И ты смолчал?
— Я ответил, что быть палачом ему очень подходит и по виду и по повадкам, но что если он тронет хотя бы одного из моих горцев, то обожжет себе руки. Ну, слово за слово, мы разгорячились, я не выдержал и поставил ему синяк под глазом, и тут все начали так шуметь, будто я его убил до смерти.
— Ты слишком скор на расправу.
— Это верно, я понимаю, что поступил дурно, но как тут было удержаться! Этот негодяй и родного отца не пощадил бы! Если бы не мое уважение к этому дому, клянусь жизнью, я его и не так отлупил бы.
— Да что за черт в тебе сидит! Ты что, хочешь сделать еще хуже?
— Ладно, ладно, — закончил Лупо, — может, мы еще повстречаемся в Лимонте, если его занесет туда каким-нибудь недобрым ветром, так я ему добавлю тогда, что недодал.
Немного времени спустя они действительно встретились друг с другом, и Лупо сдержал свое обещание. В своем месте мы еще расскажем об этом, а сейчас нам следует отправиться в Лимонту и навестить графа дель Бальцо.
В один прекрасный день к нему прибыл гонец из Милана. Граф долго беседовал с ним с глазу на глаз, а затем твердо заявил жене, что завтра он должен уехать в город, и во всем доме поднялась суета — ведь надо было подготовиться к путешествию. Эрмелинда, удивленная и недовольная этим неожиданным решением, тщетно пыталась узнать его причину.
Когда стали обсуждать, какой путь выбрать, графиня предложила переправиться через озеро в Лекко, а оттуда доехать до Милана, до которого от Лекко шла дорога. Правда, дорогой ее можно было назвать весьма условно — она состояла из одних ухабов и ям, среди которых попадались такие глубокие, что лошадь проваливалась в них по грудь, но таковы были все дороги в те времена, и лучше найти было невозможно. Но после ужасного вечера, проведенного на злосчастном утесе в Моркате, графа при одном упоминании об озере и лодках мутило, а потому его решение было твердо: он по тропинкам доберется через горы до Вальсассины, затем отправится в Канцо и Инверинго, а оттуда — в Милан.
Но и тут было свое неудобство, если не сказать опасность, ибо путешественникам приходилось ехать верхом по крутым и обрывистым тропкам. И еще хуже было другое: путников здесь нередко грабили окрестные феодалы. В те дни любой мелкий дворянчик, содержавший трех-четырех наемных негодяев, жаждал воевать и за неимением лучшего вел войну на дорогах, подобно Риньеру да Корнето и Риньеру Паццо, упомянутым Данте в «Божественной комедии». То были ужасные времена!
Рано утром граф, его жена, дочь, слуги и охрана — всего набралось человек двадцать — отправились в путь.
Когда они добрались до перевала Мальпенсанты на Ламбре, им повстречались два рыбака из Вассены, ограбленных разбойниками, когда они возвращались из Монцы с деньгами, вырученными за недельный улов. Один из них, рассказав о том, как случилось несчастье, добавил, что у него было письмо для графа, которое пропало вместе с курткой.
— А от кого письмо? — спросил его граф.
— От кого, не знаю, — отвечал рыбак, — а дал мне его сын вашего сокольничего на рынке в Монце.
— Так, значит, Лупо был в Монце?
— Да, он был там вместе со своим господином… с тем красивым юношей, который так долго гостил у вас в замке.
Биче затрепетала, но обнаружила свое волнение только тогда, когда отряд собирался вновь тронуться в путь. Указав на рыбаков, она спросила мать:
— Бедные люди! У них нет хлеба для их детей. Можно, я дам им что-нибудь?
— Дайте во имя божие! Вы само милосердие.
Девушка вынула из кармана золотую монету и отдала ее тому из двоих, кто сказал ей эти слова.
— Поделитесь и молите бога за нас.
В последний раз, когда мы говорили об Эрмелинде и Биче, мы оставили их в ссоре друг с другом: мать сделала дочери выговор за то, что та не послушалась ее и отправилась на охоту, а дочь, заупрямившись, сердилась на нее. Но девушка была не в состоянии долго выносить скорее горестное, чем сердитое молчание матери и на второй день после отъезда Отторино взволнованно объяснила ей, что была вынуждена поехать на охоту вопреки своей воле и даже толком не поняв, как это произошло. Она передала матери свой разговор с Отторино и показала письмо, которое нашла между страницами Данте.
Эрмелинда прочла письмо. Отторино в нем признавался, что он действительно вел переговоры о браке с дочерью Франкино Рускони, но не зашел так далеко, чтобы нельзя было взять свое слово назад, и решительно утверждал, что хочет видеть своей женой только одну женщину — ее, Биче, к которой адресовано его письмо. Юноша просил прощения за то, что, не соблюдая приличий, он решился написать ей прежде, чем попросил ее руку у родителей, но заверял ее, что он сделал бы это немедленно, если бы мог надеяться, что не будет отвергнут.
