— воскликнул Дуглас, поднимаясь. — Вы прекрасно выглядите.
Она была, как всегда, в очередном из бесчисленных светло-голубых платьев, закрывавших ее от подбородка до кончиков ног. Кивнув, она направилась прямо к тарелке. Тарелка оказалась пустой. Мейбелла молча протянула руку. Саймон с очевидной неохотой, что-то бормоча, выбросил вперед свою. На ладони лежали два ломтика. Мейбелла без лишних слов взяла оба, уселась на маленький диван лицом к Дугласу и безмятежно улыбнулась.
— Корри сейчас будет, — сообщила она, принимаясь за еду. — По-моему, она искала чулок.
— Как я уже сказал Саймону, вам придется этой осенью отвезти Корри в Лондон.
— Я еще не говорила с ним об этом, Дуглас, — деловито заметила она, — потому что он непременно придумает способ вывернуться.
— Осенняя погода переменчива, Мейбелла, — вмешался Саймон. — Может, Корри лучше представить его величеству летом, годика этак через два-три?
— Я только что вспомнил: вторая неделя октября всегда бывает солнечной и безветренной, — объявил Дуглас, — так что мы сможем увидеть все полеты воздушных шаров. Возможно, их будет несколько. Доверьтесь мне.
Бакстед, снова появившийся в дверях, смущенно откашлялся.
— Мисс Корри здесь, милорд, и сегодня на ней нет штанов. Я не спрашивал о чулках — подобные расспросы могут быть сочтены бестактными.
Поскольку рот Мейбеллы был полон, она только кивнула. В гостиной возникла Корри в очень старом светло-голубом платье такого же оттенка, как у тетки К платью явно требовалось несколько нижних юбок Не помешало бы также убрать лишние оборки и сделать вырез чуть пониже. Но по крайней мере она оказалась высокой и стройной, а талия была так тонка, что угодила бы даже матери Дугласа. Впрочем, кто знает…
— Доброе утро, милорд, — приветствовала его Корри с изящным реверансом.
— Я сама ее учила, — просияла Мейбелла, дожевывая коричный хлеб. — И заметьте, как идет ей этот оттенок голубого!
— Тебе он идет больше, любимая, — заверил Саймон, упорно глядя на последний ломтик хлеба, покоившийся в правой руке Мейбеллы.
— Доброе утро, Корри, — ответил Дуглас. — Прекрасный реверанс. Ты высока ростом, и это совсем неплохо. Нет, распрями плечи. Вот так. И никогда не сутулься. Маленькие, жеманные девицы не по вкусу ни одному джентльмену, если только последний сам не уродился коротышкой. Хмм, да, вот так хорошо. И плечи у тебя красивые.
Дуглас поднялся и обошел вокруг девушки, отметив толстую, змеившуюся по спине косу.
— Думаю, с таким ростом ты украсишь любое платье, сшитое мадам Журден специально для тебя.
— Не понимаю, почему вы так пристально изучаете меня, милорд.
— Дуглас собирается советовать тебе, как лучше одеваться, — пояснил Саймон. — Очевидно, он разбирается в этом лучше жены, и тебе стоит его послушать.
— Светло-голубой — такой прелестный цвет, как по-вашему, Дуглас?
— Да, у нее будет одно светло-голубое платье, Мейбелла. Не больше. И учтите, у вас совершенно разный цвет волос и кожи. Так что можете полностью мне довериться.
Прежде чем ответить, Мейбелла откусила кусочек коричного хлеба.
— Может, вы правы. Корри никогда не обладала моим блеском.
— Действительно, — согласился муж, снова поднимая очки на лоб.
Мейбелла прикончила второй ломтик хлеба и откашлялась.
— Хотела бы я знать, Дуглас, почему Джеймс скучает на подъездной аллее, вон у той липы? Или это наш дорогой Джейсон? Все равно не различить. Как два профиля на одной греческой монете.
Корри немедленно повернулась и подскочила к окну.
— Это Джеймс, тетя Мейбелла. И вправду, прислонился клипе и смотрит по сторонам!
— Почему он не вошел в дом, Дуглас?
Дуглас страдальчески поморщился.
— Какой-то идиот вчера ранил меня в руку, и сыновья поклялись день и ночь не спускать с меня глаз.
— Такие хорошие мальчики! — восхитилась Мейбелла. — Клянусь, Корри сделает то же самое для Саймона, если кто-нибудь вздумает в него стрелять. Пригласите его, Дуглас, тем более что коричного хлеба не осталось. Однако кухарка всегда прячет еду на случай землетрясения или наводнения, так что Бакстед обязательно найдет что-нибудь для Джеймса.
— Я заметила, что молодые люди обожают есть всякую всячину, — сказала Корри и постучала в стекло.
Джеймс поднял глаза, и она знаком велела ему войти.
Джеймс кивнул. Минуту спустя он уже раскланивался с лордом и леди Монтегю.
