Однако возница не сворачивал. Элизабет вопросительно взглянула на Лукаса.
– Мы должны кое-кого навестить, – сказал он.
– Ах, Лукас! Я не одета для визита. Тебе следовало предупредить меня.
– Они не придадут этому значения. Я уверен.
Карета остановилась напротив великолепного огромного особняка; на ажурных перилах балконов красовались инициалы первого владельца Натаниела Расселла. Элизабет этот дом был знаком по имени предыдущей владелицы, Олстон. Да ведь это ее старая школа! Элизабет была совершенно озадачена. С тех пор как Элинор Олстон умерла, дом стоял никем не занятый. Там никто не жил, не говоря уж о знакомых семейства Купер, которые могли бы пригласить их в гости вместе с младенцем, нянькой и котенком.
– Что происходит, Лукас? – Элизабет начала сердиться. Она вновь взглянула на дом.
Дверь отворилась. У порога стояла Делия – улыбающаяся, в новом переднике с кружевами.
– Пожалуйте домой, госпожа Купер, – сказал Лукас.
– Я не верю своим глазам, – сказала Элизабет, осмотрев свое новое жилище. – Дом превосходен, но я чувствую себя как горошинка в гигантском стручке. Нам надо просить мебель у кого только можно.
Колыбель Кэтрин и кровать Хэтти казались затерянными в непомерно большой комнате. Когда Элизабет ходила, шаги ее отдавались гулко, будто в зале. Она оперлась о перила роскошной лестницы, которая являлась центром дома. Лестница определяла характер здания и поражала воображение всякого, кто входил, – великолепная, очаровывающая и опасная. Она имела форму овала; от первого этажа, образуя спираль, поднимались пологие ступеньки, они словно висели в воздухе. Лестницу заслуженно прозвали летучей. С ее формой перекликались овальные гостиные, примыкавшие к ней с юга, и овальный плафон, через который лился свет. Стоя на центральной площадке и глядя вверх, наблюдатель чувствовал, что он, словно лишенный веса, висит в воздухе. Глядя вниз с площадки третьего этажа, он видел головокружительный водоворот ступенек, сбегавший к блестевшему далеко внизу полу. Элизабет крепко сжала перила и тряхнула головой, чтобы разрушить чары.
– Знаешь, Лукас, чего мне больше всего хотелось, когда я училась в школе у мисс Олстон? Съехать вниз по этим перилам. А теперь это мой собственный дом, и никто не может запретить мне.
– Я могу.
Он взял ее за руку и увел подальше от чарующего эллипса.
Элизабет обняла его:
– Глупый, я думаю, после того, как родится малыш… А детям я запрещу это строго-настрого. Пусть даже не пытаются, по крайней мере, пока не исполнится двенадцать лет. Но когда они будут в саду и некому будет подсматривать и сплетничать о моем недостойном поведении, – о, тогда наконец мое желание исполнится!
Лукас бережно обнял жену своими сильными руками:
– Ты будешь теперь свободна в своих желаниях. И так будет всегда. Мы станем величайшими Куперами всех времен. – Он коснулся рукой ее наметившегося живота. – Маленькому Лукасу будет привольно расти в этом доме, – сказал он. – Он будет настоящим принцем.
Не успел Лукас это сказать, как ребенок шевельнулся у нее в животе. Почувствовав толчок, Лукас улыбнулся и сомкнул руки.
– Ах, Лукас, – сказала Элизабет, – как я счастлива!
41
В беспорядочной сумятице на пристани никто не обратил внимания на коренастого светловолосого человека, который деловито удалялся от таможни. Не было ничего необычного в том, что заокеанский путешественник возвращается в Нью-Йорк с дюжиной сундуков и разнообразной ручной кладью.
Симмонс Тень нашел представителя пароходной компании «Кьюнард», кратко переговорил с ним, а затем всунул свернутую банкноту чиновнику прямо в обтянутую белой лайковой перчаткой руку.
– Возьмите вот это. Наймите носильщиков и доставьте мой багаж в отель на Пятой авеню. Благодарю за услуги.
Чиновник коснулся пальцем края шляпы:
– Рад стараться, мистер Симмонс. Надеюсь, вы вновь обратитесь к нам.
– Несомненно, – солгал Симмонс.
Все намеченные дела в Европе были завершены, и он не намеревался более оставлять Штаты.
В отеле его не ждали, но администратор, мельком взглянув на его дорожный костюм с Савил-Роу, подобострастно кивнул:
– Желаете люкс, мистер Симмонс?
– Никаких изысков. Гостиная и спальня – вот все, что требуется.
Убористым почерком он написал в журнале: «Дж. Теньел Саймонс, Чарлстон, Ю.К.».
