В чьих объятиях он спал в свою брачную ночь, шлюха проклятая? В чьих глазах искал утешения, когда французские солдаты мучили его, а ты смеялась со своим жирным любовником?!
— Грязная тварь, — прошипела Джинни. — Мой муж пользовался тобой, когда ты сама предлагала ему себя, а получше ничего не было! Не забывай, он на мне женился.
— Женился, да только спал со мной! Не волнуйся, шлюха, я позабочусь о том, чтобы он как можно скорее добился признания этого брака недействительным — по крайней мере хоть не будет бояться, что получит французский нож в спину!
— И нож в твое черное сердце, ведьма проклятая, именно это ты заработаешь, если не унесешь ноги с моей земли!
Пако ринулся между женщинами как раз в тот момент, когда они начали наступать друг на друга.
— Ради Бога, — заорал он, — вы никак спятили! Давайте вести себя как воспитанные люди! Или нравится развлекать зрителей?
И действительно, из зарослей появилось несколько мужчин, с любопытством глядевших на происходящее.
Консепсьон и Джинни одновременно разразились криками, не уступая друг другу в красочности эпитетов. Бедняга Пако не знал, что делать. Ни одна не обращала на него внимания, и, к ужасу Дэвиса, Консепсьон выхватила нож: длинное лезвие зловеще блеснуло на солнце.
Не успел он опомниться, как Джинни подняла юбку и отстегнула кинжал, привязанный к бедру. Господи, откуда у нее такие привычки?
Пеоны явно не собирались вмешиваться, довольные неожиданным развлечением, поинтереснее петушиных боев, и даже начали заключать пари на победительницу.
Последовало короткое затишье; соперницы мерили друг друга злобными взглядами. Наконец Консепсьон решила пойти в атаку. Ощерившись, она с приглушенным ругательством рванулась вперед; блеск клинка отразился в глазах Джинни, почти ослепив ее. Лишь приобретенный в скитаниях инстинкт заставил ее развернуться и броситься всем телом на Консепсьон. Левая рука Джинни резко дернулась — нож вылетел из онемевших пальцев цыганки, она начала падать, но соперница вцепилась ей в руки, наклонилась и одним движением подсекла ноги Консепсьон. Та мешком свалилась на землю.
Не успела она опомниться, как Джинни уже стояла над ней на одном колене, держа у горла кинжал; другое колено с силой упиралось в живот Консепсьон.
— Пошевелись только, и я с радостью перережу твою злобную, лживую глотку, — процедила сквозь зубы Джинни.
Консепсьон сквозь удары сердца, громко отдававшиеся в ушах, со стыдом слышала издевательские реплики мужчин, восхищавшихся соперницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129