Он не слушал, что бормотала как бы про себя Ллуд. А она нетерпеливо дернула головой.
— Ох, да скоро понедельник, день Луны. В этот день ива имеет большую силу… — Она многозначительно улыбнулась. — Леди Морлакс… — Ллуд рассматривала ее профиль, — красивая девушка — бледная кожа, лучистые глаза, сияющие, подобно звездам…
Сенрен поднял глаза и посмотрел на Ллуд. Он не знал способов, которые могут навести порчу, но он прекрасно знал, что это действительно возможно и может быть опасно. Ллуд подняла свои связанные руки.
— Посмотри на нее! Графиня Морлакс действительно под покровительством луны, только глупцы могут отрицать это. Указательный палец, большой и самый мощный, средний палец принадлежит Рождеству, это может быть не видно снаружи, но если его поместить в огонь в ночь с двенадцатого на тринадцатое вместе с ивой… — прошептала Ллуд на ухо Сенрену, — с ним ничего не случится… А четвертый палец под покровительством солнца, мать-береза хранит его…
Сенрен внимательно посмотрел на нее. Ллуд, похоже, искренне верила во все эти языческие россказни. Он успокоился — женщина просто бормотала и не могла принести никакого вреда Констанции.
Но Ллуд не унималась. Она ударила по ладони пальцем.
— Наша мать была жрицей, и ее мать тоже! Прежде чем многие из нас появились на этот свет! И хотя ваша христианская вера не видит ничего, мы скажем, что леди Констанция должна быть жрицей Луны и ива для нее священное дерево. Луна управляет благородной леди, она находится под покровительством старых богов. Рот Сенрена скривился.
— Не существует никаких старых богов, Ллуд… Бог один, и не нужно ничего говорить графине.
Ллуд подобрала свои волосы и пристально посмотрела на него.
— Нет, — сказала она, — мы не станем ничего говорить ей. Она все равно не поверит, что это правда. Но не говорите потом, что я не предупреждала.
Сенрен мрачно добавил:
— Мы все глупцы, что верим, будто Христос, который умер на кресте, единственный Бог. — Он постарался изменить тему: — Почему ты считаешь, что ива — священное дерево для Морлаксов?
Ллуд посмотрела на жонглера недоверчиво. Она не могла решить, что стоит ему говорить, а что нет. Было много божественного в священных знаках, которые ему следовало бы указать, чтобы он понял, что все произошедшее с ним — и то, что он оказался пленником графини, леди Луны, — всё это уже было предопределено свыше. Пристально смотря на Сенрена, Ллуд прошептала:
— Мы не глупцы, чтобы верить, будто Бог один… Пусть говорят что угодно, это не заставит нас поверить, это не сделает нас глупцами…
Глаза Сенрена блеснули, и он прошептал:
— Может, ты и вправду ведьма, женщина, но я уже ни во что не верю.
— Не веришь ни во что?.. Как же тогда жить, если нет веры?
Жонглер ничего не ответил. Приподняв голову, он наблюдал, как их колымагу разворачивают и устанавливают под деревьями на берегу реки. Рыцари распрягали их лошадей и искали место более пологого спуска, чтобы набрать воды и приготовить пищу. Был уже полдень, время привала… Сенрен задумчиво сказал женщине:
— Подобно философам, я верю в смерть. — Он немного помолчал и добавил чуть изменившимся голосом: — Я достаточно повидал смертей на своем веку, чтобы поверить…
Ллуд смотрела на него и не понимала, о чем он говорит. Она не была обучена таким премудростям, она просто верила богам, которым ее научили верить еще в детстве. Ллуд опустилась на дно телеги, закрыла глаза и подумала, что с детства верила во многих богов и ее можно было скорее убить, чем заставить поверить в других.
Путешественники сделали привал на берегу реки. Отец Бертран, который путешествовал вместе с ними, благословил пищу и вместе со своим слугой отошел от лагеря, чтобы после обеда посидеть на берегу реки. Констанция вместе с дочерьми и девушками тоже расположилась невдалеке. Они сидели на одеяле и слушали, как журчит вода в реке, перекатываясь с камня на камень, как стрекочет саранча в пожухшей траве. Биатрис гонялась за маленькими белыми бабочками, которых было в изобилии, а Констанция читала Ходерн из большой красивой книжки с картинками. У девочки возникали бесконечные вопросы. Почему на картинке нарисованы голуби, что делают эти голуби? Почему змея называют искусителем и почему он синий? Разве змеи бывают синими?
Вскоре Биатрис надоело бегать за бабочками и она с двумя своими няньками задремала на одеяле рядом с Констанцией.
