Его гордость была задета, и он выказывал больше воодушевления, чем когда-либо в ее присутствии. Ему не повредит узнать наконец, как делаются деньги, проследить, как расходуется каждая копейка. Он скоро привыкнет носить прошлогодний сюртук и выбирать вина с оглядкой на цену. Слишком долго Ричарду не нужно было учитывать такие существенные детали. Теперь он быстро, пусть и болезненно, этому научится, но ему же это пойдет на пользу.
Настал полдень, и он поднялся, чтобы уйти. Они постояли молча несколько мгновений, потом он нагнулся и поцеловал ее в губы.
— До свидания, Сара. Невозможно будет часто видеть тебя так, наедине. Но теперь не будет и того ада, через который я прошел за эти три года, — никогда больше.
Она прекрасно поняла, что он имел в виду. Казалось, Ричард наконец научился тому благоразумию, к которому она старалась приучить его с самого начала. Он осознал теперь, насколько малочисленно то общество, к которому они принадлежат, и власть над ними слухов и сплетен. Набравшись мудрости, которой он был лишен по прибытии, теперь он был готов подчиниться неизбежности.
Она улыбнулась ему.
— Мы глупы, если до сих пор не поняли, что нам не удастся по-настоящему поссориться. Мы с тобой не созданы для ссор.
Все еще улыбаясь, она покачала головой, когда он снова попытался ее поцеловать. Вместо этого она взяла его руку и крепко сжала ее.
IV
На протяжении следующих нескольких месяцев Джереми пристально наблюдал за Сарой, встревоженный тем, что на ее лицо вернулось выражение, с которым она прибыла в колонию. Глаза ее были холодны, даже колючи; голос ее был каким-то ломким, а фразы — отрывистыми. Она казалась ему испуганной, несчастной и даже как будто мучимой каким-то недугом. Она похудела, черты ее прекрасного лица заострились и трогали душу.
Не в силах удержать ее, он видел, как она истязает себя, пытаясь справиться с делами, которые под силу лишь троим. Клепмор был переведен из-за конторки в лавке в комнату по соседству с комнатой Сары. Он писал под ее диктовку, трудился над длинными столбцами цифр, готовил письма лондонским агентам и вообще был ее связным со всеми, с кем она вела дела. Колония была вынуждена признать бесполезной задачу исключить Сару из коммерческих дел, в которых она вознамерилась участвовать. Они в конце концов достаточно добродушно отнеслись к ее участию в самых важных деловых предприятиях, но все же постоянно, сознательно или бессознательно, ждали, что она совершит роковую ошибку или сделает тот неверный шаг, который приведет к гибели всего сооружения.
Когда кончился срок ссылки Джереми, Сара отметила это событие, сделав ему подарок в виде наличных денег и кредитных бумаг через своих агентов. Сумма была так велика, что потрясла его, и он тут же возвратил ее дар, причем сделал это довольно нелюбезно. Она приняла его, пожав плечами.
— Ты глупец, Джереми Хоган! Ты теперь свободен, и тебе нужны деньги, но если хочешь быть упрямым как мул — дело твое.
Но он сберег в душе воспоминания о том обеде, который она дала в его честь в Гленбарре в день его освобождения. Дэвиду позволили не ложиться спать дольше обычного, чтобы он мог пообедать вместе с ними. Окна столовой были раскрыты и пропускали мягкий весенний воздух, вино было охлаждено, свечи мягко освещали лица Сары и ее сына. Они смеялись, и напряжение, которое стало привычным для Сары, оставило ее.
Вдруг Сара подняла бокал, улыбаясь ему через весь стол.
— За будущее, Джереми!
Он услышал двусмысленность в этих словах, отнес ее на счет присутствия Дэвида и с радостью подхватил свой стакан, чтобы выпить за свою свободу. Четырнадцать лет ушли из его жизни, четырнадцать лет с тех пор, как он видел свой дом и все, что составляло его мир: хорошенькие женщины, прекрасные манеры, отличные лошади, на которых скачешь с гончими упоительным морозным утром. Все это кончилось, равно как и годы служения другим людям. Он не может вернуться к тому, что когда-то знавал, но жизнь здесь, в колонии, может быть приспособлена к его желаниям. Теперь он сам себе господин… Нет… он не господин себе, пока Саре угодно, чтобы он выполнял ее волю.
