— Ну что, а ведь угадал я! — крикнул он с порога.
— Хлеб у нас побило?.. — в испуге спросила жена.
— Хлеб только тронуло, — ответил он, — а вот у дорожников плотину прорвало…
— Господи Иисусе!..
— Вода так и хлещет, затопила весь луг, подступает уже к нашему двору… Да еще эти прохвосты немцы поставили на своем берегу запруду, так у нас в горе выело яму.
— Господи помилуй!.. И велика яма-то?
— Не очень велика, а с две печки будет. И то жалко.
— В конюшню вы не заглядывали? — спросил Овчаж.
— А как же? В конюшне — вода, в закуте — вода, в сенях у нас и то полно воды. Дождь уже проходит, небо прояснилось. Воду надо вычерпать, а то как бы скотина не захворала.
— Сено смотрел?
— Все вымокло, но, пошлет бог вёдро, высохнет.
— Магда, растапливай печку!.. — распоряжалась хозяйка. — Ендрек, бери ковш и лоханку, вычерпывай воду в сенях, а вы с Овчажем бегите к скотине. Найденка пусть тут останется, на лавке.
— Дай ключ от сарая, — сказал Слимак, — я возьму черпаки.
Когда солнце выглянуло из-за туч, весь дом Слимака был в движении. В печке пылал огонь, хозяйка с Магдой и Ендреком вычерпывали воду в сенях, а хозяин с батраком выплескивали ковшами воду из конюшни.
В это время по другую сторону реки собралась толпа немцев. Они заметили плывущие по реке дрова и решили их выловить. Вооружившись длинными шестами и засучив штаны до колен, они шли вброд, осторожно подвигаясь к середине реки.
Когда буря стала затихать, Стасек понемногу успокоился. У него уже не разламывалась голова, не покалывало руки, не бегали мурашки по телу. Время от времени ему еще казалось, что гремит; он напрягал слух: нет, не гром. Это отец с Овчажем вычерпывают воду в конюшне и стучат ковшами о порог.
В сенях тоже шум, беготня; это Ендрек, бросив черпать воду, поднял возню с Магдой.
— Ендрек, тебе говорят, уймись! — кричит мать. — Вот попадется мне что-нибудь под руку, я тебе наставлю синяков.
Но Ендрек еще пуще хохочет, да и по голосу матери слышно, что она хоть и сердится, а веселая.
Стасек приободрился. Что, если выглянуть во двор? Только… вдруг он опять увидит над хатой такую же страшную тучу, как перед грозой?.. Э, чего там!.. Он приоткрыл дверь, высунул голову и вместо тучи увидел небесную лазурь; изодранные облака неслись куда-то на восток, за горы и леса. Из сарая вышел петух, захлопал крыльями и закукарекал; словно в ответ ему, из-за хаты вдруг выглянуло солнце. На кустах, на нивах, в траве засверкали капли, словно стеклянные бусинки; в темные сени упали золотые полосы, в черных лужах отражалось ясное небо.
Стасека охватило беспричинное веселье. Он выскочил во двор и стал бегать по лужам, радуясь, что из-под ног его снопами летят радужные брызги. Потом, увидев обломок доски, он бросил его в лужу и, встав на своем плоту с палкой в руке, воображал, что плывет.
— Ендрек, поди сюда! — позвал он брата.
— Не смей ходить, пока воду не вычерпаешь! — крикнула мать.
Между тем по другую сторону реки немцы продолжали вылавливать дрова. Когда им удавалось вытащить полено покрупней, они громко смеялись и кричали «ура!». А когда сразу подплыло несколько поленьев, они пришли в такой восторг, что даже хором запели:
Es braust ein Ruf, wie Donnerhall.
Wie Schwertgeklirr und Wogenprall:
Zum Rhein, zum Rhein, zum deutschen Rhein,
Wer will des Stromes Huter sein!
Lieb Vaterland, magst ruhig sein,
Lieb Vaterland, magst ruhig sein;
Fest steht und treu die Wacht, die Wacht am Rhein!
Fest steht und treu die Wacht, die Wacht am Rhein!..