— Значит, вы защищаете отца, — улыбнулась Мейбелла стоявшему перед ней молодому Адонису, с волосами, взъерошенными ветром, белоснежными зубами и мускулистой грудью, видневшейся в открытом вороте батистовой сорочки. — Прелестно, восхитительно. Сегодня утром ваш отец выглядит на редкость хорошо, не находите, Джеймс?
Джеймс, знавший лорда и леди Монтегю почти всю жизнь, кивнул и улыбнулся. Но неприкрытое восхищение во взгляде леди Монтегю мгновенно стерло улыбку с лица молодого человека. По его мнению, отец выглядел неплохо. Просто отец есть отец. И вид, как полагается отцу: настоящий аристократ, высокий и стройный, с серебряными нитями в черных волосах.
— Принесите ему немного еды, Бакстед, — велела Корри.
Джеймс обернулся, оглядел ее с головы до ног и спросил:
— А где же Корри? Я мог бы поклясться, что слышал ее голос. Но не вижу никого, кроме какой-то девчонки в слишком коротком и узком платье, ворот которого доходит почти до подбородка. Кроме того, этот цвет ее бледнит.
— Сегодня утром я посмотрела на свои ресницы и заметила, что они довольно длинные. Пожалуй, длиннее твоих.
Дуглас осторожно кашлянул.
— Садись, Джеймс. Я как раз собирался сказать Корри, что ты согласен научить ее вальсировать.
Лорд Монтегю выпрямился.
— Знаешь, Корри, — сухо объявил он, — Джеймс, лорд Хаммерсмит, — прекрасный человек. И такой способный! Будущий великий ученый. В Оксфорде он быстро стал специалистом по небесным телам и их движению.
Кроме того, он досконально знаком со всеми тремя законами Кеплера, в особенности с третьим, довольно просто сформулированным… правда, точно не помню, но Галилей считал, что поверхность Луны вовсе не гладкая и блестящая, как утверждал Аристотель.
— Должно быть, у него на редкость зоркий глаз, — заметила леди Мейбелла.
— Нет, дорогая, — поправил Саймон. — Галилей воспользовался телескопом, только что изобретенным голландским шлифовщиком линз. В каком это было году, мальчик мой?
Джеймс уже хотел сказать, что понятия не имеет, но вовремя заметил издевательскую ухмылку Корри.
— В начале семнадцатого века — буркнул он.
— Смелая попытка, — съязвила Корри. — Хотя скорее всего ты и не слышал о голландских шлифовщиках линз. Поэтому ляпнул наобум, только чтобы тебя не сочли за невежду.
— Джеймсу вовсе не обязательно знать о звездах и телескопах, Корри, — наставительно заявила Мейбелла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Она была, как всегда, в очередном из бесчисленных светло-голубых платьев, закрывавших ее от подбородка до кончиков ног. Кивнув, она направилась прямо к тарелке. Тарелка оказалась пустой. Мейбелла молча протянула руку. Саймон с очевидной неохотой, что-то бормоча, выбросил вперед свою. На ладони лежали два ломтика. Мейбелла без лишних слов взяла оба, уселась на маленький диван лицом к Дугласу и безмятежно улыбнулась.
— Корри сейчас будет, — сообщила она, принимаясь за еду. — По-моему, она искала чулок.
— Как я уже сказал Саймону, вам придется этой осенью отвезти Корри в Лондон.
— Я еще не говорила с ним об этом, Дуглас, — деловито заметила она, — потому что он непременно придумает способ вывернуться.
— Осенняя погода переменчива, Мейбелла, — вмешался Саймон. — Может, Корри лучше представить его величеству летом, годика этак через два-три?
— Я только что вспомнил: вторая неделя октября всегда бывает солнечной и безветренной, — объявил Дуглас, — так что мы сможем увидеть все полеты воздушных шаров. Возможно, их будет несколько. Доверьтесь мне.
Бакстед, снова появившийся в дверях, смущенно откашлялся.
— Мисс Корри здесь, милорд, и сегодня на ней нет штанов. Я не спрашивал о чулках — подобные расспросы могут быть сочтены бестактными.
Поскольку рот Мейбеллы был полон, она только кивнула. В гостиной возникла Корри в очень старом светло-голубом платье такого же оттенка, как у тетки К платью явно требовалось несколько нижних юбок Не помешало бы также убрать лишние оборки и сделать вырез чуть пониже. Но по крайней мере она оказалась высокой и стройной, а талия была так тонка, что угодила бы даже матери Дугласа. Впрочем, кто знает…
— Доброе утро, милорд, — приветствовала его Корри с изящным реверансом.
— Я сама ее учила, — просияла Мейбелла, дожевывая коричный хлеб. — И заметьте, как идет ей этот оттенок голубого!
— Тебе он идет больше, любимая, — заверил Саймон, упорно глядя на последний ломтик хлеба, покоившийся в правой руке Мейбеллы.
— Доброе утро, Корри, — ответил Дуглас. — Прекрасный реверанс. Ты высока ростом, и это совсем неплохо. Нет, распрями плечи. Вот так. И никогда не сутулься. Маленькие, жеманные девицы не по вкусу ни одному джентльмену, если только последний сам не уродился коротышкой. Хмм, да, вот так хорошо. И плечи у тебя красивые.