Воспоминаний о том, как вела себя с ним Сара в тот вечер, должно было хватить ему на будущее. Он напрасно ждал, что она вернется к жизни так, как это было в тот вечер. Не то чтобы она была с ним чужой, думал он, но она уходила в себя, была постоянно занята своими мыслями — склады валось впечатление, что, разговаривая с ним, она уже уносится мыслями к своим следующим обязанностям. Он прекрасно знал, что она по-прежнему полагается на него, обращаясь к нему за советами и даже порой следуя им. Но ему казалось, что бесполезно пытаться приблизиться к ней. Он постоянно напоминал себе, что Эндрю не умер — его корабли бороздят моря, его урожаи созревают на богатых полях, и Сара живет памятью о нем с наглухо замкнутым сердцем.
Свобода принесла очень мало перемен в жизни Джереми. Он делил свое время между тремя фермами Маклеев: вставал на заре и был в поле вместе с батраками, пока не угасал дневной свет. Часто по ночам, сидя над конторскими книгами на ферме Кинтайр или Приста, он думал о Саре, которая, возможно, занималась тем же самым в Гленбарре, и клял ее за кабалу, в которой она его держит. Иногда он ездил в Паррамапу или Сидней, чтобы найти себе женщину — одну из тех легких ночных бабочек, которые разлетались по улицам после наступления темноты, разодетые в пух и прах за счет денег, полученных от солдат Корпуса или от какого-нибудь фермера, который вырвался на кутеж из окрестных поселений.
Но это приносило ему мало радости из-за неотвязных мыслей о Саре, которая в это время сидит взаперти в Гленбарре и принимает его только в присутствии Клепмора или Энни, шагающей взад-вперед по коридору. Иногда он просыпался ночью, взмокший от сновидений, в которых она ему являлась, сновидений, в которых ее светлые волосы, обвившись вокруг его шеи, душат его. Он страдал и стонал под се игом, но никак не мог от него освободиться.
Месяцы проходили, и ее экипаж все чаще видели на дороге между тремя фермами; в любую погоду можно было наблюдать, как се строгая фигура в черной амазонке проносится по полям. Она постоянно поворачивалась к скачущему рядом Джереми, делая замечания, иногда — похвальные, на похвалу она всегда была еще скупее Эндрю. «Она боится похвалить, — говорил он себе, — она все время боится, что взяла на себя непосильную ношу».
V
Для Сары единственным избавлением от чувства тоски по Эндрю было погружение в дела — погружение настолько глубокое, чтобы уставать до полного изнеможения, чтобы не дать овладеть душой сомнениям, что ей не удастся осуществить свои планы. В ней все время назревало неприятное ощущение, что сложность работы день ото дня увеличивается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Настал полдень, и он поднялся, чтобы уйти. Они постояли молча несколько мгновений, потом он нагнулся и поцеловал ее в губы.
— До свидания, Сара. Невозможно будет часто видеть тебя так, наедине. Но теперь не будет и того ада, через который я прошел за эти три года, — никогда больше.
Она прекрасно поняла, что он имел в виду. Казалось, Ричард наконец научился тому благоразумию, к которому она старалась приучить его с самого начала. Он осознал теперь, насколько малочисленно то общество, к которому они принадлежат, и власть над ними слухов и сплетен. Набравшись мудрости, которой он был лишен по прибытии, теперь он был готов подчиниться неизбежности.
Она улыбнулась ему.
— Мы глупы, если до сих пор не поняли, что нам не удастся по-настоящему поссориться. Мы с тобой не созданы для ссор.
Все еще улыбаясь, она покачала головой, когда он снова попытался ее поцеловать. Вместо этого она взяла его руку и крепко сжала ее.
IV
На протяжении следующих нескольких месяцев Джереми пристально наблюдал за Сарой, встревоженный тем, что на ее лицо вернулось выражение, с которым она прибыла в колонию. Глаза ее были холодны, даже колючи; голос ее был каким-то ломким, а фразы — отрывистыми. Она казалась ему испуганной, несчастной и даже как будто мучимой каким-то недугом. Она похудела, черты ее прекрасного лица заострились и трогали душу.
Не в силах удержать ее, он видел, как она истязает себя, пытаясь справиться с делами, которые под силу лишь троим. Клепмор был переведен из-за конторки в лавке в комнату по соседству с комнатой Сары. Он писал под ее диктовку, трудился над длинными столбцами цифр, готовил письма лондонским агентам и вообще был ее связным со всеми, с кем она вела дела. Колония была вынуждена признать бесполезной задачу исключить Сару из коммерческих дел, в которых она вознамерилась участвовать. Они в конце концов достаточно добродушно отнеслись к ее участию в самых важных деловых предприятиях, но все же постоянно, сознательно или бессознательно, ждали, что она совершит роковую ошибку или сделает тот неверный шаг, который приведет к гибели всего сооружения.
