Просто возможности не представлялось.
Отец перед смертью несколько лет болел, и в детстве она помогала ему создавать прекрасные изделия из серебра. По мере того как болезнь прогрессировала, она все больше и больше принимала на себя бремя его бизнеса.
Аннабел покачала головой. Захоти она, даже сейчас смогла бы отлить красивую чашу или подсвечник. И если бы кредиторы не одолели мать после кончины отца, она вполне могла бы продолжать его дело. Но у них не осталось ничего, кроме маленькой лавки, совершенно пустой и к тому же заложенной.
Стоило Даффу постучаться, она стряхнула меланхолические воспоминания, изобразила улыбку – недаром же была актрисой – и пошла открывать дверь.
Но мать опередила ее и сама распахнула дверь, приветствуя маркиза как давнего друга.
– Прошу, заходите, лорд Дарли. Какой чудесный сегодня день, не считаете? Просто идеальный для скачек.
Пока мать и Дафф обменивались любезностями, Аннабел стояла в коридоре, слушая и наблюдая, совсем как на представлении одной из ее пьес.
Правда, Дарли куда красивее любого ведущего актера, да и манеры были естественными и незаученными, словно у обычного человека, решившего заехать в гости к соседям.
– Вот и ты, дорогая! – воскликнула мать, заметив в тени силуэт Аннабел. – Ты захватила ридикюль? Она всегда его забывает… еще с детства. Не сердись на меня, милая. Я уверена, что маркиз не осудит тебя за забывчивость. – Она тепло улыбнулась. – Видите ли, у нее всегда столько важных дел! Ее пьесы, политика и тому подобное. Она каждый день читает присланные из Лондона газеты и книги… Господи, столько книг…
– Мама, маркизу, должно быть, совершенно безразличны мои книги, – вмешалась Аннабел. – И я вполне готова. Ридикюль и все такое.
– Думаю, вы чудесно проведете время! – воскликнула миссис Фостер. – И поставьте за меня несколько шиллингов на любую серую кобылку. Для меня это всегда счастливая масть. – Она протянула Даффу стопку монет.
– Считайте, что все уже сделано, миссис Фостер, – кивнул он, предлагая руку Аннабел.
Пока они шли к фаэтону, женщины стояли в дверях и махали им вслед.
– Он в нее влюблен, – прошептала Молли. – Это ясно как день.
– Ты совершенно права, но и Белл права, не следует ждать от него ничего, кроме дружбы. Зато сегодня она хотя бы повеселится, и за это мы должны быть благодарны.
– Аминь, – кивнула Молли. – Мы все будем рады за мисс Белл.
И действительно, день получился по-настоящему праздничным.
Дафф был безупречно учтив, занимателен и излучал очарование, ни разу не преступив границ дружеского общения.
Аннабел, в свою очередь, отвечала остроумными шутками и обезоруживающе искренними репликами, хотя, возможно, иногда чуть кокетничала.
Они согласились, что погода чудесная, собравшиеся веселятся вовсю и даже лимонад вкуснее обычного.
Они обнаружили, что склонны ставить на одних и тех же лошадей и ценят одних и тех же жокеев. Это был день полного согласия.
Они даже выиграли немалые деньги, когда обе скаковые лошади Уэстерленда пришли первыми.
– Говорил я вам, – улыбнулся Дафф, когда чистокровный жеребец герцога легко обошел остальных на пять корпусов.
– Я все равно бы поставила на него. Эта лошадь великолепна от носа до кончика хвоста. И кажется, могла бы без всякого усилия пробежать еще раз.
– Могла бы, – подтвердил Дафф. – Пустынные кони известны своей выносливостью. Если хотите, можете когда-нибудь покататься на нем.
– Спасибо. Ловлю вас на слове, – улыбнулась она, хотя не имела ни малейшего желания встречаться с его родными. Она уже вежливо отклонила его предложение выпить шампанского в семейной ложе на трибунах. И хотя ей очень нравилось общество Даффа, она не могла позволить себе нечто большее, чем простое развлечение. Честно говоря, ей очень нравилась платоническая природа их дружбы. Дафф обещал не переступать границ и сдержал слово.
Хорошо, что она считает его обаятельным… и только.
Во всяком случае, так подсказывал здравый смысл.
Зато в душе она находила его необыкновенно привлекательным.
Но при этом разумно подавляла чувства, в результате все шло прекрасно.
Они пересчитали выигрыши и долго вспоминали лучшие заезды по пути домой, обсуждая события дня с непринужденностью старых приятелей.
Однако за несколько секунд до того, как впереди показалась деревня Шорем, Дафф остановил фаэтон в маленькой рощице, окаймлявшей дорогу.
Аннабел стало немного не по себе, что было вполне естественно, учитывая роль мужчин в ее жизни. И вот теперь придется дать ему возможно вежливый отпор.
