Она, конечно, может поменяться местами, и Балтазар разрешит это, но вот сочтете ли вы, что положение улучшилось?
— Вы думаете, я предпочту вас? — бросила она. Саркастический тон помог ей скрыть трепет, охвативший ее сердце, когда она произнесла эти слова.
— О, я в этом не сомневаюсь. — Его самолюбие ничуть не было задето. — Знаете, я не храплю.
— Я не собираюсь спать вместе с Балтазаром!
— Да? Я тоже.
Она резко отвернулась, шагнула к иллюминатору. Глядя через его маленькое, толстое, покрытое морской солью стекло, она могла наблюдать отсюда, с кормы корабля, не прекращающуюся ни на минуту суету на пристани и берег. Это последнее, что она видит в Испании и теперь долго не увидит, может быть, никогда.
— Вам кажется, что это просто, — заметила она через плечо, голос ее звучал непривычно из-за усталости и тревоги, которую она героически пыталась скрыть. — Вам легко отправиться на другой конец земли. Вы привыкли быть вместе с Балтазаром, Энрике и другими. Перспектива на долгое время оказаться запертым вместе с другим человеком в пространстве, едва ли большем, чем монашеская келья, для вас — всего лишь временное неудобство. А я так не могу!
— Вы неверно судите обо мне. Мне никогда раньше не приходилось оказываться в подобных условиях, и мысль о них наполняет меня сомнениями и ужасом. Я, видите ли, отдаю себе отчет в том, что эта каюта — не монашеская келья и никогда ею не будет.
Его слова были странными. Пилар привыкла, что все странности в его поведении имеют свою причину. Она повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо.
В каюте никого не было. Дверь медленно закрывалась и, наконец, затворилась с легким щелчком.
Они плыли меньше часа. В лодках, выводящих судно из гавани, спины гребцов уже блестели от пота. В лучах солнца капли воды, падающие с натянутых тросов, сверкали, как бриллианты. Кадис ослепительно сиял, отдаляясь, его блеск отражался в воде. На выходе из гавани океан встретил их волнами. За судном следовали птицы. Они тревожно кричали над снастями и, расправив крылья, скользили обратно к берегу. Охра и сероватая зелень земли под голубизной неба затуманились. Земля окрасилась багрянцем, затем превратилась в серую полосу на горизонте и, наконец, исчезла. Бирюза моря потемнела, когда подкрались сумерки, и скоро наступила ночь.
Пилар не хотелось выходить из каюты. Ее удерживало здесь неприятное чувство тревоги, и она не могла пересилить себя. Маленькая комнатка стала единственным убежищем, местом, где она могла спрятаться от оценивающих и осуждающих взглядов. Ей хотелось всех — Исабель и Балтазара, Энрике и Чарро, а особенно Рефухио — собрать здесь, как будто это могло их защитить. Рефухио или кого-то из его людей могли узнать, и последствия были бы ужасны. Им не следовало рисковать, надо было ограничить до предела встречи с другими пассажирами и командой. О себе она не слишком беспокоилась. Вероятность того, что можно встретиться с кем-либо из знакомых, была ничтожна; она слишком долго находилась в монастыре. Но ее безопасность зависела от безопасности остальных.
Она знала, что, прячась в каюте, еще больше привлекает к себе внимание, знала, что чувство безопасности, испытываемое здесь, — ложно, но ничего не могла поделать с этим. Ей требуется время, чтобы привыкнуть к новой опасности и к своему новому положению.
Пилар было странно думать, что окружающие считают ее женщиной Рефухио. Эта мысль вызывала в ней столь противоречивые чувства, что она была не в состоянии в них разобраться. То, что она не возражала против этого более настойчиво, было необычным даже для самой Пилар. Причина крылась где-то внутри, но ей казалось, что это не более чем отговорка. Просто ей был нужен кто-то. У девушки не осталось близкого человека — ни отца, ни матери, ни родственников, ни друзей. Со временем она, несомненно, смирится с этим и привыкнет, но сейчас ей было даже приятно чувствовать себя соучастницей Рефухио, делить с ним дружеские беседы, шутки и трудности пути. Ей не хотелось оставаться одной, тем более что здесь был человек, понимающий, что ей нужно, к чему она стремится, человек этот был врагом ее врага, и он был готов помочь ей в случае необходимости. Она могла возмущаться, что Рефухио держит ее здесь против ее воли, понимала, что он использует ее в своих целях, но она сама положилась на силу его устремлений и теперь зависела от него.