Роскошь люкса ошеломила его. Массивная полированная мебель была обтянута темным плюшем. Столешницы и поверхность бюро были из белого мрамора с черными прожилками; плиты этого же мрамора окаймляли подножие огромного камина с решеткой для угля и покрывали пол в ванной.
Симмонс останавливался в лучших отелях Штутгарта и Лондона, но там он не встречал ничего подобного. Воспользовавшись переговорным устройством, которое показал ему коридорный, Тень заказал обед к себе в номер. Завтра ему предстоит начать новую жизнь. Но впереди еще целый вечер, который можно провести за раскладыванием вещей. Ему не хотелось доверять это служителю. Необходимо освоиться с новой одеждой, которую ему сшили в Лондоне. Слава Богу, он уже привык к замысловатому мосту, который соорудил для него немецкий мастер, почти год потрудившись над его зубами. Джо Симмонс стоял против большого зеркала в золоченой раме и улыбался.
– Да, ты чертовски хорош, Джозеф Теньел Саймонс, – сказал он вслух.
На следующее утро он явился в банк Моргана, куда перевел на свое новое имя полмиллиона долларов. Как он и ожидал, управляющий заставил его немного подождать, дабы посетитель понял, что его полмиллиона не произвели здесь слишком большого впечатления; однако ожидание было не особенно продолжительным и не выглядело как намеренное оскорбление. Симмонс не удивился и тогда, когда управляющий пригласил его на ленч, оценил его непринужденную манеру держаться и предложил сотрудничество. Симмонс Тень принял предложение со столь же невозмутимым видом. В течение двух месяцев Симмонс обследовал окрестности Нью-Йорка – так же как когда-то, пятнадцать лет назад, он изучал Чарлстон. Он бродил по улицам, ездил на трамваях и надземной железной дороге, обедал в ресторанах, сидел, отдыхая, в курительной своего клуба или стоял порой в роскошном вестибюле своего отеля. Он ко всему прислушивался, все замечал. Наконец он решил, что предчувствия относительно Нью-Йорка не обманули его: город представлял собой великолепное поле деятельности для Дж. Теньела Саймонса. Сверх ожиданий, он пришелся Джо по душе. Стремление к новизне, неутомимость и отсутствие сентиментальности отражали его собственную натуру. На нищих он обращал внимания не более, чем на голубей и коз, которые, казалось, разгуливали повсюду. Богатство действовало исцеляюще. Живя в Чарлстоне и Европе, он старался вести себя утонченно, теперь с него хватит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
– Мы должны кое-кого навестить, – сказал он.
– Ах, Лукас! Я не одета для визита. Тебе следовало предупредить меня.
– Они не придадут этому значения. Я уверен.
Карета остановилась напротив великолепного огромного особняка; на ажурных перилах балконов красовались инициалы первого владельца Натаниела Расселла. Элизабет этот дом был знаком по имени предыдущей владелицы, Олстон. Да ведь это ее старая школа! Элизабет была совершенно озадачена. С тех пор как Элинор Олстон умерла, дом стоял никем не занятый. Там никто не жил, не говоря уж о знакомых семейства Купер, которые могли бы пригласить их в гости вместе с младенцем, нянькой и котенком.
– Что происходит, Лукас? – Элизабет начала сердиться. Она вновь взглянула на дом.
Дверь отворилась. У порога стояла Делия – улыбающаяся, в новом переднике с кружевами.
– Пожалуйте домой, госпожа Купер, – сказал Лукас.
– Я не верю своим глазам, – сказала Элизабет, осмотрев свое новое жилище. – Дом превосходен, но я чувствую себя как горошинка в гигантском стручке. Нам надо просить мебель у кого только можно.
Колыбель Кэтрин и кровать Хэтти казались затерянными в непомерно большой комнате. Когда Элизабет ходила, шаги ее отдавались гулко, будто в зале. Она оперлась о перила роскошной лестницы, которая являлась центром дома. Лестница определяла характер здания и поражала воображение всякого, кто входил, – великолепная, очаровывающая и опасная. Она имела форму овала; от первого этажа, образуя спираль, поднимались пологие ступеньки, они словно висели в воздухе. Лестницу заслуженно прозвали летучей. С ее формой перекликались овальные гостиные, примыкавшие к ней с юга, и овальный плафон, через который лился свет. Стоя на центральной площадке и глядя вверх, наблюдатель чувствовал, что он, словно лишенный веса, висит в воздухе. Глядя вниз с площадки третьего этажа, он видел головокружительный водоворот ступенек, сбегавший к блестевшему далеко внизу полу. Элизабет крепко сжала перила и тряхнула головой, чтобы разрушить чары.
– Знаешь, Лукас, чего мне больше всего хотелось, когда я училась в школе у мисс Олстон? Съехать вниз по этим перилам. А теперь это мой собственный дом, и никто не может запретить мне.