Дуглас поднялся и обошел вокруг девушки, отметив толстую, змеившуюся по спине косу.
— Думаю, с таким ростом ты украсишь любое платье, сшитое мадам Журден специально для тебя.
— Не понимаю, почему вы так пристально изучаете меня, милорд.
— Дуглас собирается советовать тебе, как лучше одеваться, — пояснил Саймон. — Очевидно, он разбирается в этом лучше жены, и тебе стоит его послушать.
— Светло-голубой — такой прелестный цвет, как по-вашему, Дуглас?
— Да, у нее будет одно светло-голубое платье, Мейбелла. Не больше. И учтите, у вас совершенно разный цвет волос и кожи. Так что можете полностью мне довериться.
Прежде чем ответить, Мейбелла откусила кусочек коричного хлеба.
— Может, вы правы. Корри никогда не обладала моим блеском.
— Действительно, — согласился муж, снова поднимая очки на лоб.
Мейбелла прикончила второй ломтик хлеба и откашлялась.
— Хотела бы я знать, Дуглас, почему Джеймс скучает на подъездной аллее, вон у той липы? Или это наш дорогой Джейсон? Все равно не различить. Как два профиля на одной греческой монете.
Корри немедленно повернулась и подскочила к окну.
— Это Джеймс, тетя Мейбелла. И вправду, прислонился клипе и смотрит по сторонам!
— Почему он не вошел в дом, Дуглас?
Дуглас страдальчески поморщился.
— Какой-то идиот вчера ранил меня в руку, и сыновья поклялись день и ночь не спускать с меня глаз.
— Такие хорошие мальчики! — восхитилась Мейбелла. — Клянусь, Корри сделает то же самое для Саймона, если кто-нибудь вздумает в него стрелять. Пригласите его, Дуглас, тем более что коричного хлеба не осталось. Однако кухарка всегда прячет еду на случай землетрясения или наводнения, так что Бакстед обязательно найдет что-нибудь для Джеймса.
— Я заметила, что молодые люди обожают есть всякую всячину, — сказала Корри и постучала в стекло.
Джеймс поднял глаза, и она знаком велела ему войти.
Джеймс кивнул. Минуту спустя он уже раскланивался с лордом и леди Монтегю.
— Значит, вы защищаете отца, — улыбнулась Мейбелла стоявшему перед ней молодому Адонису, с волосами, взъерошенными ветром, белоснежными зубами и мускулистой грудью, видневшейся в открытом вороте батистовой сорочки. — Прелестно, восхитительно. Сегодня утром ваш отец выглядит на редкость хорошо, не находите, Джеймс?
Джеймс, знавший лорда и леди Монтегю почти всю жизнь, кивнул и улыбнулся. Но неприкрытое восхищение во взгляде леди Монтегю мгновенно стерло улыбку с лица молодого человека. По его мнению, отец выглядел неплохо. Просто отец есть отец. И вид, как полагается отцу: настоящий аристократ, высокий и стройный, с серебряными нитями в черных волосах.
— Принесите ему немного еды, Бакстед, — велела Корри.
Джеймс обернулся, оглядел ее с головы до ног и спросил:
— А где же Корри? Я мог бы поклясться, что слышал ее голос. Но не вижу никого, кроме какой-то девчонки в слишком коротком и узком платье, ворот которого доходит почти до подбородка. Кроме того, этот цвет ее бледнит.
— Сегодня утром я посмотрела на свои ресницы и заметила, что они довольно длинные. Пожалуй, длиннее твоих.
Дуглас осторожно кашлянул.
— Садись, Джеймс. Я как раз собирался сказать Корри, что ты согласен научить ее вальсировать.
Лорд Монтегю выпрямился.
— Знаешь, Корри, — сухо объявил он, — Джеймс, лорд Хаммерсмит, — прекрасный человек. И такой способный! Будущий великий ученый. В Оксфорде он быстро стал специалистом по небесным телам и их движению.
Кроме того, он досконально знаком со всеми тремя законами Кеплера, в особенности с третьим, довольно просто сформулированным… правда, точно не помню, но Галилей считал, что поверхность Луны вовсе не гладкая и блестящая, как утверждал Аристотель.
— Должно быть, у него на редкость зоркий глаз, — заметила леди Мейбелла.
— Нет, дорогая, — поправил Саймон. — Галилей воспользовался телескопом, только что изобретенным голландским шлифовщиком линз. В каком это было году, мальчик мой?
Джеймс уже хотел сказать, что понятия не имеет, но вовремя заметил издевательскую ухмылку Корри.
— В начале семнадцатого века — буркнул он.
— Смелая попытка, — съязвила Корри. — Хотя скорее всего ты и не слышал о голландских шлифовщиках линз. Поэтому ляпнул наобум, только чтобы тебя не сочли за невежду.
— Джеймсу вовсе не обязательно знать о звездах и телескопах, Корри, — наставительно заявила Мейбелла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84