И стоит мне отвернуться, ты становишься любовницей Лопеса — этого негодяя! Ублюдка!
Ты знала о его репутации и не постеснялась выставить эту мерзость напоказ! Не вздумай приходить ко мне, когда он выбросит тебя на улицу, — я с тобой покончил!
«О Боже! Я заслужила это, заслужила каждое обвинение, каждое оскорбление», — думала Джинни, пока Мишель хлестал ее едкими словами:
— Я любил тебя, Жинетт, любил искренне, и Господь видит, как пытался завоевать твою любовь. Я считал тебя героиней, униженным ангелом, способным подняться над грешной землей. Но думаю, что тебе просто нравится жить в грязи и позоре!
Она молила его остановиться, уверяла, что никогда не притворялась, не лгала.
— Ведь именно моя репутация привлекла тебя с самого начала! Ты не осмелился бы сделать прежнюю Жинетт своей любовницей, как теперешнюю. Ты просил меня стать твоей женой, потому что только так мог меня удержать. В душе ты никогда не доверял мне, не так ли?
— Вижу, ты стала настоящим оратором! — процедил он. — Как легко научилась искажать действительность, лишь бы не видеть правды о себе. Ты никогда меня не любила! Благодарность… на что мне твоя благодарность?! Иисусе, благодарность, когда я боготворил тебя, обожал и в ответ просил только искренней привязанности! Что дал тебе Лопес? Какое удовлетворение ты получаешь, став его игрушкой, мимолетной прихотью?
— Он может помочь мне найти мужа! — вскрикнула доведенная до отчаяния Джинни. — Предпочитаешь, чтобы я стала твоей женой при живом муже? Но я не могла поступить с тобой подобным образом… А Лопес — единственный человек, принимающий меня такой, какая я есть! Видишь ли, он знает, что я до сих пор люблю мужа, и спас его ради меня!
Увидев смертельно побледневшее лицо Мишеля, она охнула, но молчать уже не могла:
— Мишель, Мишель, ты ведь знал, что я все еще любила Стива! Сколько раз обвинял меня в любви к призраку?! Ну что ж, он не призрак, и я отправлюсь искать его! Не важно, сколько времени это займет, не важно, что придется для этого вынести!
— Значит, теперь, когда Лопес по горло сыт твоими прелестями, он найдет твоего мужа и толкнет тебя в его объятия? Знаешь, мне почти жаль этого человека — придется ему довольствоваться чужими обносками!
Джинни отшатнулась, словно от удара в лицо.
— Да, я тоже об этом думала, — прошептала она, — но придется рискнуть.
Повернувшись, она бросилась к двери, не в силах выносить эту муку. И пришла к Мигелю, как тот и ожидал.
Глава 45
Положение официальной любовницы Мигеля Лопеса вовсе не было настолько печальным, как обнаружила Джинни, когда общество возвратилось в город. Здесь по-прежнему царило лихорадочное веселье, и разница состояла лишь в том, что теперь ее покровителем был Мигель, а не граф д'Арлинже. Лопес возил ее на балы и маскарады, не требуя ничего взамен… кроме услуг в постели. Он был к тому же непревзойденным любовником, правда, с несколько извращенными вкусами. Но Джинни отказывалась думать об этом. К чему?
Она знала любые трюки проституток, выучилась всему. Мигель по крайней мере не брал ее силой и всегда доставлял наслаждение, заставляя в такие минуты чувствовать себя ребенком, играющим в запретные игры. Кроме того, они всегда были предельно откровенны друг с другом, и ни ему, ни ей не было нужды притворяться.
Мигелю Лопесу нравилось показывать на людях свое последнее приобретение. Самолюбие его приятно щекотал тот факт, что он украл любовницу из-под носа у французского офицера. Если бы Джинни взяла нового любовника, Мигель, возможно, просто бы рассмеялся и стал расспрашивать о деталях. Он восхищался ею, но настоящей любви не испытывал. Помимо всего прочего, Лопес был женат, правда, упрятал жену на маленькую асиенду в глуши, подальше от разврата большого города.
Он часто советовался с Джинни и почти не имел от нее тайн, иногда даже заходил так далеко, что просил помощи и совета в любовных делах.
— Странно, детка, — смеялся он, — ты первая женщина, с которой я могу говорить откровенно! И получать искреннее удовольствие от нашего договора.
— Но когда ты выполнишь свою часть сделки?! Неужели так и не смог ничего обнаружить?! — допытывалась Джинни.
— Терпение, дорогая, терпение! Ты ведь знаешь, времена сейчас ненадежные, а такого человека, как он, чрезвычайно трудно отыскать. Кстати, знаешь, что, несмотря на все предосторожности, партизаны все-таки ухитрились взорвать железную дорогу. И тут же исчезли бесследно!
