Впереди Андрея сидел Саша, его аккуратно подстриженная шея порозовела. Подняв над головой руки, он оглушительно хлопал и ладоши. Нина выбегала раскланиваться и, почувствовав се взгляд, Андрей отвернулся к жене Рейнгольда.
— Не знаете, с чем она выступает? — спросила жена Рейнгольда, когда Новиков вывел на сцену Соню Манжула. Андрей знал только, что Соня работает испытателем, и больше ничего. В течение полугода изо дня в день встречал он эту бледную, тихую, некрасивую девушку, и никогда у него не возникало желания поговорить с ней. Андрей никак не мог представить, с чем она может выступать. Ее появление на сцене поразило его. Однако почему-то никто из зрителей не удивился. Андрей пробормотал в ответ жене Рейнгольда что-то невнятное. Из публики кричали:
— Соня, Маяковского!
— Чехова!
— Про Щукаря!
Новиков успокаивающе поднял руку. Андрей не расслышал его слов, и только когда Соня начала, он понял, что она читает чеховский рассказ «Шуточка».
Сперва ему мешала ее неподвижная поза, безжизненно повисшие руки. По вот при словах: «Я люблю вас, Надя» — пальцы ее слабо шевельнулись. Это робкое, просыпающееся движение было заметнее и выразительнее, чем если бы она закричала или раскинула руки. С каждым словом голос ее крепнул, и все, чему Андрей удивлялся, отодвигалось куда-то в сторону перед большой мыслью, которую вкладывала Соня в этот много раз слышанный рассказ.
Забавная шуточка с наивной Наденькой… Наивной, или доверчивой, или страстно ждущей большого чувства? Иногда так легко и приятно бросить на ветер эти три старинных слова: я люблю вас… И в голову не придет, каким несчастьем может обернуться эта легкость для доверчиво открытой души.
Наверно, слова эти произнести можно, лишь когда трудно дышать, когда кровь стучит в голове и страшно, как перед смертью.
Лицо Сони зацвело тонким румянцем. Она протянула руку навстречу ветру, настоящему ветру с залива, глаза ее стали большими, они смотрели куда- то поверх голов, вслед несущимся над пароходом чайкам. Она казалась сейчас Андрею красавицей, и ему хотелось, чтобы кто-нибудь, волнуясь, шепнул Соне: «Я люблю вас».
В антракте Андрей пошел за рубку. Окруженные ребятами, Соня Манжула, Нина и другие девушки о чем-то весело спорили. Андрею хотелось подойти к Соне и сказать что-то хорошее. Не найдя удобного предлога и стыдясь того, что ему нужен предлог, он зачем-то спросил у Воронько, где Борисов, и отошел, поеживаясь от неловкости.
«Почему я не замечал ее раньше? — думал он о Соне. — Почему я не замечал, что она умная, талантливая?»
Как будто приподнялся край занавеса, маленький краешек, за которым Андрей увидал совсем иную жизнь людей, казалось бы хорошо ему известных.
Соня выступает в концерте, Воронько влюблен в Веру Сорокину, Нина и Саша, Кузьмич… и у каждого из них лаборатория — лишь часть жизни, и, приходя в лабораторию, они не могут оставить на пороге свои радости и тревоги, а приносят с собою переживания, которые и помогают и мешают им так же, как и ему самому.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Утром причалили к Зеленой пристани. Борисов потянул Андрея на пляж купаться вместе с молодежью. На пляже царила безлюдная тишина, длинные косые тени парусиновых зонтиков лежали на подсыхающем песке. После города тихий воздух казался необычайно чистым, как и все это радостное свежее утро.
Когда Борисов разделся, Андрей увидел у него на груди татуировку — женщина с распущенными волосами и подпись «Жанна».
— Интересная особа, — сказал Андрей. — Вполне художественно, а главное — прочно.
— Ошибка юности беспечной, — конфузливо пояснил Борисов. Андрей вошел в воду последним. Он еще не купался в это лето, и вода показалась ему холодной. Зайдя по колено, он остановился, зябко скрестив руки на груди. У ног, на песчаном дне, колыхались солнечные прожилки, скользили пугливые стайки рыб.
Борисов критически оглядел Андрея, выделявшегося своей молочной белизной среди бронзовокожих ребят.
— Где это ты так успел загореть? — спросил Борисов, мстя за татуировку.
— В Публичной библиотеке, — сказал Андрей.
Он все еще не решался войти в воду. Борисов подозвал Ванюшкина и Пеку Зайцева, пытавшегося сделать стойку в воде, скомандовал им:
— Давайте окрестим начальство, — и первый плеснул в Андрея.
Ребята переглянулись. Ванюшкин нерешительно почесал грудь и начал поправлять мокрые трусики. Увертываясь от Борисова, Андрей заметил эти колебания Ванюшкина, и ему стало неприятно и стыдно.
