Ты выйдешь за меня, Корри?
— Нет.
— Почему, черт возьми?
— Я никогда не выйду за того, кто меня не любит.
— Хочешь сказать, что обвенчалась бы с Девлином, поклянись он, что будет тебе верен?
Корри, похоже, задумалась. У него руки чесались удушить ее.
— Ты откажешь ему, черт бы его побрал!
— Хорошо, откажу.
— И я клянусь, что не стану тебе изменять.
Корри вздохнула.
— Думаю, что Дев… то есть наш вампир ошибался, когда сказал, что любой мужчина пообещает что угодно, лишь бы добиться желаемого. Ты этого не сделаешь.
Я знаю тебя, как собственную ладонь. Ты никогда бы не лгал в таких важных делах.
— Никогда.
— Джеймс, послушай, ты благородный человек, слишком благородный, на свою беду, но тут уж ничего не поделаешь. Проблема в том, что я не хочу выходить замуж. Это всего лишь мой первый сезон, да и то пробный. Я едва начала вести разгульную жизнь, постигать основы флирта. И чересчур молода, чтобы идти к алтарю, особенно по столь абсурдной причине. Да и ты еще не созрел для брака, признай это. Меньше всего ты думаешь… думал о браке, до того как все произошло.
— Я не собираюсь ничего признавать.
— В таком случае я беру назад свои слова о твоей честности.
— Ладно, шут с тобой. Я не собирался жениться. Господи, мне всего двадцать пять. И если ты говоришь о разгульной жизни, то я еще далеко не перебесился. Но я готов от всего отказаться. Потому что честь — прежде всего. И перестань ныть. Принимай все дак должное.
— Но мы не сделали ничего дурного!
— Обещаю танцевать с тобой, пока не протрешь дырки в подошвах.
— Полагаю, дядюшка Саймон обещал то же самое моей тетке. У нее нет ни одной дырки в подошвах, Джеймс, зато есть листья. Много-много листьев. Как-то она призналась, что в медовый месяц дядя Саймон позволил ей засушить три листочка в книге. Однако наклеивал этикетки самолично, не доверив ей столь важной работы. Господи, Джеймс, какой кошмар!
— В наш медовый месяц я не стану заставлять тебя засушивать листья.
— А что же ты будешь делать в наш медовый месяц?
Джеймс прикусил язык. Опять эти неуместные вопросы!
— Понимаешь, есть вполне общепринятые вещи, которыми занимаются в медовый месяц. Да ведь ты все знаешь о сексе, Корри.
— Ну, далеко не все. Хочешь сказать, что предпочел бы секс изготовлению гербариев? Или лучше читать трактаты об орбитальном вращении Сатурна в облаке космической пыли?
— Нет. Для меня Сатурн перестанет существовать.
Для любого нормального мужчины космос прекратит существование на весь медовый месяц, если только он не смотрит на звезды, отражающиеся в глазах новобрачной. Видишь ли, большинство мужчин думают только об одном. А в медовый месяц они могут… ну, не важно.
Джеймс запустил пальцы в волосы.
— Черт знает что, ты ждешь обещания каких-то невиданных порочных игр? Хорошо, я собираюсь сорвать с тебя одежду и ласкать, пока не ослабеешь от усталости и не захрапишь.
— Джеймс, ты тут много чего наговорил. Но самый конец, то есть храп, звучит совсем не романтично.
— По правде сказать, я знаю, что ты не храпишь. Скорее мурлычешь. И вот что: я позволю тебе бесконечно флиртовать со мной.
— Мужья не флиртуют с женами.
— Да ну! Речь истинно мудрого оракула!
— Мне надоел твой сарказм, Джеймс Шербрук. Я не так глупа. И знаю, что тетя Мейбелла в большинстве случаев готова не поцеловать, а лягнуть дядю Саймона.
— Видела бы ты моих родителей! Только на прошлой неделе, зайдя за угол, я застал отца, прижимавшего мать к стене и целующего ее шею. А ведь они женаты целую вечность.
— Прижимал к стене? Правда?!
— Правда. И я бы с удовольствием последовал его примеру. Затащу в самую темную часть сада и попробую, какова на вкус твоя шейка. И все это в аромате цветущего ночного жасмина. Мы прекрасно поладим, Корри. А теперь, поскольку я сейчас потеряю сознание от слабости, скажи «да» и оставь меня с миром.
— Ты меня не любишь.
— Очень сомневаюсь, что Девлин Монро признался тебе в любви, — вырвалось у Джеймса.
— Не признался. Но сказал, что находит меня усладой. Это его истинные слова. Не пойми меня не правильно. Быть усладой — весьма соблазнительно, но не это важно в браке.
— Ты так ему и сказала?
— О да. Но он возразил, что это прекрасное начало, не так ли, и я ответила, что именно так, но что все это идеальная преамбула, скажем, к пикнику или прогулке в парке, но не к браку.
Она отказала Девлину, отослала его прочь, решительно отвергла.
Джеймс ухмыльнулся, слабея от облегчения.
— Я попросила его задуматься над нашими отношениями всерьез, и тогда я, возможно, благосклонно отнесусь к его предложению.