Когда они проснулись, рыцари уже свернули лагерь и строились в шеренги, чтобы продолжить путь. В повозку с заключенными опять впрягли отдохнувших лошадей. Спереди и сзади разместилась охрана. Все были готовы выступать. Воздух был горячий и гнетущий, тучи нависали низко над землей и уже почти закрыли солнце.
Вдоль берега реки располагались поля, заполненные людьми. Народ подчистую выбирал последние колосья, оставшиеся после сбора урожая деревенскими. На них были одеты плохо напоминающие рубашки лохмотья. Они с интересом всматривались в проезжающих. Ходерн вся извертелась в седле, стараясь лучше их рассмотреть.
— Кто эти люди, мама? — спросила она у Констанции.
— Несчастные люди, — ответила она. Некоторые из женщин были вместе с детьми, они играли в сторонке. Несколько женщин подошли ближе к ним. Констанция молча выслушала их. Ходерн нагнулась вперед. Улыбающаяся, в зеленом платье с лентой в льняных волосах, она была похожа на ангела среди этих босых, коричневых людей с угрюмыми лицами.
— Чего они хотят? Почему они оставили своих детей? Они хотят, чтобы их благословили? — забросала она вопросами мать. Та не отвечала.
Ходерн подняла руку, но Констанция быстро опустила ее вниз. Она искала глазами Эверарда. Капитан подъехал рысью на своем жеребце и приготовился принять приказание.
Графиня приказала дать людям половину хлеба и четверть сыра.
— Миледи, — раздался голос Эверарда, — а что, если нам не хватит до конца поездки? Путь не близкий…
Констанция не стала отвечать на заданный вопрос, и Эверард, пришпорив коня, поехал прочь.
— Мама, — опять раздался голос Ходерн, — почему мы отдаем им нашу пищу?
Констанция строго посмотрела на дочь.
— Дорогая, — сказала она, — ты задаешь сегодня слишком много вопросов.
Она сама была матерью и прекрасно знала, как эти женщины боятся за своих детей, ведь впереди зима, и по всем приметам, зима суровая. Видит Бог, она сделала для них все, что было в ее силах.
Ходерн, не переставая, крутилась в седле. Констанция подозвала одну из девушек и передала ей ребенка. Теперь они ехали рядом.
Графиня посмотрела на детей этих несчастных женщин и невольно взглянула на свою так незаметно выросшую дочь.
Люди столпились на краю дороги, где рыцари стали раздавать им хлеб и сыр. Когда последний из бездомных отошел с куском хлеба, они поехали дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Ох, да скоро понедельник, день Луны. В этот день ива имеет большую силу… — Она многозначительно улыбнулась. — Леди Морлакс… — Ллуд рассматривала ее профиль, — красивая девушка — бледная кожа, лучистые глаза, сияющие, подобно звездам…
Сенрен поднял глаза и посмотрел на Ллуд. Он не знал способов, которые могут навести порчу, но он прекрасно знал, что это действительно возможно и может быть опасно. Ллуд подняла свои связанные руки.
— Посмотри на нее! Графиня Морлакс действительно под покровительством луны, только глупцы могут отрицать это. Указательный палец, большой и самый мощный, средний палец принадлежит Рождеству, это может быть не видно снаружи, но если его поместить в огонь в ночь с двенадцатого на тринадцатое вместе с ивой… — прошептала Ллуд на ухо Сенрену, — с ним ничего не случится… А четвертый палец под покровительством солнца, мать-береза хранит его…
Сенрен внимательно посмотрел на нее. Ллуд, похоже, искренне верила во все эти языческие россказни. Он успокоился — женщина просто бормотала и не могла принести никакого вреда Констанции.
Но Ллуд не унималась. Она ударила по ладони пальцем.
— Наша мать была жрицей, и ее мать тоже! Прежде чем многие из нас появились на этот свет! И хотя ваша христианская вера не видит ничего, мы скажем, что леди Констанция должна быть жрицей Луны и ива для нее священное дерево. Луна управляет благородной леди, она находится под покровительством старых богов. Рот Сенрена скривился.
— Не существует никаких старых богов, Ллуд… Бог один, и не нужно ничего говорить графине.
Ллуд подобрала свои волосы и пристально посмотрела на него.
— Нет, — сказала она, — мы не станем ничего говорить ей. Она все равно не поверит, что это правда. Но не говорите потом, что я не предупреждала.
Сенрен мрачно добавил:
— Мы все глупцы, что верим, будто Христос, который умер на кресте, единственный Бог. — Он постарался изменить тему: — Почему ты считаешь, что ива — священное дерево для Морлаксов?
