Ты получишь свои два стакана!
— Мы вышли из кабачка, — продолжал Моликар, усаживаясь за столик, принимая приглашение Бобино.
— В котором часу это было?
— О, очень рано!
— И что же?
— Было около часу ночи или половины второго, я точно не помню… Я хотел вернуться к себе, как и подобает честному человеку, у которого три жены и один ребенок!
— Три жены!
— Три жены и один ребенок!
— Какой султан!
— Да нет, одна жена и трое детей, какой глупец этот Бобино! Конечно, можно иметь трех жен, но если бы у меня было три жены, то я бы никогда не вернулся домой. Я иногда туда и так не прихожу, так что с меня и одной достаточно. Итак, я решил вернуться домой, но тут мне пришла в голову эта несчастная мысль сказать цирюльнику Лафаржу, который живет на площади, где фонтан, — а я, как известно, живу в конце улицы Ларги, — так вот, мне пришла в голову эта несчастная мысль сказать ему: «Сосед, проводим друг друга. Сначала я вас провожу, а потом вы меня проводите, затем опять вы, потом опять я, и всякий раз мы будем останавливаться у матушки Моро, чтобы вместе выпить по стаканчику».
— А! — сказал Лаженесс. — Это прекрасная идея!
— Да, — заметил Бобино, — в тот день, ты, видимо, выпил тринадцать стаканов, как сегодня, и ты боялся, что это принесет тебе несчастье!
— Нет, в тот день я их, к сожалению, не считал, это мне пришло в голову позже. Итак, мы пошли, как добрые соседи, как настоящие друзья, и дошли до двери мадемуазель Шапюи, главной почтальонши, ты ее знаешь…
— Да.
— Там лежал громадный камень, но было так темно! У тебя ведь хорошее зрение, не так ли, Лаженесс? И у тебя тоже, Бобино?
Но в ту ночь было так темно, что хоть глаз выколи! В ту ночь ты бы принял кошку за полицейского!
— Никогда! — сказал Лаженесс.
— Никогда? Ты говоришь никогда?
— Да нет, он ничего не говорит!
— — Если он ничего не говорит, то это другое дело, и значит я ошибаюсь!
— Да-да, ты ошибаешься, продолжай!
— Итак, около двери мадемуазель Шапюи, которая работает почтальоншей, я нашел камень. Но — увы! — я его не заметил. Да и как я мог его заметить? Мой сосед Лафарж не видел собственного носа, который был гораздо ближе к нему, чем камень ко мне. Я споткнулся и, протянув руку в поисках опоры, наткнулся на первое, что попалось мне под руку. Конечно, это оказался нос соседа Лафаржа! Ну, вы же знаете, что, когда тонешь в воде, стараешься всплыть на поверхность, но когда в вине, то это уже хуже. Ну, в общем, в результате произошло то же самое, как если бы ты доставал твой охотничий нож из ножен, Бобино; сосед Лафарж выдернул свой нос у меня из рук, а кожа осталась. Вы прекрасно понимаете, что это не моя вина, я бы с удовольствием вернул ему его проклятую кожу. А в результате судья приговорил меня к трем франкам штрафа за нанесение тяжких телесных повреждений и к оплате последующего лечения!
— И сосед Лафарж опустился до того, что взял твои три франка?
— Да, но мы их только что разыграли в кегли. Я их снова выиграл, и мы их пропили. Мой четырнадцатый стакан, Бобино!
— Послушайте, дядюшка Бобино, — спросил Матье, прерывая их разговор, — разве вы не знаете, что вас искал инспектор?
— Нет, — ответил Бобино.
— Я хотел предупредить вас о том, что он вас искал, чтобы вы не искали его!
— А, ну тогда… — сказал Лаженесс, роясь в кармане.
— Что ты делаешь? — спросил Бобино.
— Я заплачу за нас обоих. Ты мне это вернешь как-нибудь потом, совершенно не нужно, чтобы господин инспектор видел нас в трактире, а то он может подумать, будто мы сюда часто ходим. С меня тридцать четыре су, не так ли, матушка Теллье?
— Да, господа, — подтвердила хозяйка.
— Получите, пожалуйста. До свидания!
— Трусы! — сказал Моликар, снова усаживаясь за столик, который оставил, когда принял приглашение Бобино и Лаженесса, и рассматривая только что откупоренную бутылку на свет. — Трусы! Оставить поле боя, когда еще есть враги! — И, чокнувшись двумя наполненными до краев стаканами, он добавил:
— За твое здоровье, Моликар!
Между тем лесничие, которые спешно пытались исчезнуть, вдруг остановились, с удивлением посмотрев на человека, появившегося в дверях трактира, — бледного, с изменившимся лицом, с развязанным галстуком; по лбу у него струился пот.
Это был Бернар.
Глава V. Змея
У Бернара был такой взволнованный вид, что, казалось, оба товарища не сразу его узнали. Наконец, Лаженесс решился:
— Гляди-ка, это Бернар, — сказал он, — здравствуй, Бернар! -
— Здравствуй, — раздраженно ответил молодой человек, явно недовольный этой встречей.
