— С кем ты говорил?
— С вождями гвельфов, которых вы мне назвали: с Гудзино, с Гавацца, с Монечино Дзева и с Берузио Рабия. Рабия, как только ему удастся уехать, не вызывая подозрений, прибудет в Милан, чтобы договориться с вами о планах на будущее.
— А что ты скажешь о горожанах?
— Ничего хорошего. Ваш священник Мартино, которого вы послали туда своим проповедником, говорят, только чудом вырвался из когтей достопочтенных мужей, которых он пытался наставить на путь истинный.
— Неужели они так фанатично преданы антипапе Николаю?
— Если бы они и правда держались за Николая или за Иоанна! Нет, просто эти негодяи хотят половить рыбку в мутной воде, и только.
— Прибыл ли наконец граф дель Бальцо?
— Мы только что приехали вместе.
— Видишь, мой совет сослужил неплохую службу. Теперь, когда он здесь, было бы глупо этим не воспользоваться. Надо бы, чтобы он взялся… Послушай, сделай вот что… Он ведь приехал со всем семейством?
— Да, со всеми своими родными и близкими.
— Завтра я устраиваю для друзей небольшой праздник. Не мог бы ты прийти вместе с ним?.. Эрмелинда… Ну, ее я, конечно, не могу надеяться увидеть, но… вот Биче, о которой ты нарассказал мне столько чудес… Ты не найдешь какого-нибудь способа привести ее вместе с отцом?..
Отторино, который ничего другого и не хотел, проникся уверенностью, что раз уж его господину не терпится увидеть девушку, то он легко простит ему отказ от брака с дочерью Рускони, а потому он тут же обещал сделать все возможное, чтобы выполнить его желание.
На другое утро Отторино явился к графу и объявил ему, что Марко приглашает его в тот же день вместе с Биче к себе в гости и просил его проводить их к нему, что это большая милость и особая честь, которая высоко поднимет его в глазах всех миланцев, и отказываться от нее ни в коем случае нельзя.
Эрмелинда, которой граф сообщил об этом, как о деле уже решенном, также не высказала возражений. Теперь, когда Отторино по всем правилам просил руки ее дочери, девушка могла считаться его невестой; и было вполне естественно и справедливо, что молодой человек хотел представить ее своему господину, чтобы тот одобрил его выбор и не сердился за нарушение прежнего обязательства, к которому сам имел отношение. Вместе с тем, представляя себе, как ее дочь предстанет перед Марко Висконти, бедная женщина трепетала от тайного страха, вызванного воспоминаниями и предчувствиями; когда она отпускала Биче, которая также казалась глубоко взволнованной ее рассказами об этом человеке, ей показалось, что она выносит приговор, определяющий всю дальнейшую жизнь ее дочери, и она смотрела ей вслед полными слез глазами.
Марко Висконти, окруженный знатнейшими миланскими юношами, сидел в одной из палат своего дворца в ожидании обеденного часа. Всегда блистательно щедрый, когда он чествовал своих друзей и сеньоров, в эти дни он удвоил обычную пышность, доведя ее до великолепия и расточительности, чтобы привлечь к себе новых сторонников и поразить толпу, столь падкую до всякой роскоши. Летописцы отмечают, что великолепием празднеств и пиров, изысканностью нарядов и конских украшений, богатством выходов в сопровождении знатных юношей, пажей и оруженосцев он далеко превзошел своего племянника Адзоне, ставшего владетельным князем Милана.
Одним из главных действующих лиц в этом кружке был Лодризио Висконти, брат самозванного настоятеля монастыря святого Амвросия, ближайший советчик Марко и вдохновитель всех его тайных интриг. Это был видный человек лет сорока, с характером незаурядным, но буйным и беспокойным, который уже стал притчей во языцех, а впоследствии приобрел слишком постыдную известность. Лодризио давно ненавидел Отторино — и из зависти к юному рыцарю, ибо он видел, что Марко отдает предпочтение юноше, в то время как ему хотелось самому быть единственным наперсником своего господина, и из-за судебной тяжбы касательно родового поместья в Кастеллетто на Тичино, которое в конце концов отошло к Отторино. Марко старался их помирить, и с некоторых пор могло показаться, что они стали относиться друг к другу немного лучше. Однако Лодризио не забыл старой обиды и всегда был начеку, выжидая удобной минуты, чтобы погубить своего соперника.
Паж возвестил о прибытии графа дель Бальцо. Глаза присутствующих обратились к двери. Граф вошел, держа за руку дочь. Марко в смятении устремился им навстречу. Когда он увидел Биче, вошедшую в зал с опущенными глазами и разлитым по лицу стыдливым румянцем, ему показалось, что перед ним ее мать, что он видит подлинную Эрмелинду, и его охватило волнение. Однако он сумел сдержаться, встретил отца с учтивым достоинством, с приветливым лицом и ласковым взглядом, который тем не менее внушал почтение, а дочери оказал внимание, подобающее девице знатного рода, и развлекал ее веселым разговором, пока не вошли пажи и не объявили, что обед подан. Все перешли в другой зал. Марко усадил Биче по правую руку от себя, графа — по левую, а остальные приглашенные разместились вокруг стола.
Мы не станем задерживаться на распорядке и церемониале этого пиршества, которое, конечно, не отличалось такой же роскошью, как пиры, устраивавшиеся в особо торжественных случаях, однако в наши дни могло бы составить честь любому самому богатому и пышному двору Европы.
Стол украшали тончайшие скатерти и салфетки, отделанные кистями и бахромой, с вышитым посредине изображением змеи; драгоценная посуда, сверкающие золотые и серебряные блюда; всевозможные яства из разных местностей, приправленные причудливыми соусами разнообразных оттенков, позолоченные рыбы, павлины, тщательно украшенные собственными перьями и столь искусно установленные на столе, что они казались живыми; лесная дичь, медвежонок со слегка посеребренной шерстью, золотыми когтями и зубами и со свечой во рту. При каждой смене блюд подавались большие чаши с душистой водой для омовения рук, изысканные вина разливались в прекрасные чеканные кубки из драгоценных металлов и изящные хрустальные бокалы, украшенные узорами, цветами и звериными мордами.
Когда гости пили последний кубок, в залу вошли двенадцать пажей в двухцветных — красно-белых — штанах и куртках. Они внесли праздничные подарки. Одни удерживали на кожаных поводках борзых, гончих или легавых собак в бархатных ошейниках, со сворками из цветного сафьяна; другие несли на красных нарукавниках обученных для разных видов охоты благородных соколов, ястребов и кречетов с красными колечками на ногах, белыми ремешками и в колпачках, украшенных жемчугами, серебряными колокольчиками и маленькими гербами со змеей; третьи держали в руках шпаги с позолоченными эфесами, стальные шлемы, плащи и мантии из рытого бархата, с шелковыми поясами, жемчужными пуговицами и золотыми кистями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89