Когда кончился срок ссылки Джереми, Сара отметила это событие, сделав ему подарок в виде наличных денег и кредитных бумаг через своих агентов. Сумма была так велика, что потрясла его, и он тут же возвратил ее дар, причем сделал это довольно нелюбезно. Она приняла его, пожав плечами.
— Ты глупец, Джереми Хоган! Ты теперь свободен, и тебе нужны деньги, но если хочешь быть упрямым как мул — дело твое.
Но он сберег в душе воспоминания о том обеде, который она дала в его честь в Гленбарре в день его освобождения. Дэвиду позволили не ложиться спать дольше обычного, чтобы он мог пообедать вместе с ними. Окна столовой были раскрыты и пропускали мягкий весенний воздух, вино было охлаждено, свечи мягко освещали лица Сары и ее сына. Они смеялись, и напряжение, которое стало привычным для Сары, оставило ее.
Вдруг Сара подняла бокал, улыбаясь ему через весь стол.
— За будущее, Джереми!
Он услышал двусмысленность в этих словах, отнес ее на счет присутствия Дэвида и с радостью подхватил свой стакан, чтобы выпить за свою свободу. Четырнадцать лет ушли из его жизни, четырнадцать лет с тех пор, как он видел свой дом и все, что составляло его мир: хорошенькие женщины, прекрасные манеры, отличные лошади, на которых скачешь с гончими упоительным морозным утром. Все это кончилось, равно как и годы служения другим людям. Он не может вернуться к тому, что когда-то знавал, но жизнь здесь, в колонии, может быть приспособлена к его желаниям. Теперь он сам себе господин… Нет… он не господин себе, пока Саре угодно, чтобы он выполнял ее волю.
Воспоминаний о том, как вела себя с ним Сара в тот вечер, должно было хватить ему на будущее. Он напрасно ждал, что она вернется к жизни так, как это было в тот вечер. Не то чтобы она была с ним чужой, думал он, но она уходила в себя, была постоянно занята своими мыслями — склады валось впечатление, что, разговаривая с ним, она уже уносится мыслями к своим следующим обязанностям. Он прекрасно знал, что она по-прежнему полагается на него, обращаясь к нему за советами и даже порой следуя им. Но ему казалось, что бесполезно пытаться приблизиться к ней. Он постоянно напоминал себе, что Эндрю не умер — его корабли бороздят моря, его урожаи созревают на богатых полях, и Сара живет памятью о нем с наглухо замкнутым сердцем.
Свобода принесла очень мало перемен в жизни Джереми. Он делил свое время между тремя фермами Маклеев: вставал на заре и был в поле вместе с батраками, пока не угасал дневной свет. Часто по ночам, сидя над конторскими книгами на ферме Кинтайр или Приста, он думал о Саре, которая, возможно, занималась тем же самым в Гленбарре, и клял ее за кабалу, в которой она его держит. Иногда он ездил в Паррамапу или Сидней, чтобы найти себе женщину — одну из тех легких ночных бабочек, которые разлетались по улицам после наступления темноты, разодетые в пух и прах за счет денег, полученных от солдат Корпуса или от какого-нибудь фермера, который вырвался на кутеж из окрестных поселений.
Но это приносило ему мало радости из-за неотвязных мыслей о Саре, которая в это время сидит взаперти в Гленбарре и принимает его только в присутствии Клепмора или Энни, шагающей взад-вперед по коридору. Иногда он просыпался ночью, взмокший от сновидений, в которых она ему являлась, сновидений, в которых ее светлые волосы, обвившись вокруг его шеи, душат его. Он страдал и стонал под се игом, но никак не мог от него освободиться.
Месяцы проходили, и ее экипаж все чаще видели на дороге между тремя фермами; в любую погоду можно было наблюдать, как се строгая фигура в черной амазонке проносится по полям. Она постоянно поворачивалась к скачущему рядом Джереми, делая замечания, иногда — похвальные, на похвалу она всегда была еще скупее Эндрю. «Она боится похвалить, — говорил он себе, — она все время боится, что взяла на себя непосильную ношу».
V
Для Сары единственным избавлением от чувства тоски по Эндрю было погружение в дела — погружение настолько глубокое, чтобы уставать до полного изнеможения, чтобы не дать овладеть душой сомнениям, что ей не удастся осуществить свои планы. В ней все время назревало неприятное ощущение, что сложность работы день ото дня увеличивается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136