— — Ты… здесь? — в свою очередь осмелился спросить Бобино.
— А почему бы и нет? Разве запрещено участвовать в празднике, если хочешь развлекаться?
— Да нет, я вовсе этого не говорю, разрази меня гром! — возразил Бобино. — Но меня удивляет, что я вижу тебя в одиночестве! — В одиночестве?
— Да.
— Ас кем я должен прийти?
— Мне кажется, что у тебя есть молодая и красивая невеста…
— Не будем больше об этом говорить, — нахмурив брови, сказал Бернар и, ударив о стол прикладом своего ружья, крикнул: — Вина!
— Тсс! — остановил его Лаженесс.
— Почему?
— Здесь господин инспектор!
— Ну и что из этого?
— Я тебя предупреждаю: будь осторожен! Здесь господин инспектор, вот и все.
— Ну и мне какое дело до того, здесь он или нет? -
— А-а, ну тогда другое дело!
— Должно быть, он с кем-то поссорился дома, — сказал Бобино Лаженессу, беря его под руку.
Лаженесс утвердительно кивнул и, повернувшись к Бернару, сказал:
— Я это сказал вовсе не для того, чтобы командовать тобой или обидеть тебя, Бернар. Но ведь ты знаешь, что господин инспектор не любит заставать нас в трактире!
— Но я хожу туда, куда хочу, и господин инспектор не может вмешиваться в мои дела! — возразил Бернар и, с яростью ударив по столу, повторил: — Вина!
Лесничие поняли, что Бернар заупрямился не на шутку.
— Ну что же, — сказал Бобино, — пусть бесится, если ему хочется. Пойдем, Лаженесс!
— Да, здесь ничего не поделаешь, — согласился Лаженесс. — Прощай, Бернар!
— Прощай! — резко и раздраженно ответил тот.
Лесничие удалились в направлении, противоположном тому, откуда должен был появиться инспектор. Но тот был так занят каким-то важным разговором, что прошел мимо трактира, не заметив ни их, ни Бернара. — Да придут сюда или нет! — закричал Бернар, с такой силой ударив прикладом ружья по столу, словно хотел разбить его на мелкие кусочки.
Матушка Теллье поспешила на его зов, неся две бутылки и недоумевая, кто этот нетерпеливый посетитель, требующий вина с такой яростью.
— Иду, иду! — сказала она. — У нас кончилось вино, и нужно было достать новую бочку!
Узнав молодого человека, она удивленно воскликнула:
— А, это вы, дорогой мсье Бернар! Боже мой, как вы бледны!
— Вы находите, матушка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Мы вышли из кабачка, — продолжал Моликар, усаживаясь за столик, принимая приглашение Бобино.
— В котором часу это было?
— О, очень рано!
— И что же?
— Было около часу ночи или половины второго, я точно не помню… Я хотел вернуться к себе, как и подобает честному человеку, у которого три жены и один ребенок!
— Три жены!
— Три жены и один ребенок!
— Какой султан!
— Да нет, одна жена и трое детей, какой глупец этот Бобино! Конечно, можно иметь трех жен, но если бы у меня было три жены, то я бы никогда не вернулся домой. Я иногда туда и так не прихожу, так что с меня и одной достаточно. Итак, я решил вернуться домой, но тут мне пришла в голову эта несчастная мысль сказать цирюльнику Лафаржу, который живет на площади, где фонтан, — а я, как известно, живу в конце улицы Ларги, — так вот, мне пришла в голову эта несчастная мысль сказать ему: «Сосед, проводим друг друга. Сначала я вас провожу, а потом вы меня проводите, затем опять вы, потом опять я, и всякий раз мы будем останавливаться у матушки Моро, чтобы вместе выпить по стаканчику».
— А! — сказал Лаженесс. — Это прекрасная идея!
— Да, — заметил Бобино, — в тот день, ты, видимо, выпил тринадцать стаканов, как сегодня, и ты боялся, что это принесет тебе несчастье!
— Нет, в тот день я их, к сожалению, не считал, это мне пришло в голову позже. Итак, мы пошли, как добрые соседи, как настоящие друзья, и дошли до двери мадемуазель Шапюи, главной почтальонши, ты ее знаешь…
— Да.
— Там лежал громадный камень, но было так темно! У тебя ведь хорошее зрение, не так ли, Лаженесс? И у тебя тоже, Бобино?
Но в ту ночь было так темно, что хоть глаз выколи! В ту ночь ты бы принял кошку за полицейского!
— Никогда! — сказал Лаженесс.
— Никогда? Ты говоришь никогда?
— Да нет, он ничего не говорит!
— — Если он ничего не говорит, то это другое дело, и значит я ошибаюсь!
— Да-да, ты ошибаешься, продолжай!