Обмотав поводья вокруг кнутовища, Дафф повернулся к ней и, поморщившись, вздохнул:
– Я долго пытался найти какой-то наиболее дипломатичный способ заговорить с вами об этом, но не преуспел. Поэтому я просто брошусь вперед очертя голову и отдам все это вам.
Он вытащил из багажного отделения маленький полотняный мешочек и положил ей на колени.
– Это все от моей семьи. Очевидно, я показался им таким жалким, что они сочли необходимым улестить вас от моего имени. Нет, не то чтобы я собирался отступить от своего слова, – быстро поправился он, видя, как она хмурится. – Ни в малейшей степени. Сделайте мне огромное одолжение, возьмите эти скромные подарки в знак чистой, ничем не омраченной дружбы.
Бедняга был так растерян, что Аннабел невольно ему посочувствовала.
– Ваши родные послали это?
– Да. Слишком долго я был в плену кошмаров и, похоже, ничего не замечал. В отличие от окружающих. И когда вы вошли в мою жизнь, они это сразу увидели. Я даже стал улыбаться больше… вернее, снова. Так что, пожалуйста, считайте это знаками благодарности от моей обеспокоенной семьи.
До этого Аннабел не сознавала, как далеко зашла его меланхолия.
– Вы были в этом состоянии все время после Ватерлоо?
– Более или менее. Я и забыл, что значит быть нормальным.
– Должно быть, вас преследуют жуткие воспоминания.
– Всегда. И хуже всего ночи.
– Вы хотя бы можете спать?
– Не слишком много… Но теперь уже лучше благодаря вам, – улыбнулся он.
– Мне?
– Кровавые сны о массовой бойне иногда сменяются вашим прелестным образом. Только за это я с радостью скупил бы все, что есть у Грея, но почти год как не бывал в городе. За меня это сделали родные, – неловко пробормотал он. – И поскольку они ожидают, что я уговорю вас, пожалуйста, взгляните на безделушки и скажите, что вам нравится.
– Надеюсь, от вас не ожидают письменного отчета? – пошутила Аннабел.
– Скорее всего ожидают. Они обращаются со мной как с ребенком.
– С вами тоже? Моя мать и Молли практически продиктовали мне, что сказать, чтобы привлечь ваше внимание.
– О, пусть не волнуются. Я увлечен и заинтригован. Мало того, не бойся я оскорбить вас, просил бы сократить срок нашего пари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Отец перед смертью несколько лет болел, и в детстве она помогала ему создавать прекрасные изделия из серебра. По мере того как болезнь прогрессировала, она все больше и больше принимала на себя бремя его бизнеса.
Аннабел покачала головой. Захоти она, даже сейчас смогла бы отлить красивую чашу или подсвечник. И если бы кредиторы не одолели мать после кончины отца, она вполне могла бы продолжать его дело. Но у них не осталось ничего, кроме маленькой лавки, совершенно пустой и к тому же заложенной.
Стоило Даффу постучаться, она стряхнула меланхолические воспоминания, изобразила улыбку – недаром же была актрисой – и пошла открывать дверь.
Но мать опередила ее и сама распахнула дверь, приветствуя маркиза как давнего друга.
– Прошу, заходите, лорд Дарли. Какой чудесный сегодня день, не считаете? Просто идеальный для скачек.
Пока мать и Дафф обменивались любезностями, Аннабел стояла в коридоре, слушая и наблюдая, совсем как на представлении одной из ее пьес.
Правда, Дарли куда красивее любого ведущего актера, да и манеры были естественными и незаученными, словно у обычного человека, решившего заехать в гости к соседям.
– Вот и ты, дорогая! – воскликнула мать, заметив в тени силуэт Аннабел. – Ты захватила ридикюль? Она всегда его забывает… еще с детства. Не сердись на меня, милая. Я уверена, что маркиз не осудит тебя за забывчивость. – Она тепло улыбнулась. – Видите ли, у нее всегда столько важных дел! Ее пьесы, политика и тому подобное. Она каждый день читает присланные из Лондона газеты и книги… Господи, столько книг…
– Мама, маркизу, должно быть, совершенно безразличны мои книги, – вмешалась Аннабел. – И я вполне готова. Ридикюль и все такое.
– Думаю, вы чудесно проведете время! – воскликнула миссис Фостер. – И поставьте за меня несколько шиллингов на любую серую кобылку. Для меня это всегда счастливая масть. – Она протянула Даффу стопку монет.
– Считайте, что все уже сделано, миссис Фостер, – кивнул он, предлагая руку Аннабел.
Пока они шли к фаэтону, женщины стояли в дверях и махали им вслед.
– Он в нее влюблен, – прошептала Молли. – Это ясно как день.
