– нетерпеливо спросил Актеон.
Госпожа на мгновение заколебалась и ответила: – Моего мужа.
Эти слова были встречены недоверчивым фырканьем:
– Правда – это бессмертная богиня, госпожа,– сурово проговорил Медон, старший по сисситии.– Нужно набраться мудрости и дважды подумать, прежде чем позорить ее.
– Если не верите, спросите мать ребенка.
Равные отнеслись к возмутительным заявлениям госпожи с явным недоверием. Тем не менее все взгляды обратились к бедной молодой женщине, Гармонии.
– Это мой ребенок,– страстно вмешался Петух,– и больше ничей.
– Пусть скажет мать,– оборвала его Арета и обратилась к Гармонии: – Чей это сын?
Несчастная девушка испуганно забормотала что-то. Арета держала младенца перед Равными.
– Пусть все видят: ребенок хорошо сложен, крепок членами и голосом, в нем таится живость, ведущая к силе в юности и к доблести в зрелости. Она повернулась к девушке.
– Скажи этим людям. Мой муж ложился с тобой? Этот ребенок его?
Нет… да… я не…
– Говори!
– Госпожа, ты запугиваешь девушку. – Говори!
– Он от твоего мужа,– пробормотала девушка и разразилась рыданиями.
– Она лжет! – крикнул Петух, за что тут же получил жестокий удар; из разбитого носа хлынула кровь.
– Конечно, она не призналась бы тебе, своему мужу, обратилась госпожа к Петуху.– Ни одна женщина не призналась бы. Но это не меняет дела.
Полиник указал на Петуха.
– Единственный раз в жизни этот негодяй говорит правду. Он родил этого щенка!
Полиника яростно поддержали остальные. Медон обратился к Арете:
– Я бы лучше пошел с голыми руками против львицы в ее логово, чем столкнуться с твоим гневом, госпожа. Я не могу не одобрить твоих мотивов. Как жена и мать, ты стремишься спасти жизнь невинному. Тем не менее мы знаем твоего мужа с тех самых пор, как сам он был таким же младенцем. Никто в городе не превзойдет его честью и верностью Мы не раз были с ним в походах, когда он имел возможность, богатую и соблазнительную возможность проявить неверность. И ни разу он не поколебался.
Все страстно подтвердили его слова.
– Тогда спросите его,– потребовала Арета.
– Мы не будем этого делать,– ответил Медон.– Даже ставить под вопрос его честь было бы постыдно.
Равные сплоченно, как фаланга, повернулись к Арете. Но, вовсе не оробев, она дерзко, спокойным и властным тоном, встретила строй воинов.
– Я скажу вам, что вы сделаете,– заявила Арета, подступив к Медону, старшему по сисситии .– Вы признаете этого мальчика отпрыском моего мужа. Ты, Олимпий, и ты, Медон, и ты, Полиник, поручитесь за него и зачислите его в агоге. Вы заплатите за него налоги. Он получит приличное имя, и это имя будет Идотихид.
Для Равных это было слишком. Заговорил кулачный боец Актеон:
– Ты бесчестишь своего мужа и память своего брата одним таким предложением, госпожа.
– А если бы ребенок был действительно его, мой довод нашел бы отклик?
– Но это ребенок не твоего мужа! – А если бы был?
Медон оборвал ее:
– Госпожа прекрасно знает, что если мужчина, как этот юноша по кличке Петух, будет признан виновным и казнен, его отпрыскам мужского пола не будет дозволено жить, поскольку они, если когда-либо достигнут зрелости, начнут искать мести. Так гласит не только закон Ликурга. Подобные законы существуют во всех городах Эллады.
– Если такова ваша вера, перережьте младенцу горло прямо сейчас.
Арета встала перед Полиником. Прежде чем бегун успел как-то отреагировать, она выхватила ксифос у него с бедра, а потом сунула оружие в руку Полинику и подняла перед ним младенца, подставив его горло под остро наточенное лезвие.
– Чтите закон, сыны Геракла! Но делайте это при свете солнца, чтобы все видели, а не в темноте, которую столь любит криптея .
Полиник замер. Он пытался отвести лезвие, но рука госпожи не отпускала.
– Не можешь? – прошипела Арета.– Давай помогу. Вот сюда, я погружу его вместе с тобой…
Дюжина голосов взмолилась не делать этого. Гармония неудержимо рыдала. По-прежнему связанный Петух смотрел, не отрываясь, парализованный ужасом.
В глазах госпожи сверкала такая свирепость, какая, должно быть, наполняла саму Медею, когда та заносила гибельную сталь над собственными детьми.
– Спросите моего мужа, его ли это ребенок,– снова потребовала Арета.– Спросите его!
Равные сдались. А что им оставалось? Все глаза теперь обратились к Диэнеку, не столько требуя ответа на это смехотворное обвинение, сколько просто потому, что все были смущены безрассудной смелостью госпожи и не знали, что делать.