Втянув острую голову в плечи, Пека осторожно ударил рукой по воде.
Охая, вздрагивая от холодных брызг, Андрей завертелся во все стороны. Пека осмелел, отчаянно взвизгнул и кинулся поливать Андрея целыми пригоршнями.
Ванюшкин тоже закричал и начал бить по воде ладонью. Смеясь, Андрей побежал вперед, они за ним; спасаясь, он нырнул и, уже ничего не боясь, повернул назад, схватил Борисова за шею и окунул его с головой. Глотнув воздуха, Борисов пытался что-то сказать, Андрей снова погрузил его в воду. Пека вертелся поблизости, пробуя выручить Борисова.
Отпустив Борисова, Андрей погнался за Ванюшкиным. — Ванюшкина ему не догнать! — кричал Пека. — Смотрите, как Ванюшкин толково идет. Стильный брасс!
Вокруг Борисова столпились ребята, споря, догонит Лобанов Ванюшкина или нет. Плывя кролем, Андрей не мог смотреть вперед, зато он выигрывал в скорости. Почувствовав, что его нагоняют, Ванюшкин обернулся и круто свернул, Андрей, не заметив этого, продолжал плыть напрямик. Его остановили крики: «Андрей Николаевич, правее, правее!» Среди множества голосов он различил захлебывающийся от азарта голос Саши и густой бас Воронько. И то, что волновались за него ничуть не меньше, чем за Ванюшкина, придало Андрею новые силы, — его принимали в свою семью. Собственные неосознанные растущие тревоги и упреки Борисова, из которых он не упустил ни слова, все это по-молодому просто разрешили эти крики. Во что бы то ни стало он должен догнать Ванюшкина. Хотя бы ради того, чтобы заслужить похвалу ребят. Эта маленькая, пустячная победа была ему сейчас нужнее любых деловых успехов.
Разыскав среди солнечных бликов, прыгающих с волны на волну, стриженую голову Ванюшкина, он устремился к нему, перейдя тоже на брасс и плывя частыми и сильными гребками. Ванюшкин снова обернулся, ища его глазами.
Андрей глотнул воздух, нырнул, поплыл под водою. Через несколько секунд он различил в зеленоватой воде ноги Ванюшкина. Судя по их беспорядочным взмахам, Ванюшкин вертелся на месте, высматривая, куда девался преследователь. Андрей схватил его за ноги.
На берегу увидели, как Ванюшкин вдруг странно забился, взмахнул руками и исчез под водою.
— Наша взяла! — закричал Саша, толкнув кого-то из ребят, и началась веселая свалка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
— Не знаете, с чем она выступает? — спросила жена Рейнгольда, когда Новиков вывел на сцену Соню Манжула. Андрей знал только, что Соня работает испытателем, и больше ничего. В течение полугода изо дня в день встречал он эту бледную, тихую, некрасивую девушку, и никогда у него не возникало желания поговорить с ней. Андрей никак не мог представить, с чем она может выступать. Ее появление на сцене поразило его. Однако почему-то никто из зрителей не удивился. Андрей пробормотал в ответ жене Рейнгольда что-то невнятное. Из публики кричали:
— Соня, Маяковского!
— Чехова!
— Про Щукаря!
Новиков успокаивающе поднял руку. Андрей не расслышал его слов, и только когда Соня начала, он понял, что она читает чеховский рассказ «Шуточка».
Сперва ему мешала ее неподвижная поза, безжизненно повисшие руки. По вот при словах: «Я люблю вас, Надя» — пальцы ее слабо шевельнулись. Это робкое, просыпающееся движение было заметнее и выразительнее, чем если бы она закричала или раскинула руки. С каждым словом голос ее крепнул, и все, чему Андрей удивлялся, отодвигалось куда-то в сторону перед большой мыслью, которую вкладывала Соня в этот много раз слышанный рассказ.
Забавная шуточка с наивной Наденькой… Наивной, или доверчивой, или страстно ждущей большого чувства? Иногда так легко и приятно бросить на ветер эти три старинных слова: я люблю вас… И в голову не придет, каким несчастьем может обернуться эта легкость для доверчиво открытой души.
Наверно, слова эти произнести можно, лишь когда трудно дышать, когда кровь стучит в голове и страшно, как перед смертью.
Лицо Сони зацвело тонким румянцем. Она протянула руку навстречу ветру, настоящему ветру с залива, глаза ее стали большими, они смотрели куда- то поверх голов, вслед несущимся над пароходом чайкам. Она казалась сейчас Андрею красавицей, и ему хотелось, чтобы кто-нибудь, волнуясь, шепнул Соне: «Я люблю вас».
В антракте Андрей пошел за рубку. Окруженные ребятами, Соня Манжула, Нина и другие девушки о чем-то весело спорили. Андрею хотелось подойти к Соне и сказать что-то хорошее. Не найдя удобного предлога и стыдясь того, что ему нужен предлог, он зачем-то спросил у Воронько, где Борисов, и отошел, поеживаясь от неловкости.