Нарастает зов, как раскат грома,
Как лязг меча, как шум волны:
На Рейн, на Рейн, на немецкий Рейн,
Всяк, кто хочет быть его стражем!
Милая родина, ты можешь быть спокойна,
Милая родина, ты можешь быть спокойна;
Стойка и преданна стража на Рейне!
Стойка и преданна стража на Рейне!..
Стасек соскочил со своей доски. Он был необыкновенно чувствителен к музыке и тут впервые в жизни услышал пение большого мужского хора. Опьянев от радости и яркого солнца, он был как во сне. В эту минуту он не помнил, ни где он, ни кто он, и только слушал, замирая от сладостного волнения.
После короткой паузы, прерывавшейся смехом и всплеском воды, немцы снова запели.
Durch Hundert tausend zuckt es schnell,
Und Aller Augen blitzen hell,
Der Deutsche bieder, fromm und stark,
Beschutzt die heil' ge Landes Mark
Точно ток проходит чрез сотки тысяч человек,
И глаза у всех блестят,
Немец честный сильный и благочестивый
Охраняет святую нашу землю.
Lieb Vaterland, magst ruhig sein.
Lieb Vaterland, magst ruhig sein;
Fest steht und treu die Wacht, die Wacht am Rhein!
Fest steht und treu die Wacht, die Wacht am Rhein!..
Стасек не слышал слов, не понимал мелодии; он только ощущал мощь человеческих голосов. Ему чудилось, что из-за холмов и из-за реки набегают какие-то волны, обнимают его невидимыми руками и, лаская, тянут за собой. Он хотел сбегать домой, позвать Ендрека, но не мог даже повернуть голову.
Ему не хотелось двигаться с места, но что-то толкало его вперед. И он пошел, как завороженный, сначала медленно, потом все быстрей, наконец пустился бежать и исчез за холмом.
А голоса на другом берегу продолжали петь:
Er blickt hinauf in Himmelsau'n,
Die Heldenvater niedershau'n,
Und schwort mit stolzer Kampfeslust:
Du, Rhein, bleibst deutsch, wie meine Brus!..
Он смотрит кверху на небесный свод,
Оттуда взирают его, героя, предки,
И клянется с горделивым вызовом:
Ты, Рейн, останешься немецким, как мое сердце!..
Lieb Vaterland, magst ruhig sein,
Lieb Vaterland, magst ruhig…
Вдруг пение оборвалось и раздались крики:
— Держись!.. Держись!..
Слимак и Овчаж давно прекратили работу в конюшне и с ковшами в руках прислушивались к пению немцев. Внезапная тишина и последовавшие за ней крики удивили их, а батрака словно что-то ударило.
— Сбегайте-ка туда, хозяин, — сказал он, положив черпак, — чего это они орут?..
— Э… Мало ли что им в голову взбредет, — ответил Слимак.
— Держись! — кричали за рекой.
— А все-таки сбегайте, — настаивал батрак, — мне-то с моей ногой не поспеть, а там что-то неладно…
Слимак бросился к реке, за ним заковылял Овчаж. Когда он поднимался на холм, его догнал Ендрек и спросил:
— Что там приключилось? Где Стасек?
До ушей Овчажа издали донеслись какие-то слова. Он остановился и услышал чей-то голос с того берега:
— Так-то вы за детьми смотрите… Польские скоты!..
Вдруг на склоне холма показался Слимак: он нес Стасека. Голова мальчика лежала на плече отца, правая рука безжизненно повисла. С обоих стекала грязная вода.
У Стасека посинели губы, глаза были широко раскрыты. Ендрек, скользя по грязи, загородил дорогу отцу.
— Что это со Стасеком, тятя? — вскрикнул он в испуге.
— Утоп, — ответил отец.
Сжимая кулаки, Ендрек подступил к отцу.
— С ума вы, что ли, спятили? — крикнул он. — Да он же сидит у вас на руках…
Ендрек дернул Стасека за рубашку. Голова мальчика запрокинулась назад и свесилась через плечо отца.
— Говорю тебе, утоп… — прошептал Слимак.
— Что вы болтаете! — вскрикнул Ендрек. — Да он только что был во дворе!..
Отец не отвечал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67