– Уилл, вот как? Вы думаете, что я глупец, Регина? По тому, как вы смотрели на него, я понял, что вы уже питаете романтическую привязанность к этому молодцу.
– Если вы так думаете, вы действительно глупец, Петер! Я встретила этого человека только сегодня вечером.
– И за один вечер, кажется, очень сблизились с ним. Насколько я припоминаю, этого Макбрайда вы тоже едва знали, когда решились поехать с ним в экспедицию.
– Вряд ли это одно и то же, Петер. – Гнев быстро разгорался в ней. – Кроме того, какое вам до этого дело? Я не обязана объяснять вам, почему я подружилась с кем бы то ни было.
– Я предлагал вам свою руку, Регина, и вы отвергли меня. Потому что я слишком стар для вас. А теперь вы ищете молодого, чтобы прикрыть ваш позор.
– Вы просто смешны, Петер. Я не желаю продолжать этот разговор. Спокойной ночи.
Она хотела было захлопнуть дверь перед его лицом, но он уперся в дверь ладонью. Его тонкие губы презрительно изогнулись.
– А каково ему будет узнать, что вы носите ребенка от другого человека? А?
И, отступив, он позволил ей закрыть дверь. Регина дрожала от гнева и унижения. Петер охвачен ревностью, это очевидно. Кажется, она совершила ошибку, взяв его с собой в Америку. Неужели он будет вести себя таким образом всякий раз, когда ей вздумается бросить взгляд на другого мужчину? Может быть, по прибытии в Нью-Йорк отправить его обратно в Англию? Но ведь он страшно нужен ей; даже Уилл признает его талант и понимает, как он будет полезен в ее фирме.
В течение двух следующих дней Регина редко виделась с Мондрэном – только за столом. Она попыталась спокойно и дружелюбно восстановить разрушенные отношения, однако вскоре ей стало ясно, что он не намерен идти на компромиссы. Он по-прежнему держался холодно и отчужденно, и если и разговаривал с ней, то только для того, чтобы произнести какие-то колкости и смутные угрозы, связанные с ее незамужним положением и беременностью.
Теперь она разозлилась не меньше, чем он. Какое право он имел угрожать ей? Мондрэн уверял, что он ее друг, что с радостью будет работать с ней. Он ей нужен, но какие могут быть у них деловые отношения, если он и дальше будет вести себя столь дерзко и глупо, точно незрелый юноша?
Она решительно отказывалась допустить, что он вправе решать, как ей вести себя и кого выбирать в друзья!
Она по-прежнему много времени проводила с Уиллом Лоугеном, и восхищение ее и расположение к нему все росли. Теперь она поняла, что может полюбить этого человека, и еще поняла, что именно поэтому с ним необходимо быть честной. Конечно же, она подвергла бы риску их дальнейшие отношения, продолжая ему лгать. Очевидно, нужно рассказать ему о своем прошлом теперь, пока их отношения не зашли слишком далеко. Пока одному из них – или обоим – не будет слишком больно. Если его шокирует ее признание и он не захочет больше видеться с ней – что весьма вероятно, – по крайней мере у нее останутся приятные воспоминания. Если же, узнав правду, он захочет продолжать их дружбу, отношения их будут развиваться на честной основе.
Она сказала Уиллу правду в предпоследний день их пребывания на пароходе. Они прохаживались по прогулочной палубе. Дул свежий ветерок, небо было ясное, все как бы подбадривало ее, и Регина, несмотря на волнение, почувствовала, что сомнения ее улеглись. Она знала: что бы ни случилось с ними в дальнейшем, она по крайней мере будет довольна, что поступила достойно.
Когда они пересекли ют, она коснулась его руки, предлагая подойти к поручням. Он вопрошающе глянул на нее.
– Давайте постоим здесь. Мне очень нравится смотреть на пенный след за кормой, и к тому же я хочу кое-что рассказать вам.
Судя по взгляду, который он бросил на нее, ему стало любопытно, но он хранил молчание.
Она сняла руку с его плеча – ей не хотелось прибегать к каким-либо уловкам, которые могли повлиять на него, – и посмотрела ему в лицо.
– Уилл, я знаю вас совсем недолго, но мне кажется, что мы становимся хорошими друзьями.
Он улыбнулся открытой мальчишеской улыбкой:
– Я рад это слышать. Мне тоже так кажется. Регина смотрела на пенный след, тянущийся за пароходом, – его белизна четко выделялась на синей воде. А она все не могла найти нужные слова.
– Возможно, вам перестанет это казаться, когда вы услышите то, что я вам скажу. Но я считаю, что обязана сказать.
Он смотрел на нее, не говоря ни слова, и ждал. Она сделала глубокий вдох.
– Уилл, я не вдова, как я вам сказала. На самом деле я никогда не была замужем.
Он пошевелился, как бы собираясь что-то сказать, но она подняла руку:
– Подождите, это еще не все. Еще я ношу под сердцем дитя.
Как это ни трудно было, она заставила себя встретиться с ним глазами. И удивилась, обнаружив, что он не выказал почти никакой реакции.
– Полагаю, что отец – этот ирландец, Макбрайд?
Она молча кивнула, пытаясь прочесть по его глазам, что он чувствует в эту минуту.
– И он отказался поступить как должно и жениться на вас?
Она вскинула голову.
– Я никогда бы не вышла за него!
– Мне кажется, что леди чересчур строптива, – сухо проговорил он. – Во всяком случае, моих чувств к вам это не меняет. Вряд ли вы первая, с кем произошли такие вещи.
– Значит, вы не удивлены? И не шокированы?
– Удивлен – да. Шокирован – нет. Я слишком много ездил по свету и навидался всякого, чтобы быть скованным викторианской моралью. Все мы совершаем ошибки – и мужчины, и женщины, но именно женщинам приходится расплачиваться за подобную недальновидность в оценке человека. Это несправедливо, но кто же говорит, что мир справедлив? – И он мягко улыбнулся, взяв ее за руку.
Слезы благодарности застлали Регине глаза.
– Вы чуткий и умный человек, Уильям Лоуген.
– Я не уверен, что я как-то особенно умен, – уныло отозвался он. – Я полагаю, что скорее это объясняется чувствами, которые я к вам питаю, дорогая Регина.
Он поднес ее руку к губам, и Регина почувствовала, что ноги у нее слабеют от радости. Она сохранила дружбу Уилла!
Глава 13
Нью-Йорк грохотал. Во всяком случае, так показалось Регине.
Хотя Лондон и был одним из крупнейших городов мира, по сравнению с Нью-Йорком он казался спокойным. В Лондоне улицы не так запружены людьми и транспортом, и если там и случалось увидеть толпу, то толпа эта была упорядоченная. Здесь же повсюду царили беспорядок, гам и шум. Тренькали трамвайные звонки; сновали экипажи; уличные торговцы выкрикивали слова рекламы своего товара. На лондонских улицах автомобили встречались достаточно редко, в Нью-Йорке же их было бесконечное множество – ревели моторы, гудели рожки.
Все это подавляло, но в то же время и бодрило, наполняло душу особым волнением.
Были и другие отличия – более высокие здания, залитые огнями уже с раннего вечера;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79