Кончилось это тем, что одну из слив комедиант поймал ртом, другую отправил в морду Вавеля, а третью — в руки Пьера.
— А где четвертая? — спросил он гостя. Пьер растерянно повел головой.
— А что у вас в кармане камзола, сеньор?
— Платок, дукат и… — Он вспомнил об обрывке с рисунками, изъятом у Кары Мустафы, — некий документ.
— Они по-прежнему там?
Вопрос показался Пьеру нелепым. Он сунул руку в карман и с изумлением извлек оттуда сливу.
— Куда делось то, что я вам назвал? — побледнев, спросил он.
Паяц гордо расхохотался и протянул два кулака. Затем медленно разжал правый — там лежала монета. Левый он разжимать не стал, а из дырочки между большим и указательным пальцами, словно из шкатулки, вытащил платок.
— А моя бумага? — забеспокоился Пьер.
Не произнося ни слова, с ликующей и насмешливой улыбкой престидижитатор приподнял свой колпак. Под ним на макушке карлика лежал листок с алхимическими рисунками. Пьер протянул за ним руку, но карлик быстрее молнии сорвал листок с головы и помахал им.
— Разве мое искусство не заслуживает вознаграждения?
— Возьмите дукат, а мне верните листок.
— Значит, он стоит золота?
Помня о конечной цели алхимии и силе философского камня, превращающего свинец в золото, Пьер не удержался и сыронизировал:
— Вы и не представляете, насколько попали в точку!
Этого явно не следовало говорить. В карлике вспыхнуло любопытство. Он развернул листок и уставился на рисунки Николя Фламеля.
— Мне хорошо известны эти картинки, — произнес он. Рука Пьера, протянутая за листком, сама собой опустилась. Его губы приоткрылись, но не выговорили ни слова.
— Мне хорошо известны эти картинки, — повторил Фаустино. — До того как листок разорвали, их было пять. Так ведь? Накануне своей смерти госпожа, зная, что я не лишен таланта рисовальщика, попросила меня скопировать их. Семь раз.
— Два «е», два «а», три «и» и шесть согласных.
Виргилий разложил перед собой кусочки картона, которые ему дал раввин. Устроив гостя за столом в библиотеке, сам он уселся в глубокое кресло с томиком в руках.
— Если захочешь спросить меня о чем-нибудь, племянник, не стесняйся, спрашивай, — подбодрил он и углубился в чтение.
Было время, Виргилий показывал чудеса в разгадывании анаграмм. Он расшифровал послание, которое его отец, неподкупный судья Гаспар Предом, адресовал ему с того света. Однако то послание состояло из известных ему имен. Теперь стоящая перед ним задача была потруднее.
— Лэн Безиарир, — произнес он первое, что пришло на ум. — Увы, шерсть, хлопок и шелк, как и бархат, не могут служить личными именами.
Он смешал картонные карточки, пожал плечами и тут же воспрял духом:
— Имя! Сперва нужно найти правдоподобное имя.
Он закрыл глаза, желая сосредоточиться. В детстве его отец, протестант, приучил его к Библии. Он наизусть знал много отрывков из Ветхого Завета и, соответственно, встречающиеся там имена патриархов, царей, пророков. Быстро повторив в уме заученное, он стал размышлять:
— Гласной «о» нет, значит, многие имена отпадают: Иосиф, Моисей, Иаков, Аарон, Иошавиа… Нет согласной «м» — отпадают: Авраам, Самуил, Вениамин, Хаим, Меер, Менаим.
Те имена, что не годились, он записывал в колонку, она быстро росла. Вторая колонка — для подходящих имен — безнадежно пустовала. Виргилий заерзал на стуле. Как назло, все приходившие ему на ум имена содержали «о» или «м», а порой и обе эти буквы: Мордехай, Симон, Соломон. Он бросил взгляд в сторону раввина: разве побеспокоить его? Может, надо искать в книгах? Он стал рассматривать книги на ближайшей к нему полке — там были и печатные тома, и манускрипты. Иные названия на еврейском и арамейском никак не могли ему помочь. Другие, чьи названия ему удавалось понять, также вряд ли пригодились бы. Он вытянул шею, повернул голову набок и попытался разобрать название последней книги на полке, как ему показалось, на испанском, когда заметил, что раввин с веселым видом наблюдает за ним.
— Хочешь приобщиться к каббале?
Виргилий на всякий случай кивнул, с трудом представляя себе, что значит это столь загадочно звучащее слово.
Соломон Леви встал и подошел к столу. Сняв с полок несколько томов, он пояснил:
— Это очень ценные книги, которые мне привезли из Испании. Читай. «Sefer ha-Orah», или «Книга сияния» Якова Бен Якова… в ней рассказывается о гематрии — арифметическом и геометрическом толковании слов Библии. А вот «Дверь тайн» Рабби Тодроса Бен Иосифа Галеви Абулафия: в ней комментарий к девятнадцатому псалму. Или «Сад утопленника» Иосифа Гикатилы, в котором на основе анализа речи ставится широкий круг вопросов о жизни и космосе. Вообрази, он написал ее в двадцать шесть лет! Такой юный и уже такой умный! А тебе сколько лет?
— Мне минуло двадцать один.
— Грустно, не правда ли, в таком возрасте очутиться в зачумленном городе? — Он с нежностью взъерошил Виргилию волосы.
Предом промолчал. Он вспомнил, что его первая любовь пришлась на год братоубийственной войны. Вряд ли ему удастся забыть, что день его шестнадцатилетия совпал с днем святого Варфоломея.
Однако анаграмма требовала разгадки, и отвлекаться было недосуг. Беспорядочно разбросанные по столу карточки обескураживали его. Он попросил хозяина библиотеки:
— Не могли бы вы назвать мне еврейские имена, не содержащие ни «о», ни «м», но в которых много «е», «а», «и»?
Каббалист взялся за бороду и начал перечисление:
— Исаак, Нафанаил, Неемия, Елиел…
При каждом имени глаза Виргилия начинали бегать по карточкам, руки лихорадочно складывали их, но всякий раз это заканчивалось ничем.
— Давид?
— «В» отсутствует.
— Ашер?
— «Ш» отсутствует.
— Нафталин?
— «Ф» отсутствует.
— Даниил?
— «Д» отсутствует.
— Захария?
— «X» отсутствует.
— Исайя?
— «С» отсутствует.
Чем больше Соломон Леви напрягал память, чем больше имен он называл, тем больше росло разочарование Виргилия. Чтобы как-то разрядить накалившуюся обстановку, они оба рассмеялись.
— Остановлюсь-ка я на время. А ты продолжай. Здесь ты найдешь помощь. — Он протянул Предому книгу.
Это была Тора с параллельным переводом на итальянский. Кроме этого, он положил на стол «Вавилонский Талмуд», выпущенный Марком Антонио Джустиниани в его типографии на улице Чинкве, в Риальто. Каббалист нежно потрогал переплет.
— Знаешь, еще недавно нам было запрещено иметь Талмуд. Его публично сжигали. — Подобный вандализм вызвал у Виргилия отвращение. Он взглядом попросил раввина продолжать. — Оболгали, понимаешь Талмуд, перед папой Юлием Третьим, якобы эта книга — причина различий в обычаях евреев и других народов. И еще якобы в ней порочащие слова в адрес христианского Мессии. В результате чего в Риме состоялись безобразные аутодафе — на площади Фьори, в 1553 году, а в Венеции — в октябре того же года на площади Святого Марка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79