— Они расположены к нам, кроме того, я хорошо понимаю, что им нужно. Мы поладим.
Он фыркнул, и она губами ощутила его дыхание.
— Тебе везет, если ты понимаешь этих милых дам. Я по большей части нахожусь в тупике относительно их мыслей и интересов. Например, они уже несколько месяцев обсуждают занавески в доме викария. К чему бы это?
Леонора с трудом удержалась от смеха. Она смотрела на его губы и думала, можно ли поцеловать его прямо сейчас…
— Так ты будешь моей?
Что-то в тоне Тристана заставило ее поднять голову и взглянуть в его глаза. Он был абсолютно серьезен, даже скулы выступили четче.
— Я уже твоя. И ты это знаешь.
Он немного расслабился и коснулся ее губ. Поцелуй был нежным, но Леонора поняла, что его что-то тревожит и он еще не закончил разговор.
— Я не совсем обычный джентльмен, — прошептал он, и она почувствовала его дыхание у своего виска. — Я десять лет вел странную жизнь, где не было места законам, зато было довольно много опасностей. Поэтому я не столь цивилизован, как положено человеку моего титула и положения.
Ты ведь понимаешь это?
«Должно быть, он все еще сомневается во мне, и это мучает его, — думала Леонора. — Как проще всего уверить его, что я здесь и это навсегда?» Она взяла его лицо в ладони и поцеловала в губы — откровенно, страстно, прижимаясь всем телом так, чтобы у него не осталось сомнений.
Когда обоим стало не хватать дыхания, девушка отстранилась и, глядя в его потемневшие глаза, требовательно спросила:
— Что ты хочешь мне сказать?
Он молчал так долго, что Леонора уже не надеялась услышать ответ. Потом выражение его глаз изменилось, и она поняла, что услышит, еще до того, как губы его дрогнули и Тристан произнес:
— Никогда не подвергай себя опасности.
На мгновение он стал столь ощутимо уязвим и беззащитен, что сердце Леоноры болезненно сжалось.
— Поверь мне, я никогда не сделаю ничего, что может ранить тебя. Я стала твоей, потому что таково мое желание, и я всем сердце хочу, чтобы ты верил мне.
Тристан склонился к невесте, но губы его замерли совсем близко — в одном дыхании от ее рта.
— Я постараюсь… Но если ты…
— Нет, — она повернула его голову так, чтобы он смотрел ей в глаза, — я не обману. А ты научишься мне верить. — Она вздохнула и продолжала с лихорадочной решимостью: — Мы ведь ничего не придумали. Наше чувство реально, оно здесь. — Леонора двинула бедрами и услышала, как он втянул воздух. — Это просто захватило нас — значит, так суждено. А остальное… Мы не должны бежать от трудностей. Просто нужно быть вместе и верить… Иначе мы не сможем дарить друг другу эту радость…
— Я хочу быть с тобой. И никогда не отпущу, слышишь? Никогда.
— Значит, решено. Мы с тобой связаны навечно.
Тристан смотрел в глаза Леоноры бесконечно долго, потом вздохнул и прижал ее так, что внутри у нее все превратилось в сплошное желание. Стараясь сохранить самообладание, она уперлась руками в его грудь и быстро сказала:
— Навечно — это хорошо, потому что теперь…
— Что теперь?
— Теперь мне надо бежать — наше время кончилось.
Взглянув на часы, он застонал. Но она была права, и им пришлось ограничиться одним-единственным поцелуем, после которого Леонора выглядела такой же неудовлетворенной, каким он чувствовал себя.
Придется смирить своих демонов и отложить удовольствие на будущее. Черт бы побрал этого Маунтфорда.
Экипаж ждал. Тристан помог Леоноре сесть, забрался следом и, пока они катили по мокрой мостовой, вернулся к разговору о расследовании:
— Почему сэр Хамфри решил, что не хватает каких-то записей? Как он пришел к такому выводу?
— Журналы содержат только фиксацию экспериментов: сделано то-то, результат такой-то. Но где-то должно быть теоретическое обоснование, выводы и заключение, гипотезы в конце концов. Письма Каррадерса полны описаний его собственных опытов, а также ссылок на работы Седрика.
— То есть они обменивались деталями каких-то проводимых ими экспериментов?
— Да, но все так запутано, что дядя до сих пор не может понять: то ли они работали над одним проектом, то ли просто обменивались интересными наблюдениями. Но самое печальное, что мы не нашли ничего, что позволило бы определить, в чем суть проекта, совместного или лично Седрика — сейчас это не так важно.
Пока Тристан переваривал эту информацию и пытался понять, уменьшает ли она важность Мартинбери как наследника Каррадерса, экипаж остановился у дома номер четырнадцать.