Эрмелинда ласково обещала дочери сделать все возможное для ее счастья. Она предупредила ее, однако, чтобы та не слишком надеялась на успех, потому что, возможно, отказаться от этого брака будет не так легко, как думал юноша, — ведь все дело велось Марко Висконти, человеком вспыльчивым, не привыкшим к возражениям и к тому же давним врагом их дома. Наконец она попросила дочь предоставить все делать ей, и та обещала ни в чем не выходить из повиновения.
После этого мать снова вернула дочери прежнюю нежность и сейчас, во время путешествия, обращалась с ней так же ласково, как и раньше.
Граф же, озабоченный рассказом рыбаков из Вассены, стал размышлять, что бы могло означать письмо, которое они везли для него. Быть может, в Милане возникли беспорядки и Отторино предупреждает его, чтобы он туда не ездил? Как знать? Как знать? В конце концов граф решил свернуть с дороги, заехать в Монцу, поговорить с юношей и только после этого что-либо предпринимать.
Глава IX
Путники выехали на площадь святого Иоанна в Монце перед самой вечерней и увидели толпу, собравшуюся вокруг помоста, с которого горячо проповедовал какой-то священник. При виде приближающейся кавалькады люди оставили проповедника и устремились к вновь прибывшим, чтобы узнать, кто они, откуда и куда едут, и в один миг наши путешественники оказались среди назойливой, любопытной толпы, Эрмелинда видела, что церковь открыта и, желая избежать расспросов, сказала мужу:
— Пока вы ищете Отторино, мы с дочерью подождем вас в храме. Возвращайтесь скорей, чтобы продолжить путь и постараться достигнуть Милана еще до темноты.
Вскоре семья графа и все их сопровождавшие выехали дальше в Милан, и Отторино, которому нечего было делать в Монце, конечно же, вызвался их проводить.
— Уверяю вас, я написал вам только то письмо, которое вам привез в Лимонту один из моих слуг, — говорил молодой рыцарь отцу Биче, рядом с которым ехал.
— Однако, — отвечал граф, — рыбаки из Вассены, о которых я вам уже говорил, утверждают, что у них было ваше письмо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Я ответил, что быть палачом ему очень подходит и по виду и по повадкам, но что если он тронет хотя бы одного из моих горцев, то обожжет себе руки. Ну, слово за слово, мы разгорячились, я не выдержал и поставил ему синяк под глазом, и тут все начали так шуметь, будто я его убил до смерти.
— Ты слишком скор на расправу.
— Это верно, я понимаю, что поступил дурно, но как тут было удержаться! Этот негодяй и родного отца не пощадил бы! Если бы не мое уважение к этому дому, клянусь жизнью, я его и не так отлупил бы.
— Да что за черт в тебе сидит! Ты что, хочешь сделать еще хуже?
— Ладно, ладно, — закончил Лупо, — может, мы еще повстречаемся в Лимонте, если его занесет туда каким-нибудь недобрым ветром, так я ему добавлю тогда, что недодал.
Немного времени спустя они действительно встретились друг с другом, и Лупо сдержал свое обещание. В своем месте мы еще расскажем об этом, а сейчас нам следует отправиться в Лимонту и навестить графа дель Бальцо.
В один прекрасный день к нему прибыл гонец из Милана. Граф долго беседовал с ним с глазу на глаз, а затем твердо заявил жене, что завтра он должен уехать в город, и во всем доме поднялась суета — ведь надо было подготовиться к путешествию. Эрмелинда, удивленная и недовольная этим неожиданным решением, тщетно пыталась узнать его причину.
Когда стали обсуждать, какой путь выбрать, графиня предложила переправиться через озеро в Лекко, а оттуда доехать до Милана, до которого от Лекко шла дорога. Правда, дорогой ее можно было назвать весьма условно — она состояла из одних ухабов и ям, среди которых попадались такие глубокие, что лошадь проваливалась в них по грудь, но таковы были все дороги в те времена, и лучше найти было невозможно. Но после ужасного вечера, проведенного на злосчастном утесе в Моркате, графа при одном упоминании об озере и лодках мутило, а потому его решение было твердо: он по тропинкам доберется через горы до Вальсассины, затем отправится в Канцо и Инверинго, а оттуда — в Милан.
