для этого были использованы ветви и фашины, набросанные друг на друга поверх этой зыбкой почвы.
С каждым шагом коней всадники чувствовали, как дрожит и прогибается хрупкий мост над пропастью, глубина которой тем более устрашала, что человеческий глаз не мог проникнуть в бездну. Казалось, эта бездна, над которой они двигались, старается приоткрыться, чтобы не упустить добычу.
Справа и слева двух путников окружала двойная стена всевозможных тростников и бамбука; их стволы выходили из серой солоноватой воды или из тины, казавшейся не менее прозрачной, но более опасной, поскольку в ней нельзя было плыть; верхушки их, начавшие желтеть от зноя, качались, образовывая свод в двадцати футах над тропинкой.
Путники двигались под этим сводом около двух часов.
Цермай продолжал молчать.
Первый испуг г-жи ван ден Беек прошел, она понемногу привыкла смотреть в лицо грозящим ей опасностям; ее мысли, поначалу сбивчивые, прояснились, и она стала обдумывать свое положение.
С каждым шагом она приближалась к Эусебу. Мечта увидеть вскоре мужа давала ей силы преодолеть страх; она повторяла себе, что у нее всегда останется выбор между смертью и тем посягательством, опасаться которого заставляло поведение Цермая.
В надежде узнать от него какие-нибудь подробности о судьбе Эусеба, она решилась заговорить первой.
– Долго ли нам еще двигаться таким образом? – спросила она.
Хмурое лицо яванца, увидевшего, что молодая женщина внезапно успокоилась, просияло.
– Через час, – отвечал он, – мы будем в бухте Пальван, где встретимся с моряками. Солнце мешает вам, – продолжал он, заметив, что Эстер опускает голову под косыми лучами, острыми, словно огненные стрелы. – Как и мы, оно не любит людей с Севера. Но в лодке вы найдете чем защитить лицо от его слепящего взгляда.
– Так это правда, что я снова увижу моего Эусеба? Вы не обманываете меня, сударь? – спрашивала Эстер со счастливым видом, поразившим яванца.
Цермай пожал плечами и не ответил.
В эту минуту его конь, двигавшийся умеренной рысью, внезапно остановился и отпрянул назад; его скачок был таким резким и неожиданным, что Цермай покачнулся, хотя и крепко сидел в седле.
Он поискал глазами препятствие, вызвавшее страх животного, и на щеках яванца выступила краска.
Он заметил, что дорога отрезана: кто-то убрал фашины на участке длиной в десять метров, и обнаружилась черная тина – проехать было невозможно.
– Пусть черные ангелы настигнут того, кто сделал это! – с горячностью воскликнул он. – Нам придется повернуть назад, и, если эти люди не увидят нас в час отлива, они способны уйти в открытое море.
И Цермай, как человек, умеющий ценить минуты, повернул вначале своего коня, затем коня Эстер, затем пустил их аллюром и направил на ту тропинку, по которой они только что скакали.
Но вскоре Цермай сам остановил коней.
Эстер увидела, что он встал на стременах и старается проникнуть взглядом за тростники.
– Что случилось? – спросила г-жа ван ден Беек, заметив необычное волнение на лице своего проводника.
– Подождите меня здесь минуту, – ответил Цермай. – И главное – не двигайтесь! Помните, что всюду – справа и слева – смерть и только я один могу провести вас к тому, кого вы хотите увидеть.
С этими словами Цермай погнал своего коня вперед так уверенно, словно передвигался по твердой земле.
Через несколько минут Эстер увидела, что он возвращается, по-прежнему несясь во весь опор; его смуглое лицо сделалось смертельно бледным: позади него начал показываться густой дым.
– Огонь! Огонь! – крикнул он молодой женщине.
– Огонь в этих тростниках! – воскликнула она, тоже побледнев. – Но этого не может быть!
– Смотрите, – коротко возразил Цермай, показав пальцем на большие клубы дыма, несколько минут назад плывшие над вершинами бамбука, а теперь поднимавшиеся огромными спиралями к небу.
Затем, насторожившись, он прибавил:
– Слушайте.
И в самом деле, Эстер начала различать в шуме ветра, в гуле пожара треск еще зеленых листьев тростника, корчившихся в объятиях пламени.
Сердце молодой женщины бешено колотилось, со лба по лицу катился холодный пот; смерть не страшила ее, но погибнуть в ту минуту, когда возрождались все ее надежды вновь оказаться рядом с Эусебом, казалось ей ужасным.
– Кто зажег этот огонь? – спросила она у яванца.
– Несомненно не дружеские руки, – ответил Цермай; он так истово кусал губы, что в отпечатках его зубов показывалась кровь. – И вот доказательство этого.
Действительно, справа, в нескольких шагах от них, начал подниматься в воздух еще один столб дыма.