«Почему я не замечал ее раньше? — думал он о Соне. — Почему я не замечал, что она умная, талантливая?»
Как будто приподнялся край занавеса, маленький краешек, за которым Андрей увидал совсем иную жизнь людей, казалось бы хорошо ему известных.
Соня выступает в концерте, Воронько влюблен в Веру Сорокину, Нина и Саша, Кузьмич… и у каждого из них лаборатория — лишь часть жизни, и, приходя в лабораторию, они не могут оставить на пороге свои радости и тревоги, а приносят с собою переживания, которые и помогают и мешают им так же, как и ему самому.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Утром причалили к Зеленой пристани. Борисов потянул Андрея на пляж купаться вместе с молодежью. На пляже царила безлюдная тишина, длинные косые тени парусиновых зонтиков лежали на подсыхающем песке. После города тихий воздух казался необычайно чистым, как и все это радостное свежее утро.
Когда Борисов разделся, Андрей увидел у него на груди татуировку — женщина с распущенными волосами и подпись «Жанна».
— Интересная особа, — сказал Андрей. — Вполне художественно, а главное — прочно.
— Ошибка юности беспечной, — конфузливо пояснил Борисов. Андрей вошел в воду последним. Он еще не купался в это лето, и вода показалась ему холодной. Зайдя по колено, он остановился, зябко скрестив руки на груди. У ног, на песчаном дне, колыхались солнечные прожилки, скользили пугливые стайки рыб.
Борисов критически оглядел Андрея, выделявшегося своей молочной белизной среди бронзовокожих ребят.
— Где это ты так успел загореть? — спросил Борисов, мстя за татуировку.
— В Публичной библиотеке, — сказал Андрей.
Он все еще не решался войти в воду. Борисов подозвал Ванюшкина и Пеку Зайцева, пытавшегося сделать стойку в воде, скомандовал им:
— Давайте окрестим начальство, — и первый плеснул в Андрея.
Ребята переглянулись. Ванюшкин нерешительно почесал грудь и начал поправлять мокрые трусики. Увертываясь от Борисова, Андрей заметил эти колебания Ванюшкина, и ему стало неприятно и стыдно.
Втянув острую голову в плечи, Пека осторожно ударил рукой по воде.
Охая, вздрагивая от холодных брызг, Андрей завертелся во все стороны. Пека осмелел, отчаянно взвизгнул и кинулся поливать Андрея целыми пригоршнями.
Ванюшкин тоже закричал и начал бить по воде ладонью. Смеясь, Андрей побежал вперед, они за ним; спасаясь, он нырнул и, уже ничего не боясь, повернул назад, схватил Борисова за шею и окунул его с головой. Глотнув воздуха, Борисов пытался что-то сказать, Андрей снова погрузил его в воду. Пека вертелся поблизости, пробуя выручить Борисова.
Отпустив Борисова, Андрей погнался за Ванюшкиным. — Ванюшкина ему не догнать! — кричал Пека. — Смотрите, как Ванюшкин толково идет. Стильный брасс!
Вокруг Борисова столпились ребята, споря, догонит Лобанов Ванюшкина или нет. Плывя кролем, Андрей не мог смотреть вперед, зато он выигрывал в скорости. Почувствовав, что его нагоняют, Ванюшкин обернулся и круто свернул, Андрей, не заметив этого, продолжал плыть напрямик. Его остановили крики: «Андрей Николаевич, правее, правее!» Среди множества голосов он различил захлебывающийся от азарта голос Саши и густой бас Воронько. И то, что волновались за него ничуть не меньше, чем за Ванюшкина, придало Андрею новые силы, — его принимали в свою семью. Собственные неосознанные растущие тревоги и упреки Борисова, из которых он не упустил ни слова, все это по-молодому просто разрешили эти крики. Во что бы то ни стало он должен догнать Ванюшкина. Хотя бы ради того, чтобы заслужить похвалу ребят. Эта маленькая, пустячная победа была ему сейчас нужнее любых деловых успехов.
Разыскав среди солнечных бликов, прыгающих с волны на волну, стриженую голову Ванюшкина, он устремился к нему, перейдя тоже на брасс и плывя частыми и сильными гребками. Ванюшкин снова обернулся, ища его глазами.
Андрей глотнул воздух, нырнул, поплыл под водою. Через несколько секунд он различил в зеленоватой воде ноги Ванюшкина. Судя по их беспорядочным взмахам, Ванюшкин вертелся на месте, высматривая, куда девался преследователь. Андрей схватил его за ноги.
На берегу увидели, как Ванюшкин вдруг странно забился, взмахнул руками и исчез под водою.
— Наша взяла! — закричал Саша, толкнув кого-то из ребят, и началась веселая свалка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125