Тристан и Леонора молча шли по темному саду. Вокруг них шуршали листья, расшитые капелькам дождя словно жемчугом. Сад, творение Седрика, жил своей жизнью, и как-то не хотелось обсуждать при нем создателя. Когда молодые люди дошли до крыльца, дверь распахнулась и на темную дорожку хлынул свет. На пороге стоял Джереми, глаза его возбужденно блестели. Увидев их, он с нескрываемым облегчением воскликнул:
— Наконец-то. Слушайте, что я вам скажу! Наши новые соседи роют подземный ход!
Они стояли молча и прислушивались. Из-за стены прачечной доносился негромкий, но отчетливый скребущий звук. Тристан положил руку на стену, потом подал знак всем уходить. У двери стоял слуга. Трентем остановился рядом и негромко сказал:
— Молодец, что услышал вовремя. Не думаю, что сегодня они пройдут насквозь, но мы на всякий случай подготовим встречу. Закройте дверь и следите, чтобы никто не производил здесь шума. Все должно выглядеть как обычно — словно мы ни о чем не знаем.
Он догнал Леонору и Джереми у дверей кухни. Видно было, что брат и сестра готовы засыпать его вопросами, но Трентем сделал знак помолчать и обратился к персоналу во главе с Кастором, который собрался на кухне. Он назначил дежурных, чтобы организовать круглосуточное наблюдение за прачечной. Потом клятвенно заверил кухарку и горничных, что ни один злодей не ворвется в дом и не потревожит их мирный сон.
— Им приходится работать медленно и тихо, чтобы не привлекать внимания. Такими темпами они провозятся еще несколько ночей. И лишь затем смогут вынуть кирпичи, что бы в отверстие пролез человек… А кто услышал шум?
— Я, сэр, милорд, — пискнула одна из посудомоек, залившись румянцем до ушей. — Я пошла за утюгом и услышала царапанье. Сначала-то подумала, что это мышь, а потом вспомнила, что мистер Кастор говорил о всяких необычных шумах, пошла к нему и рассказала. Вот.
— Хорошая девочка, — улыбнулся Тристан. Потом задумчиво взглянул на корзины с бельем и спросил: — Сегодня день стирки?
— Да, милорд, — отозвалась экономка. — У нас всегда большая стирка по средам. И еще по понедельникам — но это так, немного.
— Хорошо. Теперь ответьте на такой вопрос: не знакомился ли кто из вас за последнее время — скажем, с ноября месяца — с такими людьми? — Он дал точное описание внешности Маунтфорда и его юркого приятеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Он фыркнул, и она губами ощутила его дыхание.
— Тебе везет, если ты понимаешь этих милых дам. Я по большей части нахожусь в тупике относительно их мыслей и интересов. Например, они уже несколько месяцев обсуждают занавески в доме викария. К чему бы это?
Леонора с трудом удержалась от смеха. Она смотрела на его губы и думала, можно ли поцеловать его прямо сейчас…
— Так ты будешь моей?
Что-то в тоне Тристана заставило ее поднять голову и взглянуть в его глаза. Он был абсолютно серьезен, даже скулы выступили четче.
— Я уже твоя. И ты это знаешь.
Он немного расслабился и коснулся ее губ. Поцелуй был нежным, но Леонора поняла, что его что-то тревожит и он еще не закончил разговор.
— Я не совсем обычный джентльмен, — прошептал он, и она почувствовала его дыхание у своего виска. — Я десять лет вел странную жизнь, где не было места законам, зато было довольно много опасностей. Поэтому я не столь цивилизован, как положено человеку моего титула и положения.
Ты ведь понимаешь это?
«Должно быть, он все еще сомневается во мне, и это мучает его, — думала Леонора. — Как проще всего уверить его, что я здесь и это навсегда?» Она взяла его лицо в ладони и поцеловала в губы — откровенно, страстно, прижимаясь всем телом так, чтобы у него не осталось сомнений.
Когда обоим стало не хватать дыхания, девушка отстранилась и, глядя в его потемневшие глаза, требовательно спросила:
— Что ты хочешь мне сказать?
Он молчал так долго, что Леонора уже не надеялась услышать ответ. Потом выражение его глаз изменилось, и она поняла, что услышит, еще до того, как губы его дрогнули и Тристан произнес:
— Никогда не подвергай себя опасности.
На мгновение он стал столь ощутимо уязвим и беззащитен, что сердце Леоноры болезненно сжалось.
— Поверь мне, я никогда не сделаю ничего, что может ранить тебя. Я стала твоей, потому что таково мое желание, и я всем сердце хочу, чтобы ты верил мне.
Тристан склонился к невесте, но губы его замерли совсем близко — в одном дыхании от ее рта.