Ллуд посмотрела на жонглера недоверчиво. Она не могла решить, что стоит ему говорить, а что нет. Было много божественного в священных знаках, которые ему следовало бы указать, чтобы он понял, что все произошедшее с ним — и то, что он оказался пленником графини, леди Луны, — всё это уже было предопределено свыше. Пристально смотря на Сенрена, Ллуд прошептала:
— Мы не глупцы, чтобы верить, будто Бог один… Пусть говорят что угодно, это не заставит нас поверить, это не сделает нас глупцами…
Глаза Сенрена блеснули, и он прошептал:
— Может, ты и вправду ведьма, женщина, но я уже ни во что не верю.
— Не веришь ни во что?.. Как же тогда жить, если нет веры?
Жонглер ничего не ответил. Приподняв голову, он наблюдал, как их колымагу разворачивают и устанавливают под деревьями на берегу реки. Рыцари распрягали их лошадей и искали место более пологого спуска, чтобы набрать воды и приготовить пищу. Был уже полдень, время привала… Сенрен задумчиво сказал женщине:
— Подобно философам, я верю в смерть. — Он немного помолчал и добавил чуть изменившимся голосом: — Я достаточно повидал смертей на своем веку, чтобы поверить…
Ллуд смотрела на него и не понимала, о чем он говорит. Она не была обучена таким премудростям, она просто верила богам, которым ее научили верить еще в детстве. Ллуд опустилась на дно телеги, закрыла глаза и подумала, что с детства верила во многих богов и ее можно было скорее убить, чем заставить поверить в других.
Путешественники сделали привал на берегу реки. Отец Бертран, который путешествовал вместе с ними, благословил пищу и вместе со своим слугой отошел от лагеря, чтобы после обеда посидеть на берегу реки. Констанция вместе с дочерьми и девушками тоже расположилась невдалеке. Они сидели на одеяле и слушали, как журчит вода в реке, перекатываясь с камня на камень, как стрекочет саранча в пожухшей траве. Биатрис гонялась за маленькими белыми бабочками, которых было в изобилии, а Констанция читала Ходерн из большой красивой книжки с картинками. У девочки возникали бесконечные вопросы. Почему на картинке нарисованы голуби, что делают эти голуби? Почему змея называют искусителем и почему он синий? Разве змеи бывают синими?
Вскоре Биатрис надоело бегать за бабочками и она с двумя своими няньками задремала на одеяле рядом с Констанцией.
Когда они проснулись, рыцари уже свернули лагерь и строились в шеренги, чтобы продолжить путь. В повозку с заключенными опять впрягли отдохнувших лошадей. Спереди и сзади разместилась охрана. Все были готовы выступать. Воздух был горячий и гнетущий, тучи нависали низко над землей и уже почти закрыли солнце.
Вдоль берега реки располагались поля, заполненные людьми. Народ подчистую выбирал последние колосья, оставшиеся после сбора урожая деревенскими. На них были одеты плохо напоминающие рубашки лохмотья. Они с интересом всматривались в проезжающих. Ходерн вся извертелась в седле, стараясь лучше их рассмотреть.
— Кто эти люди, мама? — спросила она у Констанции.
— Несчастные люди, — ответила она. Некоторые из женщин были вместе с детьми, они играли в сторонке. Несколько женщин подошли ближе к ним. Констанция молча выслушала их. Ходерн нагнулась вперед. Улыбающаяся, в зеленом платье с лентой в льняных волосах, она была похожа на ангела среди этих босых, коричневых людей с угрюмыми лицами.
— Чего они хотят? Почему они оставили своих детей? Они хотят, чтобы их благословили? — забросала она вопросами мать. Та не отвечала.
Ходерн подняла руку, но Констанция быстро опустила ее вниз. Она искала глазами Эверарда. Капитан подъехал рысью на своем жеребце и приготовился принять приказание.
Графиня приказала дать людям половину хлеба и четверть сыра.
— Миледи, — раздался голос Эверарда, — а что, если нам не хватит до конца поездки? Путь не близкий…
Констанция не стала отвечать на заданный вопрос, и Эверард, пришпорив коня, поехал прочь.
— Мама, — опять раздался голос Ходерн, — почему мы отдаем им нашу пищу?
Констанция строго посмотрела на дочь.
— Дорогая, — сказала она, — ты задаешь сегодня слишком много вопросов.
Она сама была матерью и прекрасно знала, как эти женщины боятся за своих детей, ведь впереди зима, и по всем приметам, зима суровая. Видит Бог, она сделала для них все, что было в ее силах.
Ходерн, не переставая, крутилась в седле. Констанция подозвала одну из девушек и передала ей ребенка. Теперь они ехали рядом.
Графиня посмотрела на детей этих несчастных женщин и невольно взглянула на свою так незаметно выросшую дочь.
Люди столпились на краю дороги, где рыцари стали раздавать им хлеб и сыр. Когда последний из бездомных отошел с куском хлеба, они поехали дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68