— Итак, около двери мадемуазель Шапюи, которая работает почтальоншей, я нашел камень. Но — увы! — я его не заметил. Да и как я мог его заметить? Мой сосед Лафарж не видел собственного носа, который был гораздо ближе к нему, чем камень ко мне. Я споткнулся и, протянув руку в поисках опоры, наткнулся на первое, что попалось мне под руку. Конечно, это оказался нос соседа Лафаржа! Ну, вы же знаете, что, когда тонешь в воде, стараешься всплыть на поверхность, но когда в вине, то это уже хуже. Ну, в общем, в результате произошло то же самое, как если бы ты доставал твой охотничий нож из ножен, Бобино; сосед Лафарж выдернул свой нос у меня из рук, а кожа осталась. Вы прекрасно понимаете, что это не моя вина, я бы с удовольствием вернул ему его проклятую кожу. А в результате судья приговорил меня к трем франкам штрафа за нанесение тяжких телесных повреждений и к оплате последующего лечения!
— И сосед Лафарж опустился до того, что взял твои три франка?
— Да, но мы их только что разыграли в кегли. Я их снова выиграл, и мы их пропили. Мой четырнадцатый стакан, Бобино!
— Послушайте, дядюшка Бобино, — спросил Матье, прерывая их разговор, — разве вы не знаете, что вас искал инспектор?
— Нет, — ответил Бобино.
— Я хотел предупредить вас о том, что он вас искал, чтобы вы не искали его!
— А, ну тогда… — сказал Лаженесс, роясь в кармане.
— Что ты делаешь? — спросил Бобино.
— Я заплачу за нас обоих. Ты мне это вернешь как-нибудь потом, совершенно не нужно, чтобы господин инспектор видел нас в трактире, а то он может подумать, будто мы сюда часто ходим. С меня тридцать четыре су, не так ли, матушка Теллье?
— Да, господа, — подтвердила хозяйка.
— Получите, пожалуйста. До свидания!
— Трусы! — сказал Моликар, снова усаживаясь за столик, который оставил, когда принял приглашение Бобино и Лаженесса, и рассматривая только что откупоренную бутылку на свет. — Трусы! Оставить поле боя, когда еще есть враги! — И, чокнувшись двумя наполненными до краев стаканами, он добавил:
— За твое здоровье, Моликар!
Между тем лесничие, которые спешно пытались исчезнуть, вдруг остановились, с удивлением посмотрев на человека, появившегося в дверях трактира, — бледного, с изменившимся лицом, с развязанным галстуком; по лбу у него струился пот.
Это был Бернар.
Глава V. Змея
У Бернара был такой взволнованный вид, что, казалось, оба товарища не сразу его узнали. Наконец, Лаженесс решился:
— Гляди-ка, это Бернар, — сказал он, — здравствуй, Бернар! -
— Здравствуй, — раздраженно ответил молодой человек, явно недовольный этой встречей.
— — Ты… здесь? — в свою очередь осмелился спросить Бобино.
— А почему бы и нет? Разве запрещено участвовать в празднике, если хочешь развлекаться?
— Да нет, я вовсе этого не говорю, разрази меня гром! — возразил Бобино. — Но меня удивляет, что я вижу тебя в одиночестве! — В одиночестве?
— Да.
— Ас кем я должен прийти?
— Мне кажется, что у тебя есть молодая и красивая невеста…
— Не будем больше об этом говорить, — нахмурив брови, сказал Бернар и, ударив о стол прикладом своего ружья, крикнул: — Вина!
— Тсс! — остановил его Лаженесс.
— Почему?
— Здесь господин инспектор!
— Ну и что из этого?
— Я тебя предупреждаю: будь осторожен! Здесь господин инспектор, вот и все.
— Ну и мне какое дело до того, здесь он или нет? -
— А-а, ну тогда другое дело!
— Должно быть, он с кем-то поссорился дома, — сказал Бобино Лаженессу, беря его под руку.
Лаженесс утвердительно кивнул и, повернувшись к Бернару, сказал:
— Я это сказал вовсе не для того, чтобы командовать тобой или обидеть тебя, Бернар. Но ведь ты знаешь, что господин инспектор не любит заставать нас в трактире!
— Но я хожу туда, куда хочу, и господин инспектор не может вмешиваться в мои дела! — возразил Бернар и, с яростью ударив по столу, повторил: — Вина!
Лесничие поняли, что Бернар заупрямился не на шутку.
— Ну что же, — сказал Бобино, — пусть бесится, если ему хочется. Пойдем, Лаженесс!
— Да, здесь ничего не поделаешь, — согласился Лаженесс. — Прощай, Бернар!
— Прощай! — резко и раздраженно ответил тот.
Лесничие удалились в направлении, противоположном тому, откуда должен был появиться инспектор. Но тот был так занят каким-то важным разговором, что прошел мимо трактира, не заметив ни их, ни Бернара. — Да придут сюда или нет! — закричал Бернар, с такой силой ударив прикладом ружья по столу, словно хотел разбить его на мелкие кусочки.
Матушка Теллье поспешила на его зов, неся две бутылки и недоумевая, кто этот нетерпеливый посетитель, требующий вина с такой яростью.
— Иду, иду! — сказала она. — У нас кончилось вино, и нужно было достать новую бочку!
Узнав молодого человека, она удивленно воскликнула:
— А, это вы, дорогой мсье Бернар! Боже мой, как вы бледны!
— Вы находите, матушка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47