– Назад! – крикнул яванец. – Через пять минут ветки, по которым мы едем, превратятся в костер, и тогда адское пламя покажется детской игрушкой. Назад!
И, подкрепив слова делом, он снова бросился в сторону, где дорога была перерезана.
Он больше не вел коня Эстер, забота о самосохранении отвлекла его от всех прочих мыслей; молодая женщина последовала за ним и нашла его на краю болота: он вглядывался в пустое пространство, которое преграждало им проход.
Опасность все более грозила им, но яванец выглядел нерешительным, его глаза перебегали от пропасти, которую предстояло преодолеть, к надвигавшемуся пожару; он много раз вытирал лоб, залитый потом, много раз подбирал поводья, словно собирался что-то предпринять, много раз снова бросал их болтаться на шее коня.
– Требовать такого усилия от животного – значит искушать Магомета! – воскликнул он наконец.
Но в эту минуту огонь взревел, словно ураган, и ветер пригнал облако дыма, покрывшее тесное пространство, на котором разыгрывалась эта страшная сцена.
Эстер вскрикнула в отчаянии, спрыгнула с коня и бросилась к человеку, который за несколько минут до того возбуждал в ней такой сильный страх.
– Спасите меня, спасите меня, во имя Неба! – просила она.
– Прочь! Прочь! – грубо и жестоко оттолкнул ее Цермай. – Прочь! Если будет угодно Пророку, ты встретишь своего мужа в аду.
И, взяв разгон, он с непобедимой властью заставил коня прыгнуть через пропасть, сдавив ему бока широкими стременами.
Благородное животное было таким сильным и энергичным, что бешеным прыжком смогло бы преодолеть препятствие и достичь противоположного берега; но в ту минуту, как конь устремился вперед, нога несчастного животного запуталась в веревке: одним концом заранее привязанная к бамбуку и тщательно спрятанная в тине и под обломками стеблей тростника, она внезапно натянулась, движимая с другой стороны невидимой рукой. Конь и всадник покатились в тинистую пропасть.
Цермай в отчаянии испустил такой вопль, что перекрыл рев пожара.
На его крик отозвался другой голос – победный, и какой-то человек с забрызганным тиной лицом и одеждой раздвинул ряд тростников, окаймлявший тропинку, прыгнул на эту тропинку и, не обращая ни малейшего внимания на Эстер, вперил горящий взгляд в пропасть, где бились злополучный яванец и его скакун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
С каждым шагом коней всадники чувствовали, как дрожит и прогибается хрупкий мост над пропастью, глубина которой тем более устрашала, что человеческий глаз не мог проникнуть в бездну. Казалось, эта бездна, над которой они двигались, старается приоткрыться, чтобы не упустить добычу.
Справа и слева двух путников окружала двойная стена всевозможных тростников и бамбука; их стволы выходили из серой солоноватой воды или из тины, казавшейся не менее прозрачной, но более опасной, поскольку в ней нельзя было плыть; верхушки их, начавшие желтеть от зноя, качались, образовывая свод в двадцати футах над тропинкой.
Путники двигались под этим сводом около двух часов.
Цермай продолжал молчать.
Первый испуг г-жи ван ден Беек прошел, она понемногу привыкла смотреть в лицо грозящим ей опасностям; ее мысли, поначалу сбивчивые, прояснились, и она стала обдумывать свое положение.
С каждым шагом она приближалась к Эусебу. Мечта увидеть вскоре мужа давала ей силы преодолеть страх; она повторяла себе, что у нее всегда останется выбор между смертью и тем посягательством, опасаться которого заставляло поведение Цермая.
В надежде узнать от него какие-нибудь подробности о судьбе Эусеба, она решилась заговорить первой.
– Долго ли нам еще двигаться таким образом? – спросила она.
Хмурое лицо яванца, увидевшего, что молодая женщина внезапно успокоилась, просияло.
– Через час, – отвечал он, – мы будем в бухте Пальван, где встретимся с моряками. Солнце мешает вам, – продолжал он, заметив, что Эстер опускает голову под косыми лучами, острыми, словно огненные стрелы. – Как и мы, оно не любит людей с Севера. Но в лодке вы найдете чем защитить лицо от его слепящего взгляда.
– Так это правда, что я снова увижу моего Эусеба? Вы не обманываете меня, сударь? – спрашивала Эстер со счастливым видом, поразившим яванца.
Цермай пожал плечами и не ответил.
В эту минуту его конь, двигавшийся умеренной рысью, внезапно остановился и отпрянул назад; его скачок был таким резким и неожиданным, что Цермай покачнулся, хотя и крепко сидел в седле.
Он поискал глазами препятствие, вызвавшее страх животного, и на щеках яванца выступила краска.