– Скажи им, муж мой,– тихо проговорила Арета. Скажи перед богами – это твой ребенок?
Она отпустила меч и поднесла младенца к мужу.
Равные знали, что заявление госпожи не может быть правдой. И тем не менее, если Диэнек засвидетельствует свое отцовство и поклянется, как требует Арета, все должны будут признать это, и город тоже, иначе его священная честь будет утрачена. Диэнек долго смотрел в глаза жены, которые уставились на него, по верному замечанию Медона, как глаза львицы.
– Клянусь всеми богами,– поклялся Диэнек,– ребенок мой.
Аретины глаза наполнились слезами, которые она мгновенно подавила.
Равные пробормотали что-то про осквернение клятвы.
– Подумай, что ты говоришь, Диэнек,– сказал Медон. Ты позоришь свою жену и себя, поклявшись в этой лжи.
– Я подумал, друг мой,– ответил Диэнек.
И повторно объявил: да, ребенок – его.
– Тогда возьми его,– распорядилась Арета, сделав последний шаг к мужу и нежно уложив ребенка в его руки. Диэнек взял сверток, словно ему протянули змеиный выводок.
Он снова посмотрел в лицо жены и долго не отводил глаз, а потом перевел взгляд на Равных:
– Кто из вас, друзья и товарищи, поручится за моего сына и внесет в список граждан перед эфорами?
Никто не смотрел на него. Их собрат по оружию принес страшную клятву. Если поклянутся и они в поддержку его клятвопреступления, не замараются ли и они тоже?
– Пусть поручительство за ребенка будет моей привилегией, – проговорил Медон.– Мы представим его эфорам завтра. Согласно желанию госпожи, имя его будет Идотихид, как звали ее брата.
Петух смотрел на собравшихся с бессильной яростью.
– Тогда все улажено,– сказала Арета.– Ребенок будет воспитываться его матерью в стенах дома моего мужа. В возрасте семи лет его отдадут в воспитание как мофакса , и он будет обучаться, как все другие отпрыски граждан. Если он проявит достойную доблесть и дисциплину, то, когда повзрослеет, будет посвящен и займет свое место воина-защитника Лакедемона.
– Да будет так,– согласился Медон. Другие члены сисситии , хотя и неохотно, тоже согласились.
Но дело еще не кончилось.
– А вот этот,– сказал Полиник, указывая на Петуха, этот умрет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Госпожа на мгновение заколебалась и ответила: – Моего мужа.
Эти слова были встречены недоверчивым фырканьем:
– Правда – это бессмертная богиня, госпожа,– сурово проговорил Медон, старший по сисситии.– Нужно набраться мудрости и дважды подумать, прежде чем позорить ее.
– Если не верите, спросите мать ребенка.
Равные отнеслись к возмутительным заявлениям госпожи с явным недоверием. Тем не менее все взгляды обратились к бедной молодой женщине, Гармонии.
– Это мой ребенок,– страстно вмешался Петух,– и больше ничей.
– Пусть скажет мать,– оборвала его Арета и обратилась к Гармонии: – Чей это сын?
Несчастная девушка испуганно забормотала что-то. Арета держала младенца перед Равными.
– Пусть все видят: ребенок хорошо сложен, крепок членами и голосом, в нем таится живость, ведущая к силе в юности и к доблести в зрелости. Она повернулась к девушке.
– Скажи этим людям. Мой муж ложился с тобой? Этот ребенок его?
Нет… да… я не…
– Говори!
– Госпожа, ты запугиваешь девушку. – Говори!
– Он от твоего мужа,– пробормотала девушка и разразилась рыданиями.
– Она лжет! – крикнул Петух, за что тут же получил жестокий удар; из разбитого носа хлынула кровь.
– Конечно, она не призналась бы тебе, своему мужу, обратилась госпожа к Петуху.– Ни одна женщина не призналась бы. Но это не меняет дела.
Полиник указал на Петуха.
– Единственный раз в жизни этот негодяй говорит правду. Он родил этого щенка!
Полиника яростно поддержали остальные. Медон обратился к Арете:
– Я бы лучше пошел с голыми руками против львицы в ее логово, чем столкнуться с твоим гневом, госпожа. Я не могу не одобрить твоих мотивов. Как жена и мать, ты стремишься спасти жизнь невинному. Тем не менее мы знаем твоего мужа с тех самых пор, как сам он был таким же младенцем. Никто в городе не превзойдет его честью и верностью Мы не раз были с ним в походах, когда он имел возможность, богатую и соблазнительную возможность проявить неверность. И ни разу он не поколебался.
Все страстно подтвердили его слова.
– Тогда спросите его,– потребовала Арета.
– Мы не будем этого делать,– ответил Медон.– Даже ставить под вопрос его честь было бы постыдно.