– Ты совершенно права, но и Белл права, не следует ждать от него ничего, кроме дружбы. Зато сегодня она хотя бы повеселится, и за это мы должны быть благодарны.
– Аминь, – кивнула Молли. – Мы все будем рады за мисс Белл.
И действительно, день получился по-настоящему праздничным.
Дафф был безупречно учтив, занимателен и излучал очарование, ни разу не преступив границ дружеского общения.
Аннабел, в свою очередь, отвечала остроумными шутками и обезоруживающе искренними репликами, хотя, возможно, иногда чуть кокетничала.
Они согласились, что погода чудесная, собравшиеся веселятся вовсю и даже лимонад вкуснее обычного.
Они обнаружили, что склонны ставить на одних и тех же лошадей и ценят одних и тех же жокеев. Это был день полного согласия.
Они даже выиграли немалые деньги, когда обе скаковые лошади Уэстерленда пришли первыми.
– Говорил я вам, – улыбнулся Дафф, когда чистокровный жеребец герцога легко обошел остальных на пять корпусов.
– Я все равно бы поставила на него. Эта лошадь великолепна от носа до кончика хвоста. И кажется, могла бы без всякого усилия пробежать еще раз.
– Могла бы, – подтвердил Дафф. – Пустынные кони известны своей выносливостью. Если хотите, можете когда-нибудь покататься на нем.
– Спасибо. Ловлю вас на слове, – улыбнулась она, хотя не имела ни малейшего желания встречаться с его родными. Она уже вежливо отклонила его предложение выпить шампанского в семейной ложе на трибунах. И хотя ей очень нравилось общество Даффа, она не могла позволить себе нечто большее, чем простое развлечение. Честно говоря, ей очень нравилась платоническая природа их дружбы. Дафф обещал не переступать границ и сдержал слово.
Хорошо, что она считает его обаятельным… и только.
Во всяком случае, так подсказывал здравый смысл.
Зато в душе она находила его необыкновенно привлекательным.
Но при этом разумно подавляла чувства, в результате все шло прекрасно.
Они пересчитали выигрыши и долго вспоминали лучшие заезды по пути домой, обсуждая события дня с непринужденностью старых приятелей.
Однако за несколько секунд до того, как впереди показалась деревня Шорем, Дафф остановил фаэтон в маленькой рощице, окаймлявшей дорогу.
Аннабел стало немного не по себе, что было вполне естественно, учитывая роль мужчин в ее жизни. И вот теперь придется дать ему возможно вежливый отпор.
Обмотав поводья вокруг кнутовища, Дафф повернулся к ней и, поморщившись, вздохнул:
– Я долго пытался найти какой-то наиболее дипломатичный способ заговорить с вами об этом, но не преуспел. Поэтому я просто брошусь вперед очертя голову и отдам все это вам.
Он вытащил из багажного отделения маленький полотняный мешочек и положил ей на колени.
– Это все от моей семьи. Очевидно, я показался им таким жалким, что они сочли необходимым улестить вас от моего имени. Нет, не то чтобы я собирался отступить от своего слова, – быстро поправился он, видя, как она хмурится. – Ни в малейшей степени. Сделайте мне огромное одолжение, возьмите эти скромные подарки в знак чистой, ничем не омраченной дружбы.
Бедняга был так растерян, что Аннабел невольно ему посочувствовала.
– Ваши родные послали это?
– Да. Слишком долго я был в плену кошмаров и, похоже, ничего не замечал. В отличие от окружающих. И когда вы вошли в мою жизнь, они это сразу увидели. Я даже стал улыбаться больше… вернее, снова. Так что, пожалуйста, считайте это знаками благодарности от моей обеспокоенной семьи.
До этого Аннабел не сознавала, как далеко зашла его меланхолия.
– Вы были в этом состоянии все время после Ватерлоо?
– Более или менее. Я и забыл, что значит быть нормальным.
– Должно быть, вас преследуют жуткие воспоминания.
– Всегда. И хуже всего ночи.
– Вы хотя бы можете спать?
– Не слишком много… Но теперь уже лучше благодаря вам, – улыбнулся он.
– Мне?
– Кровавые сны о массовой бойне иногда сменяются вашим прелестным образом. Только за это я с радостью скупил бы все, что есть у Грея, но почти год как не бывал в городе. За меня это сделали родные, – неловко пробормотал он. – И поскольку они ожидают, что я уговорю вас, пожалуйста, взгляните на безделушки и скажите, что вам нравится.
– Надеюсь, от вас не ожидают письменного отчета? – пошутила Аннабел.
– Скорее всего ожидают. Они обращаются со мной как с ребенком.
– С вами тоже? Моя мать и Молли практически продиктовали мне, что сказать, чтобы привлечь ваше внимание.
– О, пусть не волнуются. Я увлечен и заинтригован. Мало того, не бойся я оскорбить вас, просил бы сократить срок нашего пари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63