— Я постараюсь… Но если ты…
— Нет, — она повернула его голову так, чтобы он смотрел ей в глаза, — я не обману. А ты научишься мне верить. — Она вздохнула и продолжала с лихорадочной решимостью: — Мы ведь ничего не придумали. Наше чувство реально, оно здесь. — Леонора двинула бедрами и услышала, как он втянул воздух. — Это просто захватило нас — значит, так суждено. А остальное… Мы не должны бежать от трудностей. Просто нужно быть вместе и верить… Иначе мы не сможем дарить друг другу эту радость…
— Я хочу быть с тобой. И никогда не отпущу, слышишь? Никогда.
— Значит, решено. Мы с тобой связаны навечно.
Тристан смотрел в глаза Леоноры бесконечно долго, потом вздохнул и прижал ее так, что внутри у нее все превратилось в сплошное желание. Стараясь сохранить самообладание, она уперлась руками в его грудь и быстро сказала:
— Навечно — это хорошо, потому что теперь…
— Что теперь?
— Теперь мне надо бежать — наше время кончилось.
Взглянув на часы, он застонал. Но она была права, и им пришлось ограничиться одним-единственным поцелуем, после которого Леонора выглядела такой же неудовлетворенной, каким он чувствовал себя.
Придется смирить своих демонов и отложить удовольствие на будущее. Черт бы побрал этого Маунтфорда.
Экипаж ждал. Тристан помог Леоноре сесть, забрался следом и, пока они катили по мокрой мостовой, вернулся к разговору о расследовании:
— Почему сэр Хамфри решил, что не хватает каких-то записей? Как он пришел к такому выводу?
— Журналы содержат только фиксацию экспериментов: сделано то-то, результат такой-то. Но где-то должно быть теоретическое обоснование, выводы и заключение, гипотезы в конце концов. Письма Каррадерса полны описаний его собственных опытов, а также ссылок на работы Седрика.
— То есть они обменивались деталями каких-то проводимых ими экспериментов?
— Да, но все так запутано, что дядя до сих пор не может понять: то ли они работали над одним проектом, то ли просто обменивались интересными наблюдениями. Но самое печальное, что мы не нашли ничего, что позволило бы определить, в чем суть проекта, совместного или лично Седрика — сейчас это не так важно.
Пока Тристан переваривал эту информацию и пытался понять, уменьшает ли она важность Мартинбери как наследника Каррадерса, экипаж остановился у дома номер четырнадцать.
Тристан и Леонора молча шли по темному саду. Вокруг них шуршали листья, расшитые капелькам дождя словно жемчугом. Сад, творение Седрика, жил своей жизнью, и как-то не хотелось обсуждать при нем создателя. Когда молодые люди дошли до крыльца, дверь распахнулась и на темную дорожку хлынул свет. На пороге стоял Джереми, глаза его возбужденно блестели. Увидев их, он с нескрываемым облегчением воскликнул:
— Наконец-то. Слушайте, что я вам скажу! Наши новые соседи роют подземный ход!
Они стояли молча и прислушивались. Из-за стены прачечной доносился негромкий, но отчетливый скребущий звук. Тристан положил руку на стену, потом подал знак всем уходить. У двери стоял слуга. Трентем остановился рядом и негромко сказал:
— Молодец, что услышал вовремя. Не думаю, что сегодня они пройдут насквозь, но мы на всякий случай подготовим встречу. Закройте дверь и следите, чтобы никто не производил здесь шума. Все должно выглядеть как обычно — словно мы ни о чем не знаем.
Он догнал Леонору и Джереми у дверей кухни. Видно было, что брат и сестра готовы засыпать его вопросами, но Трентем сделал знак помолчать и обратился к персоналу во главе с Кастором, который собрался на кухне. Он назначил дежурных, чтобы организовать круглосуточное наблюдение за прачечной. Потом клятвенно заверил кухарку и горничных, что ни один злодей не ворвется в дом и не потревожит их мирный сон.
— Им приходится работать медленно и тихо, чтобы не привлекать внимания. Такими темпами они провозятся еще несколько ночей. И лишь затем смогут вынуть кирпичи, что бы в отверстие пролез человек… А кто услышал шум?
— Я, сэр, милорд, — пискнула одна из посудомоек, залившись румянцем до ушей. — Я пошла за утюгом и услышала царапанье. Сначала-то подумала, что это мышь, а потом вспомнила, что мистер Кастор говорил о всяких необычных шумах, пошла к нему и рассказала. Вот.
— Хорошая девочка, — улыбнулся Тристан. Потом задумчиво взглянул на корзины с бельем и спросил: — Сегодня день стирки?
— Да, милорд, — отозвалась экономка. — У нас всегда большая стирка по средам. И еще по понедельникам — но это так, немного.
— Хорошо. Теперь ответьте на такой вопрос: не знакомился ли кто из вас за последнее время — скажем, с ноября месяца — с такими людьми? — Он дал точное описание внешности Маунтфорда и его юркого приятеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100