Странное дельце!
Джинни резко вскочила:
— Что ты пытаешься сказать? Думаешь, он был одним из них.
— Не сомневаюсь, все это дело рук Моргана! Весьма талантливый молодой человек, не так ли? Придется расспросить мою тетушку-графиню, наверное, он нанес ей визит. Я не рассказывал, какое впечатление он на нее произвел? Надоела мне своей трескотней о том, какой он красавец, как прекрасно сложен, и о его глазах цвета ночного неба… ну… и о других… гм… добродетелях.
— О, будь ты проклят, Мигель, будь проклят!
Ненавижу, когда ты так жесток!
Она набросилась на него, стала бить кулачками в грудь, лоха Мигель, смеясь, не схватил ее за запястья и не опрокинул на кровать.
— Думаю, что смогу заставить тебя забыть о том, как ты ненавидишь меня, — прошептал он, и через некоторое время Джинни действительно забыла о сопротивлении.
Несмотря на почти непрерывные развлечения, время для Джинни тянулось мучительно медленно. Прошло Рождество, начался сезон дождей, потом вновь вернулась палящая жара. Джинни продолжала донимать Мигеля, пока тот не сказал, что она становится ужасно надоедливой. И кроме того, Джинни успела узнать, что Мигель обладает особенным, присущим лишь ему благородством, несмотря на коварство и цинизм. Но он был слишком занят собственными проблемами.
Дела на фронте шли все хуже, окружающие только об этом и говорили, пока Джинни не почувствовала, что сходит с ума. Хуаристы одерживали одну победу за другой, и всем было известно, что французы вот-вот покинут Мексику.
Император Луи Наполеон, вступивший в войну с Пруссией, нуждался в своих солдатах. Гордость Максимилиана была уязвлена. Он объявил, что был избран народом, поэтому не отречется от престола и не покинет верных ему людей и войска на милость хуаристов. По городу ходили ужасные слухи о зверствах и массовых убийствах, чинимых солдатами Порфирио Диаса.
— Этот Хуарес — настоящее чудовище! — восклицала Эгнес дю Сальм. — Говорят, он чистокровный индеец. Будь он испанцем, обладал бы большим благородством.
— А все французы так уж благородны?! — зло парировала Джинни. — Вспомни, Эгнес, я тоже кое-что испытала в их руках.
Подруга как-то странно взглянула на нее:
— Я все время забываю, что твой муж на другой стороне.
А ты здесь, да еще с Мигелем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Ты знала о его репутации и не постеснялась выставить эту мерзость напоказ! Не вздумай приходить ко мне, когда он выбросит тебя на улицу, — я с тобой покончил!
«О Боже! Я заслужила это, заслужила каждое обвинение, каждое оскорбление», — думала Джинни, пока Мишель хлестал ее едкими словами:
— Я любил тебя, Жинетт, любил искренне, и Господь видит, как пытался завоевать твою любовь. Я считал тебя героиней, униженным ангелом, способным подняться над грешной землей. Но думаю, что тебе просто нравится жить в грязи и позоре!
Она молила его остановиться, уверяла, что никогда не притворялась, не лгала.
— Ведь именно моя репутация привлекла тебя с самого начала! Ты не осмелился бы сделать прежнюю Жинетт своей любовницей, как теперешнюю. Ты просил меня стать твоей женой, потому что только так мог меня удержать. В душе ты никогда не доверял мне, не так ли?
— Вижу, ты стала настоящим оратором! — процедил он. — Как легко научилась искажать действительность, лишь бы не видеть правды о себе. Ты никогда меня не любила! Благодарность… на что мне твоя благодарность?! Иисусе, благодарность, когда я боготворил тебя, обожал и в ответ просил только искренней привязанности! Что дал тебе Лопес? Какое удовлетворение ты получаешь, став его игрушкой, мимолетной прихотью?
— Он может помочь мне найти мужа! — вскрикнула доведенная до отчаяния Джинни. — Предпочитаешь, чтобы я стала твоей женой при живом муже? Но я не могла поступить с тобой подобным образом… А Лопес — единственный человек, принимающий меня такой, какая я есть! Видишь ли, он знает, что я до сих пор люблю мужа, и спас его ради меня!
Увидев смертельно побледневшее лицо Мишеля, она охнула, но молчать уже не могла:
— Мишель, Мишель, ты ведь знал, что я все еще любила Стива! Сколько раз обвинял меня в любви к призраку?! Ну что ж, он не призрак, и я отправлюсь искать его! Не важно, сколько времени это займет, не важно, что придется для этого вынести!
— Значит, теперь, когда Лопес по горло сыт твоими прелестями, он найдет твоего мужа и толкнет тебя в его объятия? Знаешь, мне почти жаль этого человека — придется ему довольствоваться чужими обносками!