Но и тут было свое неудобство, если не сказать опасность, ибо путешественникам приходилось ехать верхом по крутым и обрывистым тропкам. И еще хуже было другое: путников здесь нередко грабили окрестные феодалы. В те дни любой мелкий дворянчик, содержавший трех-четырех наемных негодяев, жаждал воевать и за неимением лучшего вел войну на дорогах, подобно Риньеру да Корнето и Риньеру Паццо, упомянутым Данте в «Божественной комедии». То были ужасные времена!
Рано утром граф, его жена, дочь, слуги и охрана — всего набралось человек двадцать — отправились в путь.
Когда они добрались до перевала Мальпенсанты на Ламбре, им повстречались два рыбака из Вассены, ограбленных разбойниками, когда они возвращались из Монцы с деньгами, вырученными за недельный улов. Один из них, рассказав о том, как случилось несчастье, добавил, что у него было письмо для графа, которое пропало вместе с курткой.
— А от кого письмо? — спросил его граф.
— От кого, не знаю, — отвечал рыбак, — а дал мне его сын вашего сокольничего на рынке в Монце.
— Так, значит, Лупо был в Монце?
— Да, он был там вместе со своим господином… с тем красивым юношей, который так долго гостил у вас в замке.
Биче затрепетала, но обнаружила свое волнение только тогда, когда отряд собирался вновь тронуться в путь. Указав на рыбаков, она спросила мать:
— Бедные люди! У них нет хлеба для их детей. Можно, я дам им что-нибудь?
— Дайте во имя божие! Вы само милосердие.
Девушка вынула из кармана золотую монету и отдала ее тому из двоих, кто сказал ей эти слова.
— Поделитесь и молите бога за нас.
В последний раз, когда мы говорили об Эрмелинде и Биче, мы оставили их в ссоре друг с другом: мать сделала дочери выговор за то, что та не послушалась ее и отправилась на охоту, а дочь, заупрямившись, сердилась на нее. Но девушка была не в состоянии долго выносить скорее горестное, чем сердитое молчание матери и на второй день после отъезда Отторино взволнованно объяснила ей, что была вынуждена поехать на охоту вопреки своей воле и даже толком не поняв, как это произошло. Она передала матери свой разговор с Отторино и показала письмо, которое нашла между страницами Данте.
Эрмелинда прочла письмо. Отторино в нем признавался, что он действительно вел переговоры о браке с дочерью Франкино Рускони, но не зашел так далеко, чтобы нельзя было взять свое слово назад, и решительно утверждал, что хочет видеть своей женой только одну женщину — ее, Биче, к которой адресовано его письмо. Юноша просил прощения за то, что, не соблюдая приличий, он решился написать ей прежде, чем попросил ее руку у родителей, но заверял ее, что он сделал бы это немедленно, если бы мог надеяться, что не будет отвергнут.
Эрмелинда ласково обещала дочери сделать все возможное для ее счастья. Она предупредила ее, однако, чтобы та не слишком надеялась на успех, потому что, возможно, отказаться от этого брака будет не так легко, как думал юноша, — ведь все дело велось Марко Висконти, человеком вспыльчивым, не привыкшим к возражениям и к тому же давним врагом их дома. Наконец она попросила дочь предоставить все делать ей, и та обещала ни в чем не выходить из повиновения.
После этого мать снова вернула дочери прежнюю нежность и сейчас, во время путешествия, обращалась с ней так же ласково, как и раньше.
Граф же, озабоченный рассказом рыбаков из Вассены, стал размышлять, что бы могло означать письмо, которое они везли для него. Быть может, в Милане возникли беспорядки и Отторино предупреждает его, чтобы он туда не ездил? Как знать? Как знать? В конце концов граф решил свернуть с дороги, заехать в Монцу, поговорить с юношей и только после этого что-либо предпринимать.
Глава IX
Путники выехали на площадь святого Иоанна в Монце перед самой вечерней и увидели толпу, собравшуюся вокруг помоста, с которого горячо проповедовал какой-то священник. При виде приближающейся кавалькады люди оставили проповедника и устремились к вновь прибывшим, чтобы узнать, кто они, откуда и куда едут, и в один миг наши путешественники оказались среди назойливой, любопытной толпы, Эрмелинда видела, что церковь открыта и, желая избежать расспросов, сказала мужу:
— Пока вы ищете Отторино, мы с дочерью подождем вас в храме. Возвращайтесь скорей, чтобы продолжить путь и постараться достигнуть Милана еще до темноты.
Вскоре семья графа и все их сопровождавшие выехали дальше в Милан, и Отторино, которому нечего было делать в Монце, конечно же, вызвался их проводить.
— Уверяю вас, я написал вам только то письмо, которое вам привез в Лимонту один из моих слуг, — говорил молодой рыцарь отцу Биче, рядом с которым ехал.
— Однако, — отвечал граф, — рыбаки из Вассены, о которых я вам уже говорил, утверждают, что у них было ваше письмо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89