Джеймс встрепенулся. Как жаль, что у него в последнее время голова плохо работает. Но он так устал и хочет одного: броситься на постель и проспать до ужина.
— Мы знаем друг друга, Корри, и не только знаем, но и любим, по крайней мере большую часть времени.
— Но ты совсем не любил меня, когда Дарлинг едва не столкнула тебя с обрыва.
— Хочешь правду, Корри? О том дне у меня сохранилось только одно воспоминание: о твоей попке в моей ладони… когда я шлепал тебя.
У нее мигом пересохло во рту.
— М-моей попке? Ты… ты помнишь о моей попке?
— Ну конечно. У тебя прелестная попка, Корри.
Если выйдешь за меня, я всегда смогу раздеть тебя, уложить на спину и обтереть мокрой салфеткой, снова и снова, что-нибудь напевая. Интересно, кожа у тебя такая же белая, как у Девлина?
— Ты же не хотел, чтобы я произносила его имя!
Джеймс рассмеялся.
— Ага, смутилась? Представь себя голой, Корри.
Представь, как я глажу тебя всю, особенно груди, и ты выгибаешь спину, чтобы посильнее надавить на мою ладонь. Ну как?
— О Господи, — пробормотала она, отворачиваясь, чтобы уйти.
— Нет! — воскликнул он, хватая ее за руку. — Нет, на этот раз ты так просто не уйдешь! Мы уладим все прямо сейчас, Кориандр Тайборн-Барретт! Боже, что за кошмарное имя! Как по-твоему, после того как нас обвенчают, следует ли писать его в церковной книге полностью?
Корри стояла абсолютно неподвижно, отчетливо сознавая, что его пальцы оглаживают ее руки, особенно в том месте, где был оторван рукав.
— Если не выйдешь за меня, я сделаю что-то ужасное.
— А именно?
— Не скажу. Слушай, наглое отродье, у нас нет выбора. Если не выйдешь за меня, мы оба перестанем существовать в глазах света, то есть никакой репутации у нас вообще не останется. Неужели не понимаешь? Где же твой острый ум?
— Твоя репутация останется при тебе, так что не мели вздора. А я просто вернусь в деревню, и обо мне забудут.
Джеймс, по обыкновению, встряхнул ее.
— Какая глупость! Не могу взять в толк, откуда у тебя подобные мысли.
— Ты прав, и прости меня. Не подумала.
Она посмотрела на его руки, по-прежнему сжимавшие ее плечи, вырвалась и, отступив, потрясла кулаком перед его носом, всхлипнув:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— Нет.
— Почему, черт возьми?
— Я никогда не выйду за того, кто меня не любит.
— Хочешь сказать, что обвенчалась бы с Девлином, поклянись он, что будет тебе верен?
Корри, похоже, задумалась. У него руки чесались удушить ее.
— Ты откажешь ему, черт бы его побрал!
— Хорошо, откажу.
— И я клянусь, что не стану тебе изменять.
Корри вздохнула.
— Думаю, что Дев… то есть наш вампир ошибался, когда сказал, что любой мужчина пообещает что угодно, лишь бы добиться желаемого. Ты этого не сделаешь.
Я знаю тебя, как собственную ладонь. Ты никогда бы не лгал в таких важных делах.
— Никогда.
— Джеймс, послушай, ты благородный человек, слишком благородный, на свою беду, но тут уж ничего не поделаешь. Проблема в том, что я не хочу выходить замуж. Это всего лишь мой первый сезон, да и то пробный. Я едва начала вести разгульную жизнь, постигать основы флирта. И чересчур молода, чтобы идти к алтарю, особенно по столь абсурдной причине. Да и ты еще не созрел для брака, признай это. Меньше всего ты думаешь… думал о браке, до того как все произошло.
— Я не собираюсь ничего признавать.
— В таком случае я беру назад свои слова о твоей честности.
— Ладно, шут с тобой. Я не собирался жениться. Господи, мне всего двадцать пять. И если ты говоришь о разгульной жизни, то я еще далеко не перебесился. Но я готов от всего отказаться. Потому что честь — прежде всего. И перестань ныть. Принимай все дак должное.
— Но мы не сделали ничего дурного!
— Обещаю танцевать с тобой, пока не протрешь дырки в подошвах.
— Полагаю, дядюшка Саймон обещал то же самое моей тетке. У нее нет ни одной дырки в подошвах, Джеймс, зато есть листья. Много-много листьев. Как-то она призналась, что в медовый месяц дядя Саймон позволил ей засушить три листочка в книге. Однако наклеивал этикетки самолично, не доверив ей столь важной работы. Господи, Джеймс, какой кошмар!
— В наш медовый месяц я не стану заставлять тебя засушивать листья.
— А что же ты будешь делать в наш медовый месяц?
Джеймс прикусил язык. Опять эти неуместные вопросы!
— Понимаешь, есть вполне общепринятые вещи, которыми занимаются в медовый месяц. Да ведь ты все знаешь о сексе, Корри.