Джинни отшатнулась, словно от удара в лицо.
— Да, я тоже об этом думала, — прошептала она, — но придется рискнуть.
Повернувшись, она бросилась к двери, не в силах выносить эту муку. И пришла к Мигелю, как тот и ожидал.
Глава 45
Положение официальной любовницы Мигеля Лопеса вовсе не было настолько печальным, как обнаружила Джинни, когда общество возвратилось в город. Здесь по-прежнему царило лихорадочное веселье, и разница состояла лишь в том, что теперь ее покровителем был Мигель, а не граф д'Арлинже. Лопес возил ее на балы и маскарады, не требуя ничего взамен… кроме услуг в постели. Он был к тому же непревзойденным любовником, правда, с несколько извращенными вкусами. Но Джинни отказывалась думать об этом. К чему?
Она знала любые трюки проституток, выучилась всему. Мигель по крайней мере не брал ее силой и всегда доставлял наслаждение, заставляя в такие минуты чувствовать себя ребенком, играющим в запретные игры. Кроме того, они всегда были предельно откровенны друг с другом, и ни ему, ни ей не было нужды притворяться.
Мигелю Лопесу нравилось показывать на людях свое последнее приобретение. Самолюбие его приятно щекотал тот факт, что он украл любовницу из-под носа у французского офицера. Если бы Джинни взяла нового любовника, Мигель, возможно, просто бы рассмеялся и стал расспрашивать о деталях. Он восхищался ею, но настоящей любви не испытывал. Помимо всего прочего, Лопес был женат, правда, упрятал жену на маленькую асиенду в глуши, подальше от разврата большого города.
Он часто советовался с Джинни и почти не имел от нее тайн, иногда даже заходил так далеко, что просил помощи и совета в любовных делах.
— Странно, детка, — смеялся он, — ты первая женщина, с которой я могу говорить откровенно! И получать искреннее удовольствие от нашего договора.
— Но когда ты выполнишь свою часть сделки?! Неужели так и не смог ничего обнаружить?! — допытывалась Джинни.
— Терпение, дорогая, терпение! Ты ведь знаешь, времена сейчас ненадежные, а такого человека, как он, чрезвычайно трудно отыскать. Кстати, знаешь, что, несмотря на все предосторожности, партизаны все-таки ухитрились взорвать железную дорогу. И тут же исчезли бесследно!
Странное дельце!
Джинни резко вскочила:
— Что ты пытаешься сказать? Думаешь, он был одним из них.
— Не сомневаюсь, все это дело рук Моргана! Весьма талантливый молодой человек, не так ли? Придется расспросить мою тетушку-графиню, наверное, он нанес ей визит. Я не рассказывал, какое впечатление он на нее произвел? Надоела мне своей трескотней о том, какой он красавец, как прекрасно сложен, и о его глазах цвета ночного неба… ну… и о других… гм… добродетелях.
— О, будь ты проклят, Мигель, будь проклят!
Ненавижу, когда ты так жесток!
Она набросилась на него, стала бить кулачками в грудь, лоха Мигель, смеясь, не схватил ее за запястья и не опрокинул на кровать.
— Думаю, что смогу заставить тебя забыть о том, как ты ненавидишь меня, — прошептал он, и через некоторое время Джинни действительно забыла о сопротивлении.
Несмотря на почти непрерывные развлечения, время для Джинни тянулось мучительно медленно. Прошло Рождество, начался сезон дождей, потом вновь вернулась палящая жара. Джинни продолжала донимать Мигеля, пока тот не сказал, что она становится ужасно надоедливой. И кроме того, Джинни успела узнать, что Мигель обладает особенным, присущим лишь ему благородством, несмотря на коварство и цинизм. Но он был слишком занят собственными проблемами.
Дела на фронте шли все хуже, окружающие только об этом и говорили, пока Джинни не почувствовала, что сходит с ума. Хуаристы одерживали одну победу за другой, и всем было известно, что французы вот-вот покинут Мексику.
Император Луи Наполеон, вступивший в войну с Пруссией, нуждался в своих солдатах. Гордость Максимилиана была уязвлена. Он объявил, что был избран народом, поэтому не отречется от престола и не покинет верных ему людей и войска на милость хуаристов. По городу ходили ужасные слухи о зверствах и массовых убийствах, чинимых солдатами Порфирио Диаса.
— Этот Хуарес — настоящее чудовище! — восклицала Эгнес дю Сальм. — Говорят, он чистокровный индеец. Будь он испанцем, обладал бы большим благородством.
— А все французы так уж благородны?! — зло парировала Джинни. — Вспомни, Эгнес, я тоже кое-что испытала в их руках.
Подруга как-то странно взглянула на нее:
— Я все время забываю, что твой муж на другой стороне.
А ты здесь, да еще с Мигелем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129