– Ну а ты сам? – с любопытством спросил Адам. Всех женщин Джерома роднили три общие черты. Они были очень красивы, с хорошими манерами, но их власть над Джеромом всегда оказывалась кратковременной. В этом смысле принцесса отличалась от своих предшественниц, ибо она задержалась у Джерома много дольше прочих.
– Луиза мне подходит как никто другой, – с обезоруживающей откровенностью сказал Джером. – Она обожает мой банковский счет, мое геройство в постели и – поскольку моих предков днем с огнем не сыщешь в Готском альманахе – даже не помышляет о том, чтобы выйти за меня замуж, ибо в равной степени она могла бы выйти за собственного шофера.
Адам не знал, радоваться или огорчаться. Внимательная мачеха, способная помочь Элизабет, могла бы изменить жизнь девушки к лучшему. Вместо гостиницы у Элизабет появился бы настоящий дом, девочка, как и положено в ее возрасте, посещала бы школу, а не так, как сейчас, время от времени наведывалась бы в свой лицей. Он провел рукой по густой шапке выгоревших на солнце волос. Наверняка и для самого Джерома это явилось неким откровением: он вдруг почувствовал, что рожден холостяком и нет никакой необходимости отказываться от преимуществ свободной жизни. Адам мог быть лишь признателен ему за то, что при своем холостяцком образе жизни Джером тем не менее оставался внимательным и заботливым отцом.
Адам поднялся с места, мысленно прикидывая свои финансовые возможности.
– Пойдем, Джерри? Посмотрим, удастся ли мне отыграть кое-что из того, что просадил. А если нет, поеду домой.
Ему удалось выиграть, выиграть столько, что он вполне смог себе позволить целую неделю роскошно жить в Париже, проводя ночи с женой одного из деловых партнеров Джерома. Было в общем-то неплохо, но и только. Ему уже исполнилось тридцать семь лет, но никогда еще не возникала серьезная мысль о женитьбе, хотя порой он сожалел, что у него нет детей.
Прошло полгода с момента его последнего посещения Ривьеры. Джером и Элизабет плавали по Адриатике с людьми, к которым Адам относился без особого энтузиазма. Открытки Элизабет, приходившие из разных мест, говорили о том, что главное неудовольствие в жизни девушке доставляет скука.
– Соскучилась по дяде Адаму, хорошо бы поскорее увидеть его, – сказала Элизабет отцу, вернувшись домой на несколько часов позже обычного. – Он еще не приехал?
– Еще нет, – ответил Джером, которого несколько удивило, что человека, не бывшего ей родственником, Элизабет назвала дядей. – Он едет на машине и будет здесь не раньше семи часов.
– Значит, мы с ним и побыть не успеем до прихода остальных гостей.
Она швырнула школьную сумку на атласную обивку кресла в стиле Людовика XV и, ловко помогая себе плечами, сбросила блейзер, в котором ходила на занятия.
– Стол с закусками уже накрыт?
– Этим сейчас как раз и занимаются, – ответил Джером и чуть кивнул в направлении соседней комнаты.
До слуха Элизабет донеслись позвякивание серебра и приглушенные голоса прислуги, готовившей все для приема гостей. Элизабет понимала, что отцу даже в голову не придет пройти в соседнюю комнату проверить, все ли сделано в соответствии с его желаниями. Это ее обязанность, да и некоторые отцовские деловые встречи ей тоже приходилось устраивать. Она заказывала столики в ресторанах, при этом нужно было помнить, кто из банкиров вегетарианец, а кто без ума от рыбы и рыбных блюд. У нее был особый список дней рождения и годовщин, и когда друзья Джерома в соответствующий день получали поздравительную открытку или букет цветов, им казалось, что он в последнее время сделался куда более внимательным и памятливым. Все эти подарки и цветы, все открытки с наилучшими пожеланиями были делом рук Элизабет.
Джером уже принял душ, переоделся и сидел на балконе, потягивая сухой шерри и праздно наблюдая за прохожими, что вышли на вечернюю прогулку.
– Я приму душ и переоденусь, – сказала Элизабет, поцеловав отца в висок. Она подумала, успеет ли сделать домашние задания, но было ясно, что вряд ли. Когда доставят блюда, ей нужно будет их посмотреть, а также убедиться, что приглашенные музыканты знают, какие именно из любимых мелодий Джерома непременно должны прозвучать. Следовало также договориться, чтобы по ее условному сигналу в комнату внесли праздничный торт для именинника.
Она поспешила по широкому, устланному толстым ковром коридору в свою комнату. Ей предстояло еще написать сочинение на тему «Наполеон и битва при Бородино», написать по-французски, что осложняло дело. Оказавшись в своих комнатах, меньших по размеру, чем отцовские, но столь же роскошно обставленных, она пустила воду в ванну и взяла с собой школьный учебник и тетрадь. «7 сентября 1812 года войска Наполеона встретились с русской армией под Москвой, у деревни Бородино», – написала она и попробовала температуру воды. Когда она описывала огромные потери русских войск под командованием Кутузова, уже и ванна была принята, и отделанное лентой белье надето. Оставалось только облачиться в белоснежное чудо из шифона от Скипарелли, висевшее на плечиках в платяном шкафу в ожидании своего часа.
«Кутузов потерял почти половину своей армии», – торопливо выводила Элизабет в тетрадке, надеясь, что водяные брызги высохнут и не оставят различимых следов.
– Черт бы побрал этого Наполеона! – пробурчала она, откладывая в сторону учебник и с восторгом снимая с вешалки шифоновое платье.
Два часа спустя, когда несколько запоздавший Адам все-таки появился на вечеринке, находившейся в самом разгаре, он с удовольствием увидел Элизабет.
– Ты потрясающе выглядишь, Бет! – сказал он, когда она обхватила его руками за шею, и крепко прижал ее к себе. – Не могу поверить, что ты так выросла! А куда же подевалась маленькая Элизабет в белых носочках?
Она польщено рассмеялась и чуть покраснела, отстраняясь от Адама.
– Вам и вправду нравится мое платье? Это от Скипарелли. Папочка специально возил меня в Париж на примерку.
Ее золотистые волосы мягкими волнами спадали на плечи. Нежно-голубой головной обруч не позволял им закрывать лицо.
– Мадам Скипарелли может гордиться своей работой, – сказал Адам, выпуская девушку из объятий, и внезапно почувствовал неловкость. Платье, ниспадавшее мягкими складками к атласным туфелькам, вовсе не было рассчитано на то, чтобы Элизабет казалась в нем старше своего истинного возраста, но тем не менее именно сейчас Адам вдруг осознал, что она уже не ребенок. В ее облике появился налет легкой сексуальности, безыскусной и непорочной и оттого еще более соблазнительной. Глубокий вырез платья и рукава «фонариком», отделанные по краю лентой и открывавши руки до локтей, подчеркивали хрупкость и нежность Элизабет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164