Равные сплоченно, как фаланга, повернулись к Арете. Но, вовсе не оробев, она дерзко, спокойным и властным тоном, встретила строй воинов.
– Я скажу вам, что вы сделаете,– заявила Арета, подступив к Медону, старшему по сисситии .– Вы признаете этого мальчика отпрыском моего мужа. Ты, Олимпий, и ты, Медон, и ты, Полиник, поручитесь за него и зачислите его в агоге. Вы заплатите за него налоги. Он получит приличное имя, и это имя будет Идотихид.
Для Равных это было слишком. Заговорил кулачный боец Актеон:
– Ты бесчестишь своего мужа и память своего брата одним таким предложением, госпожа.
– А если бы ребенок был действительно его, мой довод нашел бы отклик?
– Но это ребенок не твоего мужа! – А если бы был?
Медон оборвал ее:
– Госпожа прекрасно знает, что если мужчина, как этот юноша по кличке Петух, будет признан виновным и казнен, его отпрыскам мужского пола не будет дозволено жить, поскольку они, если когда-либо достигнут зрелости, начнут искать мести. Так гласит не только закон Ликурга. Подобные законы существуют во всех городах Эллады.
– Если такова ваша вера, перережьте младенцу горло прямо сейчас.
Арета встала перед Полиником. Прежде чем бегун успел как-то отреагировать, она выхватила ксифос у него с бедра, а потом сунула оружие в руку Полинику и подняла перед ним младенца, подставив его горло под остро наточенное лезвие.
– Чтите закон, сыны Геракла! Но делайте это при свете солнца, чтобы все видели, а не в темноте, которую столь любит криптея .
Полиник замер. Он пытался отвести лезвие, но рука госпожи не отпускала.
– Не можешь? – прошипела Арета.– Давай помогу. Вот сюда, я погружу его вместе с тобой…
Дюжина голосов взмолилась не делать этого. Гармония неудержимо рыдала. По-прежнему связанный Петух смотрел, не отрываясь, парализованный ужасом.
В глазах госпожи сверкала такая свирепость, какая, должно быть, наполняла саму Медею, когда та заносила гибельную сталь над собственными детьми.
– Спросите моего мужа, его ли это ребенок,– снова потребовала Арета.– Спросите его!
Равные сдались. А что им оставалось? Все глаза теперь обратились к Диэнеку, не столько требуя ответа на это смехотворное обвинение, сколько просто потому, что все были смущены безрассудной смелостью госпожи и не знали, что делать.
– Скажи им, муж мой,– тихо проговорила Арета. Скажи перед богами – это твой ребенок?
Она отпустила меч и поднесла младенца к мужу.
Равные знали, что заявление госпожи не может быть правдой. И тем не менее, если Диэнек засвидетельствует свое отцовство и поклянется, как требует Арета, все должны будут признать это, и город тоже, иначе его священная честь будет утрачена. Диэнек долго смотрел в глаза жены, которые уставились на него, по верному замечанию Медона, как глаза львицы.
– Клянусь всеми богами,– поклялся Диэнек,– ребенок мой.
Аретины глаза наполнились слезами, которые она мгновенно подавила.
Равные пробормотали что-то про осквернение клятвы.
– Подумай, что ты говоришь, Диэнек,– сказал Медон. Ты позоришь свою жену и себя, поклявшись в этой лжи.
– Я подумал, друг мой,– ответил Диэнек.
И повторно объявил: да, ребенок – его.
– Тогда возьми его,– распорядилась Арета, сделав последний шаг к мужу и нежно уложив ребенка в его руки. Диэнек взял сверток, словно ему протянули змеиный выводок.
Он снова посмотрел в лицо жены и долго не отводил глаз, а потом перевел взгляд на Равных:
– Кто из вас, друзья и товарищи, поручится за моего сына и внесет в список граждан перед эфорами?
Никто не смотрел на него. Их собрат по оружию принес страшную клятву. Если поклянутся и они в поддержку его клятвопреступления, не замараются ли и они тоже?
– Пусть поручительство за ребенка будет моей привилегией, – проговорил Медон.– Мы представим его эфорам завтра. Согласно желанию госпожи, имя его будет Идотихид, как звали ее брата.
Петух смотрел на собравшихся с бессильной яростью.
– Тогда все улажено,– сказала Арета.– Ребенок будет воспитываться его матерью в стенах дома моего мужа. В возрасте семи лет его отдадут в воспитание как мофакса , и он будет обучаться, как все другие отпрыски граждан. Если он проявит достойную доблесть и дисциплину, то, когда повзрослеет, будет посвящен и займет свое место воина-защитника Лакедемона.
– Да будет так,– согласился Медон. Другие члены сисситии , хотя и неохотно, тоже согласились.
Но дело еще не кончилось.
– А вот этот,– сказал Полиник, указывая на Петуха, этот умрет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106