С моих губ сорвались слова упрека царю: «И такова твоя награда за женскую добродетель, Леонид? Быть наказанной вдвойне и нести двойное горе?»
В это мгновение госпожа Горго придвинулась ко мне с утешением. Но Леонид отстранил ее. По-прежнему удерживая мое плечо теплой рукой, он ответил:
«Моя жена потянулась к тебе, чтобы прикосновением разделить с тобой бремя, которое сама она без жалоб несет всю жизнь. Ей никогда не разрешалось быть просто женой Леонида, ей всегда приходилось быть женой Лакедемона. Теперь это и твоя доля, госпожа. Отныне тебе не быть женой Олимпия или матерью Александра, ты должна служить женой и матерью нации. Ты и твои сестры по Тремстам теперь матери всей Греции и самой свободы. Это суровый долг, Паралея, к которому я призвал собственную любимую жену, мать моих детей, а теперь призвал и тебя. Скажи мне, госпожа: я не прав?»
При этих словах царя самообладание покинуло мое сердце. Я разрыдалась. Леонид ласково прижал меня к себе, и я зарылась лицом ему в грудь, как девочка отцу, и рыдала, рыдала, не в силах остановиться. Царь крепко держал меня, но его объятия не были суровыми, в них чувствовалась нежность и утешение.
Как во время лесного пожара, когда огонь опустошил весь склон и сам себя сжег, так перегорел и мой прилив горя. На меня снизошел покой, словно дар, который я черпала не только от этой сжимавшей меня сильной руки, но из какого-то более глубокого источника, несказанного и чудесного. В мои колени вернулись силы, а в сердце – мужество. Я встала перед царем и вытерла глаза. И обратилась к нему, словно бы не по собственной воле, но побуждаемая какой-то невидимой богиней, чью природу и происхождение я не могу назвать:
«Это были последние слезы, господин мой, которые солнце увидит от меня».
Глава тридцать седьмая
Таковы были последние слова, произнесенные пленником Ксеоном. Его голос затух, и признаки жизни быстро исчезли. Спустя несколько мгновений он лежал недвижимый и похолодевший. Его бог использовал его до конца и вернул наконец в то состояние, к которому сам он так стремился,– Феб-Стреловержец вновь соединил Ксеона с его товарищами в подземном царстве.
Прямо мимо шатра Оронта, гремя доспехами с шумом покидали город боевые части Великого Царя. Оронт приказал вынести тело этого человека, Ксеона, на носилках из шатра. Повсюду царил хаос. Оронт задержался, занятый своими делами; необходимость уходить с каждым мгновением делалась все настоятельнее.
Великий Царь помнит состояние полного разброда, царившее в то утро. Многочисленные бандиты и негодяи, отбросы афинского общества, рыскали по улицам, подобно хищникам. Теперь они обнаглели до того, что даже стали проникать на окраины лагеря Великого Царя. Эти подонки хватали все, на что могли наложить лапу. Когда наш отряд вышел на мощенную булыжником улицу, прозванную афинянами Священной Дорогой, младшие чины стражи Великого Царя вели мимо шайку этих проходимцев.
К моему удивлению, Оронт, поприветствовав блюстителей порядка, приказал им освободить преступников под его ответственность, а самим убираться. 3лодеев было трое, и они находились в самом хамском расположении духа, какое только можно представить. Выстроившись перед Оронтом и другими командирами Бессмертных, они явно ожидали, что их казнят на месте. Мне было велено переводить.
Оронт спросил у этого отребья, афиняне ли они. Не граждане, ответили те, но живущие в городе. Оронт указал на тряпку, в которую было завернуто тело человека по имени Ксеон.
– Вам известно, что это за одежда?
Старший из негодяев, которому не было и двадцати, ответил, что это алый лакедемонский плащ, какие носят лишь спартанские воины. Очевидно, никто из этих мародеров не мог себе объяснить, откуда здесь, в распоряжении персидских врагов, взялось тело этого человека, эллина.
Оронт стал допрашивать мерзавцев дальше. 3нают ли они в морском пригороде Фалероне место, известное как святилище Персефоны Окутанной?
Головорезы ответили утвердительно.
К моему еще большему удивлению, а также к удивлению остальных командиров, Оронт достал из кошелька три золотых дарика – каждый составлял месячное жалованье пехотинца – и протянул это богатство подонкам.
– Отнесите тело этого человека в тот храм и оставайтесь там, пока не вернутся жрицы. Они поймут, что с ним делать.
Тут один из командиров Бессмертных разразился протестом:
– Господин, посмотри же на этих негодяев! Настоящие свиньи! Вложи золото им в руку, и они сбросят человека вместе с носилками в ближайшую канаву.
Для споров не оставалось времени. Оронту, мне и командирам следовало поспешить на свои места. Оронт задержался на кратчайшее мгновение и повнимательнее рассмотрел лица трех мошенников.
– Вы любите свою страну? – спросил он. Вызывающее выражение на лице подонков ответило за них.
Оронт указал на тело, распростертое на носилках. – Этот человек своей жизнью защитил ее. Несите его с честью.
Там мы его и оставили, тело спартанца Ксеона, и вскоре нас унесло неудержимым потоком отступления.
Глава тридцать восьмая
В отношении того человека и рукописи осталось добавить лишь два последних замечания, что наконец приведет его историю к завершению. Как и предсказывал Оронт, Великий Царь отбыл на корабле в Азию, оставив в Греции под командованием Мардония лучшие части своего войска, около трехсот тысяч, в том числе и самого Оронта с Десятью Тысячами Бессмертных. Им было приказано перезимовать в Фессалии и продолжить боевые действия, когда время повернет к весне. С наступлением весны, поклялся Мардоний, неодолимая сила войск Великого Царя раз и навсегда приведет к повиновению всю Элладу. Я тоже остался в расположении войска – исполнять должность историка.
Наконец весной сухопутные войска Великого Царя встретились с эллинами в сражении на равнине близ греческого города Платеи, на северо-западе от Афин, в дне ходьбы оттуда.
Против трехсот тысяч персов, мидийцев, бактрийцев, индусов, саков и эллинов призванных под знамена Великого Царя, выступили сто тысяч свободных греков. Это были их главные силы, в которые вошло все спартанское войско – пять тысяч Равных и лакедемонские периэки, вооруженные оруженосцы и илоты общим числом до семидесяти пяти тысяч. На фланге выступило тяжеловооруженное пешее ополчение пелопоннесских союзников Спарты – тегейцев..В силы общеэллинского войска также влились менее многочисленные отряды из дюжины других греческих городов, самый выдающийся из которых составили афиняне – до восьми тысяч.
Не стоит пересказывать подробности разгрома – так печально известны они Великому Царю; не стоит также упоминать подробности страшных потерь цвета Державы от голода и болезней во время долгого отступления в Азию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106