Она таки поговорила с губернатором, и через два дня Мишель вошла в дом Блэндингсов. Два года она была личной служанкой Адди и одновременно помогала экономке по хозяйству. Мишель была рабски предана своей хозяйке.
– Madame, c'est magnifique! – сказала служанка, восхищаясь нарядом Адди – желтым бальным платьем с вырезом на груди и на спине. Отделано платье было тончайшими кружевами; корсаж украшала блестящая кайма. Довершали наряд изящные атласные туфельки.
Наморщив лоб, с булавками во рту, Мишель причесывала свою госпожу. Золотистые волосы Адди были перехвачены прозрачной лентой с серебряными полосками и украшены цветами. Высокие узорчатые черепаховые гребни закрепляли два больших узла на затылке, которые на языке тогдашней моды назывались «аполлоновыми узлами».
– Этот джентльмен, которого вы принимаете сегодня вечером, ваш старый друг, мадам? – поинтересовалась служанка.
Адди улыбнулась, хорошо понимая, что на уме у девушки.
– Да, Уильям Уэнтворт – мой старый друг.
– Когда он взглянет на вас в первый раз, я по выражению его глаз сразу пойму, насколько преданный он ваш друг.
Адди невольно рассмеялась. Типичная француженка, Мишель в разговорах о любви всегда проявляла полную откровенность, и общение с ней «освежало» Адди. Француженка долгими часами рассказывала о своих любовных приключениях, начиная с того дня, когда она лишилась девственности в стенах монастыря, будучи четырнадцатилетней девушкой.
Стоя у подножия лестницы вместе с Джоном и встречая Уильяма, Адди чувствовала, что с верхней площадки за ними пристально наблюдают огромные пытливые глаза Мишель.
Уильям выглядел очень элегантно в своем вечернем наряде, пошитом на Бонд-стрит. Зеленый фрак, пожалуй, даже чересчур плотно облегал его фигуру, придавая ему немного женственный вид. Уэнтворт передал свой высокий шелковый цилиндр дворецкому Мак-Бейну и с сияющим лицом подошел к Адди.
– Дорогая Адди, вы выглядите, пользуясь последним лондонским выражением, просто сногсшибательно.
– Это выражение не кажется мне приятным комплиментом, Уильям. А что думаешь по этому поводу ты, Джон?
– Но я действительно хотел сказать комплимент. Ваша красота валит с ног. – Уэнтворт наклонился и поцеловал Адди руку.
Она рассмеялась:
– Вы стали типичным европейцем, Уильям.
Мужчины обменялись рукопожатием.
– Как там добрая старая Англия? – спросил Джон.
– Сначала я был буквально ошарашен. Лондон, Темза, Лондонский мост… Никогда не видел такого скопления людей на одну квадратную милю. Я просто задыхался в тесноте.
Джон с легкой улыбкой кивнул:
– Я все забываю, что вы никогда не бывали у себя на родине.
Уэнтворт скорчил гримасу:
– Вы выражаетесь неточно. Моя родина не Англия, а Австралия, где я родился.
– Может быть, зайдем ко мне в кабинет и выпьем по бокалу портвейна?
Адди шла, держа руку на спинке каталки Джона; с другой же стороны ее держал под руку гость. – Так чем вы там занимались, Уильям? – спросил Джон.
– Выступал за введение в Австралии самоуправления.
– Не понимаю, Уильям, – пробормотал Джон, очевидно, недовольный политическим настроем Уэнтворта. – По законодательному акту, мы только недавно получили частичное самоуправление.
– И что же это за «частичное самоуправление»? Губернатор назначает членов совета, и только он контролирует законодательство, а это означает, что он расставляет на все ответственные должности своих людей и может рассчитывать на их поддержку. Более того, если по каким-то непредвиденным обстоятельствам совет попытается провести законы, не совпадающие с точкой зрения губернатора, у него есть право вето. Нет, единственная приемлемая для нашей партии форма законодательной деятельности – выборность законодательных органов самим народом.
Джон воспринял эти слова с явным неодобрением:
– Уж не выступаете ли вы за всеобщее избирательное право?
– Право голоса должно быть предоставлено всем свободным людям, включая и освобожденных заключенных.
– Еще чего не хватало! Вы же знаете, что бывшие каторжники значительно превосходят нас по численности. Отдаете ли вы себе отчет, к чему может привести такая безответственная политика? Освобожденные каторжники и их потомство очень быстро захватят бразды правления в свои руки.
– Захватят? Вряд ли это уместное слово. Австралийский народ – а мы со временем станем народом – состоит прежде всего из каторжников и их потомства. Должен ли я напомнить вам, что моя мать была каторжницей?
– Извините. Вы знаете, я никогда не задумывался об этом, – проговорил Джон.
– Ничего, у меня толстая кожа. Но дело обстоит так: они уже выплатили свой долг обществу, и теперь общество должно выплатить свой долг освобожденным каторжникам. Право голоса, право определять, как следует управлять обогащенной ими страной, принадлежит им от рождения.
– У вас нет никаких шансов, Уильям, – усмехнулся Джон. Он подозвал Мак-Бейна, жестом показав, чтобы тот наполнил бокалы.
– Ужин будет подан в восемь, сэр, – доложил дворецкий. Во время ужина мужчины говорили о политике.
– Мы знаем, против кого выступаем, Джон. Против таких магнатов, как Мак-Артур, Блэксленд, Хенти, Джон Бэт-мен и… – он окинул Джона долгим суровым взглядом, – не забываем также и объединенную компанию Блэндингсов–Дирингов.
Вскоре после того как Адди и Джон поженились, их отцы создали объединенную компанию «Блэндингс–Диринг энтерпрайзес лимитед».
– Говорят, что ваша совместная мощь не уступает мощи Мак-Артура, – продолжал Уэнтворт.
Джон откинулся на спинку кресла, растопырив пальцы, сложил вместе ладони.
– И мы намереваемся употребить эту мощь на поддержание общественной, политической и экономической стабильности в Новом Южном Уэльсе.
– Стабильности? Вы просто хотите сохранить статус-кво и удержать власть в руках богатых и влиятельных людей.
Мужчины, сидевшие напротив друг друга, обменялись многозначительными взглядами. Пространство, разделявшее их, было куда шире стола, за которым они сидели.
После ужина Джон, извинившись, удалился к себе в кабинет.
– Мать и отец отдыхают в Кейптауне, – сказал он напоследок, – и я с трудом управляюсь со счетами.
– Конечно, идите считайте свои деньги, Джон, – язвительно заметил Уэнтворт.
Джон взглянул на него с насмешливой улыбкой:
– Вы знаете, какова единственная разница между таким либералом, как вы, и таким консерватором, как я?
– Какова же эта разница?
– У меня есть кое-что, и я хочу сохранить, что имею, а вы хотели бы кое-что из этого приобрести. – Он похлопал Адди по руке. – Увидимся позже, моя дорогая. Спокойной ночи, Уильям. Ваш радикализм отнюдь не мешает мне наслаждаться вашим обществом. Пожалуйста, заглядывайте опять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99