Ее беспокоили чувства, которые Рефухио будил в ней, пугало острое и неожиданное физическое влечение к нему. Уверенности в том, что она сможет контролировать эти ощущения, не было, и это все сильнее тревожило ее.
Безумная страсть к человеку, которого, вероятнее всего, ждет позорная смерть на виселице, не могла сулить ничего хорошего. Каким бы он ни оказался, это было ясно. К тому же он сам избегал любых романов, кроме тех, которые не требовали от него эмоций. Любовь к такому человеку могла принести только боль, а ее будущее и без того было слишком неясным.
Пилар, сославшись на усталость, не вышла к обеду, который Рефухио устроил с большим размахом. Балтазар стоял у него за спиной и по его приказу пробовал каждое блюдо. Энрике был разговорчив и очаровал всех, повествуя о своих увеселительных поездках по Европе (не упоминая при этом о бродячем цирке). Чарро много говорил о Техасе и о поместьях отца, расположенных рядом с северной столицей Новой Испании — Сан-Антонио-де-Бексар. Особо он отметил, что люди, работающие со скотом, способные свалить быка, захлестнув его рога арканом, — испанцы по происхождению.
Обо всем этом рассказала Исабель, когда принесла ужин на подносе. Пилар была счастлива, что ей не пришлось при этом присутствовать. Пригласив Исабель разделить с ней десерт, она засыпала женщину вопросами об остальных пассажирах.
Исабель сообщила, что их всего пятеро. Молодой симпатичный священник едет в Нью-Мексико отчитаться перед епископом. Торговец, владеющий кожевенным заводом в Гаване, направляется домой в обществе своей молоденькой ветреной жены (новобрачной всего пятнадцать лет) и ее мамаши. Кроме того, богатая молодая вдова спешит, как и они, в Луизиану.
Судя по всему, последняя пассажирка не понравилась Исабель. Вдовушка была одета в черный траурный наряд из шелка и кружев. Она намеревалась отплыть на том же корабле, что и дон Эстебан, но на пути из Мадрида ее задержало дорожное происшествие. Дама отправлялась проследить за странным исчезновением наследства, оставленного ей покойным мужем. Она вышла замуж за человека, который был намного старше ее, около пяти лет назад, когда он приехал в Испанию, и собиралась отправиться к нему в колонии. Но ее удержали от этого внезапно возникшие трудности, рассказывать о которых было скучно. Исабель полагала, что эта история не слишком правдива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— Вы думаете, я предпочту вас? — бросила она. Саркастический тон помог ей скрыть трепет, охвативший ее сердце, когда она произнесла эти слова.
— О, я в этом не сомневаюсь. — Его самолюбие ничуть не было задето. — Знаете, я не храплю.
— Я не собираюсь спать вместе с Балтазаром!
— Да? Я тоже.
Она резко отвернулась, шагнула к иллюминатору. Глядя через его маленькое, толстое, покрытое морской солью стекло, она могла наблюдать отсюда, с кормы корабля, не прекращающуюся ни на минуту суету на пристани и берег. Это последнее, что она видит в Испании и теперь долго не увидит, может быть, никогда.
— Вам кажется, что это просто, — заметила она через плечо, голос ее звучал непривычно из-за усталости и тревоги, которую она героически пыталась скрыть. — Вам легко отправиться на другой конец земли. Вы привыкли быть вместе с Балтазаром, Энрике и другими. Перспектива на долгое время оказаться запертым вместе с другим человеком в пространстве, едва ли большем, чем монашеская келья, для вас — всего лишь временное неудобство. А я так не могу!
— Вы неверно судите обо мне. Мне никогда раньше не приходилось оказываться в подобных условиях, и мысль о них наполняет меня сомнениями и ужасом. Я, видите ли, отдаю себе отчет в том, что эта каюта — не монашеская келья и никогда ею не будет.
Его слова были странными. Пилар привыкла, что все странности в его поведении имеют свою причину. Она повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо.
В каюте никого не было. Дверь медленно закрывалась и, наконец, затворилась с легким щелчком.
Они плыли меньше часа. В лодках, выводящих судно из гавани, спины гребцов уже блестели от пота. В лучах солнца капли воды, падающие с натянутых тросов, сверкали, как бриллианты. Кадис ослепительно сиял, отдаляясь, его блеск отражался в воде. На выходе из гавани океан встретил их волнами. За судном следовали птицы. Они тревожно кричали над снастями и, расправив крылья, скользили обратно к берегу. Охра и сероватая зелень земли под голубизной неба затуманились. Земля окрасилась багрянцем, затем превратилась в серую полосу на горизонте и, наконец, исчезла. Бирюза моря потемнела, когда подкрались сумерки, и скоро наступила ночь.