Он заметил, что дорога отрезана: кто-то убрал фашины на участке длиной в десять метров, и обнаружилась черная тина – проехать было невозможно.
– Пусть черные ангелы настигнут того, кто сделал это! – с горячностью воскликнул он. – Нам придется повернуть назад, и, если эти люди не увидят нас в час отлива, они способны уйти в открытое море.
И Цермай, как человек, умеющий ценить минуты, повернул вначале своего коня, затем коня Эстер, затем пустил их аллюром и направил на ту тропинку, по которой они только что скакали.
Но вскоре Цермай сам остановил коней.
Эстер увидела, что он встал на стременах и старается проникнуть взглядом за тростники.
– Что случилось? – спросила г-жа ван ден Беек, заметив необычное волнение на лице своего проводника.
– Подождите меня здесь минуту, – ответил Цермай. – И главное – не двигайтесь! Помните, что всюду – справа и слева – смерть и только я один могу провести вас к тому, кого вы хотите увидеть.
С этими словами Цермай погнал своего коня вперед так уверенно, словно передвигался по твердой земле.
Через несколько минут Эстер увидела, что он возвращается, по-прежнему несясь во весь опор; его смуглое лицо сделалось смертельно бледным: позади него начал показываться густой дым.
– Огонь! Огонь! – крикнул он молодой женщине.
– Огонь в этих тростниках! – воскликнула она, тоже побледнев. – Но этого не может быть!
– Смотрите, – коротко возразил Цермай, показав пальцем на большие клубы дыма, несколько минут назад плывшие над вершинами бамбука, а теперь поднимавшиеся огромными спиралями к небу.
Затем, насторожившись, он прибавил:
– Слушайте.
И в самом деле, Эстер начала различать в шуме ветра, в гуле пожара треск еще зеленых листьев тростника, корчившихся в объятиях пламени.
Сердце молодой женщины бешено колотилось, со лба по лицу катился холодный пот; смерть не страшила ее, но погибнуть в ту минуту, когда возрождались все ее надежды вновь оказаться рядом с Эусебом, казалось ей ужасным.
– Кто зажег этот огонь? – спросила она у яванца.
– Несомненно не дружеские руки, – ответил Цермай; он так истово кусал губы, что в отпечатках его зубов показывалась кровь. – И вот доказательство этого.
Действительно, справа, в нескольких шагах от них, начал подниматься в воздух еще один столб дыма.
– Назад! – крикнул яванец. – Через пять минут ветки, по которым мы едем, превратятся в костер, и тогда адское пламя покажется детской игрушкой. Назад!
И, подкрепив слова делом, он снова бросился в сторону, где дорога была перерезана.
Он больше не вел коня Эстер, забота о самосохранении отвлекла его от всех прочих мыслей; молодая женщина последовала за ним и нашла его на краю болота: он вглядывался в пустое пространство, которое преграждало им проход.
Опасность все более грозила им, но яванец выглядел нерешительным, его глаза перебегали от пропасти, которую предстояло преодолеть, к надвигавшемуся пожару; он много раз вытирал лоб, залитый потом, много раз подбирал поводья, словно собирался что-то предпринять, много раз снова бросал их болтаться на шее коня.
– Требовать такого усилия от животного – значит искушать Магомета! – воскликнул он наконец.
Но в эту минуту огонь взревел, словно ураган, и ветер пригнал облако дыма, покрывшее тесное пространство, на котором разыгрывалась эта страшная сцена.
Эстер вскрикнула в отчаянии, спрыгнула с коня и бросилась к человеку, который за несколько минут до того возбуждал в ней такой сильный страх.
– Спасите меня, спасите меня, во имя Неба! – просила она.
– Прочь! Прочь! – грубо и жестоко оттолкнул ее Цермай. – Прочь! Если будет угодно Пророку, ты встретишь своего мужа в аду.
И, взяв разгон, он с непобедимой властью заставил коня прыгнуть через пропасть, сдавив ему бока широкими стременами.
Благородное животное было таким сильным и энергичным, что бешеным прыжком смогло бы преодолеть препятствие и достичь противоположного берега; но в ту минуту, как конь устремился вперед, нога несчастного животного запуталась в веревке: одним концом заранее привязанная к бамбуку и тщательно спрятанная в тине и под обломками стеблей тростника, она внезапно натянулась, движимая с другой стороны невидимой рукой. Конь и всадник покатились в тинистую пропасть.
Цермай в отчаянии испустил такой вопль, что перекрыл рев пожара.
На его крик отозвался другой голос – победный, и какой-то человек с забрызганным тиной лицом и одеждой раздвинул ряд тростников, окаймлявший тропинку, прыгнул на эту тропинку и, не обращая ни малейшего внимания на Эстер, вперил горящий взгляд в пропасть, где бились злополучный яванец и его скакун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97