– Я могу.
Он взял ее за руку и увел подальше от чарующего эллипса.
Элизабет обняла его:
– Глупый, я думаю, после того, как родится малыш… А детям я запрещу это строго-настрого. Пусть даже не пытаются, по крайней мере, пока не исполнится двенадцать лет. Но когда они будут в саду и некому будет подсматривать и сплетничать о моем недостойном поведении, – о, тогда наконец мое желание исполнится!
Лукас бережно обнял жену своими сильными руками:
– Ты будешь теперь свободна в своих желаниях. И так будет всегда. Мы станем величайшими Куперами всех времен. – Он коснулся рукой ее наметившегося живота. – Маленькому Лукасу будет привольно расти в этом доме, – сказал он. – Он будет настоящим принцем.
Не успел Лукас это сказать, как ребенок шевельнулся у нее в животе. Почувствовав толчок, Лукас улыбнулся и сомкнул руки.
– Ах, Лукас, – сказала Элизабет, – как я счастлива!
41
В беспорядочной сумятице на пристани никто не обратил внимания на коренастого светловолосого человека, который деловито удалялся от таможни. Не было ничего необычного в том, что заокеанский путешественник возвращается в Нью-Йорк с дюжиной сундуков и разнообразной ручной кладью.
Симмонс Тень нашел представителя пароходной компании «Кьюнард», кратко переговорил с ним, а затем всунул свернутую банкноту чиновнику прямо в обтянутую белой лайковой перчаткой руку.
– Возьмите вот это. Наймите носильщиков и доставьте мой багаж в отель на Пятой авеню. Благодарю за услуги.
Чиновник коснулся пальцем края шляпы:
– Рад стараться, мистер Симмонс. Надеюсь, вы вновь обратитесь к нам.
– Несомненно, – солгал Симмонс.
Все намеченные дела в Европе были завершены, и он не намеревался более оставлять Штаты.
В отеле его не ждали, но администратор, мельком взглянув на его дорожный костюм с Савил-Роу, подобострастно кивнул:
– Желаете люкс, мистер Симмонс?
– Никаких изысков. Гостиная и спальня – вот все, что требуется.
Убористым почерком он написал в журнале: «Дж. Теньел Саймонс, Чарлстон, Ю.К.».
Роскошь люкса ошеломила его. Массивная полированная мебель была обтянута темным плюшем. Столешницы и поверхность бюро были из белого мрамора с черными прожилками; плиты этого же мрамора окаймляли подножие огромного камина с решеткой для угля и покрывали пол в ванной.
Симмонс останавливался в лучших отелях Штутгарта и Лондона, но там он не встречал ничего подобного. Воспользовавшись переговорным устройством, которое показал ему коридорный, Тень заказал обед к себе в номер. Завтра ему предстоит начать новую жизнь. Но впереди еще целый вечер, который можно провести за раскладыванием вещей. Ему не хотелось доверять это служителю. Необходимо освоиться с новой одеждой, которую ему сшили в Лондоне. Слава Богу, он уже привык к замысловатому мосту, который соорудил для него немецкий мастер, почти год потрудившись над его зубами. Джо Симмонс стоял против большого зеркала в золоченой раме и улыбался.
– Да, ты чертовски хорош, Джозеф Теньел Саймонс, – сказал он вслух.
На следующее утро он явился в банк Моргана, куда перевел на свое новое имя полмиллиона долларов. Как он и ожидал, управляющий заставил его немного подождать, дабы посетитель понял, что его полмиллиона не произвели здесь слишком большого впечатления; однако ожидание было не особенно продолжительным и не выглядело как намеренное оскорбление. Симмонс не удивился и тогда, когда управляющий пригласил его на ленч, оценил его непринужденную манеру держаться и предложил сотрудничество. Симмонс Тень принял предложение со столь же невозмутимым видом. В течение двух месяцев Симмонс обследовал окрестности Нью-Йорка – так же как когда-то, пятнадцать лет назад, он изучал Чарлстон. Он бродил по улицам, ездил на трамваях и надземной железной дороге, обедал в ресторанах, сидел, отдыхая, в курительной своего клуба или стоял порой в роскошном вестибюле своего отеля. Он ко всему прислушивался, все замечал. Наконец он решил, что предчувствия относительно Нью-Йорка не обманули его: город представлял собой великолепное поле деятельности для Дж. Теньела Саймонса. Сверх ожиданий, он пришелся Джо по душе. Стремление к новизне, неутомимость и отсутствие сентиментальности отражали его собственную натуру. На нищих он обращал внимания не более, чем на голубей и коз, которые, казалось, разгуливали повсюду. Богатство действовало исцеляюще. Живя в Чарлстоне и Европе, он старался вести себя утонченно, теперь с него хватит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171