Пилар не хотелось выходить из каюты. Ее удерживало здесь неприятное чувство тревоги, и она не могла пересилить себя. Маленькая комнатка стала единственным убежищем, местом, где она могла спрятаться от оценивающих и осуждающих взглядов. Ей хотелось всех — Исабель и Балтазара, Энрике и Чарро, а особенно Рефухио — собрать здесь, как будто это могло их защитить. Рефухио или кого-то из его людей могли узнать, и последствия были бы ужасны. Им не следовало рисковать, надо было ограничить до предела встречи с другими пассажирами и командой. О себе она не слишком беспокоилась. Вероятность того, что можно встретиться с кем-либо из знакомых, была ничтожна; она слишком долго находилась в монастыре. Но ее безопасность зависела от безопасности остальных.
Она знала, что, прячась в каюте, еще больше привлекает к себе внимание, знала, что чувство безопасности, испытываемое здесь, — ложно, но ничего не могла поделать с этим. Ей требуется время, чтобы привыкнуть к новой опасности и к своему новому положению.
Пилар было странно думать, что окружающие считают ее женщиной Рефухио. Эта мысль вызывала в ней столь противоречивые чувства, что она была не в состоянии в них разобраться. То, что она не возражала против этого более настойчиво, было необычным даже для самой Пилар. Причина крылась где-то внутри, но ей казалось, что это не более чем отговорка. Просто ей был нужен кто-то. У девушки не осталось близкого человека — ни отца, ни матери, ни родственников, ни друзей. Со временем она, несомненно, смирится с этим и привыкнет, но сейчас ей было даже приятно чувствовать себя соучастницей Рефухио, делить с ним дружеские беседы, шутки и трудности пути. Ей не хотелось оставаться одной, тем более что здесь был человек, понимающий, что ей нужно, к чему она стремится, человек этот был врагом ее врага, и он был готов помочь ей в случае необходимости. Она могла возмущаться, что Рефухио держит ее здесь против ее воли, понимала, что он использует ее в своих целях, но она сама положилась на силу его устремлений и теперь зависела от него.
Ее беспокоили чувства, которые Рефухио будил в ней, пугало острое и неожиданное физическое влечение к нему. Уверенности в том, что она сможет контролировать эти ощущения, не было, и это все сильнее тревожило ее.
Безумная страсть к человеку, которого, вероятнее всего, ждет позорная смерть на виселице, не могла сулить ничего хорошего. Каким бы он ни оказался, это было ясно. К тому же он сам избегал любых романов, кроме тех, которые не требовали от него эмоций. Любовь к такому человеку могла принести только боль, а ее будущее и без того было слишком неясным.
Пилар, сославшись на усталость, не вышла к обеду, который Рефухио устроил с большим размахом. Балтазар стоял у него за спиной и по его приказу пробовал каждое блюдо. Энрике был разговорчив и очаровал всех, повествуя о своих увеселительных поездках по Европе (не упоминая при этом о бродячем цирке). Чарро много говорил о Техасе и о поместьях отца, расположенных рядом с северной столицей Новой Испании — Сан-Антонио-де-Бексар. Особо он отметил, что люди, работающие со скотом, способные свалить быка, захлестнув его рога арканом, — испанцы по происхождению.
Обо всем этом рассказала Исабель, когда принесла ужин на подносе. Пилар была счастлива, что ей не пришлось при этом присутствовать. Пригласив Исабель разделить с ней десерт, она засыпала женщину вопросами об остальных пассажирах.
Исабель сообщила, что их всего пятеро. Молодой симпатичный священник едет в Нью-Мексико отчитаться перед епископом. Торговец, владеющий кожевенным заводом в Гаване, направляется домой в обществе своей молоденькой ветреной жены (новобрачной всего пятнадцать лет) и ее мамаши. Кроме того, богатая молодая вдова спешит, как и они, в Луизиану.
Судя по всему, последняя пассажирка не понравилась Исабель. Вдовушка была одета в черный траурный наряд из шелка и кружев. Она намеревалась отплыть на том же корабле, что и дон Эстебан, но на пути из Мадрида ее задержало дорожное происшествие. Дама отправлялась проследить за странным исчезновением наследства, оставленного ей покойным мужем. Она вышла замуж за человека, который был намного старше ее, около пяти лет назад, когда он приехал в Испанию, и собиралась отправиться к нему в колонии. Но ее удержали от этого внезапно возникшие трудности, рассказывать о которых было скучно. Исабель полагала, что эта история не слишком правдива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98