— Ну, далеко не все. Хочешь сказать, что предпочел бы секс изготовлению гербариев? Или лучше читать трактаты об орбитальном вращении Сатурна в облаке космической пыли?
— Нет. Для меня Сатурн перестанет существовать.
Для любого нормального мужчины космос прекратит существование на весь медовый месяц, если только он не смотрит на звезды, отражающиеся в глазах новобрачной. Видишь ли, большинство мужчин думают только об одном. А в медовый месяц они могут… ну, не важно.
Джеймс запустил пальцы в волосы.
— Черт знает что, ты ждешь обещания каких-то невиданных порочных игр? Хорошо, я собираюсь сорвать с тебя одежду и ласкать, пока не ослабеешь от усталости и не захрапишь.
— Джеймс, ты тут много чего наговорил. Но самый конец, то есть храп, звучит совсем не романтично.
— По правде сказать, я знаю, что ты не храпишь. Скорее мурлычешь. И вот что: я позволю тебе бесконечно флиртовать со мной.
— Мужья не флиртуют с женами.
— Да ну! Речь истинно мудрого оракула!
— Мне надоел твой сарказм, Джеймс Шербрук. Я не так глупа. И знаю, что тетя Мейбелла в большинстве случаев готова не поцеловать, а лягнуть дядю Саймона.
— Видела бы ты моих родителей! Только на прошлой неделе, зайдя за угол, я застал отца, прижимавшего мать к стене и целующего ее шею. А ведь они женаты целую вечность.
— Прижимал к стене? Правда?!
— Правда. И я бы с удовольствием последовал его примеру. Затащу в самую темную часть сада и попробую, какова на вкус твоя шейка. И все это в аромате цветущего ночного жасмина. Мы прекрасно поладим, Корри. А теперь, поскольку я сейчас потеряю сознание от слабости, скажи «да» и оставь меня с миром.
— Ты меня не любишь.
— Очень сомневаюсь, что Девлин Монро признался тебе в любви, — вырвалось у Джеймса.
— Не признался. Но сказал, что находит меня усладой. Это его истинные слова. Не пойми меня не правильно. Быть усладой — весьма соблазнительно, но не это важно в браке.
— Ты так ему и сказала?
— О да. Но он возразил, что это прекрасное начало, не так ли, и я ответила, что именно так, но что все это идеальная преамбула, скажем, к пикнику или прогулке в парке, но не к браку.
Она отказала Девлину, отослала его прочь, решительно отвергла.
Джеймс ухмыльнулся, слабея от облегчения.
— Я попросила его задуматься над нашими отношениями всерьез, и тогда я, возможно, благосклонно отнесусь к его предложению.
Джеймс встрепенулся. Как жаль, что у него в последнее время голова плохо работает. Но он так устал и хочет одного: броситься на постель и проспать до ужина.
— Мы знаем друг друга, Корри, и не только знаем, но и любим, по крайней мере большую часть времени.
— Но ты совсем не любил меня, когда Дарлинг едва не столкнула тебя с обрыва.
— Хочешь правду, Корри? О том дне у меня сохранилось только одно воспоминание: о твоей попке в моей ладони… когда я шлепал тебя.
У нее мигом пересохло во рту.
— М-моей попке? Ты… ты помнишь о моей попке?
— Ну конечно. У тебя прелестная попка, Корри.
Если выйдешь за меня, я всегда смогу раздеть тебя, уложить на спину и обтереть мокрой салфеткой, снова и снова, что-нибудь напевая. Интересно, кожа у тебя такая же белая, как у Девлина?
— Ты же не хотел, чтобы я произносила его имя!
Джеймс рассмеялся.
— Ага, смутилась? Представь себя голой, Корри.
Представь, как я глажу тебя всю, особенно груди, и ты выгибаешь спину, чтобы посильнее надавить на мою ладонь. Ну как?
— О Господи, — пробормотала она, отворачиваясь, чтобы уйти.
— Нет! — воскликнул он, хватая ее за руку. — Нет, на этот раз ты так просто не уйдешь! Мы уладим все прямо сейчас, Кориандр Тайборн-Барретт! Боже, что за кошмарное имя! Как по-твоему, после того как нас обвенчают, следует ли писать его в церковной книге полностью?
Корри стояла абсолютно неподвижно, отчетливо сознавая, что его пальцы оглаживают ее руки, особенно в том месте, где был оторван рукав.
— Если не выйдешь за меня, я сделаю что-то ужасное.
— А именно?
— Не скажу. Слушай, наглое отродье, у нас нет выбора. Если не выйдешь за меня, мы оба перестанем существовать в глазах света, то есть никакой репутации у нас вообще не останется. Неужели не понимаешь? Где же твой острый ум?
— Твоя репутация останется при тебе, так что не мели вздора. А я просто вернусь в деревню, и обо мне забудут.
Джеймс, по обыкновению, встряхнул ее.
— Какая глупость! Не могу взять в толк, откуда у тебя подобные мысли.
— Ты прав, и прости меня. Не подумала.
Она посмотрела на его руки, по-прежнему сжимавшие ее плечи, вырвалась и, отступив, потрясла кулаком перед его носом, всхлипнув:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84