Я накормлю ребенка завтраком, соберу и увезу. Без тебя слез будет меньше. Скажу: «Маму в редакцию вызвали». Но учти, дети растут быстро, и скоро этот номер у нас проходить перестанет.
Мы так и поступили. В девять часов я вновь отперла дверь квартиры полковника и всерьез занялась готовкой. Рассольник, мясо в горшочках, пироги с капустой и яблоками, кисель. Если бы я не стеснялась безудержно расходовать чужие запасы, наверное, разогнавшись, состряпала бы три обеда на выбор. Но приходилось сдерживать себя. Пока я привела в порядок подразгромленную в ходе творческих поварских экспериментов кухню, огромные напольные часы Измайлова пробили два. Балков с Юрьевым не опоздали. Ввалились порозовевшие, выбритые, симпатичные, бухнули на стол три громадных пакета и коротко доложили:
— Молочные продукты, овощи-фрукты, мясо.
— А лекарства и костыли? — недовольно спросила я.
— Сержант доставит через сорок минут.
— Через сорок минут или минут через сорок?
Меня всегда злили самоуверенность и категоричность. Что за страсть у людей назначать конкретные сроки, не учитывая возможность всяческих неожиданностей. Моя сварливость их изумила.
— Через сорок минут сержант привезет костыли и лекарства, — мирно повторил Сергей Балков. — Плюс-минус минута.
Тут из спальни донесся весьма зычный зов полковника. Но теперь, вооруженная ножом и лопаточкой, командовала здесь я. И парни отправились к полковнику только после того, как получили указание готовить его к приему вкусной и здоровой пищи. Когда я вкатила в спальню сервировочный столик (в доме имелся и такой), мужчины затаили дыхание. Балков завистливо ухнул. Юрьев сдержался, но явно из последних сил. Даже Измайлов ненадолго онемел. И вместо того чтобы изгнать меня, самозванку, к чертовой матери, малодушно простонал:
— По какому случаю банкет?
— Вам выпить надо, — высказалась я.
— Бар в соседней комнате, — не осмелился отказаться Измайлов. — Дверца вращается, не теряйся.
Я отлила из бутылки три рюмки водки в хрустальный графинчик и закончила сервировку. Тут уж и Борис Юрьев взвыл.
— Полина, забери их в кухню и накорми, — сжалился Измайлов. — Только без спиртного. Они парни холостые, вряд ли им часто удается вкусно поесть.
— Пошли, — позвала я.
Сергей тронул меня за рукав и прошептал: «Спасибо, Поля». «Чего там, лишь бы полковник был доволен», — рявкнула я. Мы втроем захохотали. Измайлов глянул на нас, как на сумасшедших.
— Не волнуйтесь, — успокоила я его.
— Вот что мне в ней нравится, так это умение кого угодно рассмешить, — пробурчал Измайлов.
Я было воспрянула духом по поводу «нравится», но вспомнила свой злосчастный видок при последней нашей встрече в подъезде. Здорово же я его тогда насмешила, получается. Какой, однако, ехидный тип этот полковник,
Ребята уминали рассольник. Я разбирала сумки, чтобы не терять времени. Из первой я извлекла двадцать пачек творога. Двадцать!!! Вероятно, даже спина моя каким-то образом выразила потрясение.
— Это чтобы перелом скорее срастался, — пояснил Сергей.
— Я предупреждал, что разумнее купить препараты кальция, — отмежевался от него Борис и для пущей важности добавил: — Таблетированные.
— И таблеток сержант купит, — прогудел крупномасштабно-хозяйственный Балков. — Но творожок с маслом и медом — это же верняк.
Я с детства испытываю отвращение к творогу. Поэтому после слов Сергея впала в апатию. Охваченная какой-то зудящей ленью, я все-таки продолжила ревизию. И с ужасом обнаружила десять пачек сливочного масла и трехлитровую банку меда.
— Тут на целое травматологическое отделение.
— А наш полковник десятерых стоит, — гордо проворчал Балков.
Я мысленно пересчитала известные мне блюда из творога: ватрушки, вареники, королевская ватрушка, — и мученически вздохнула.
— Я хотел загрузиться ананасами, бананами, киви, чем-нибудь экзотическим, — не дожидаясь, когда я открою вторую сумку, объяснил Борис. — Но он уперся…
— Полковник тебе не обезьяна. А бананы податливые, в них зубы вязнут, — неуступчиво огрызнулся Сергей. — Яблоки, груши — мужские фрукты.
Видимо, они начали ругаться еще на рынке и теперь искали во мне арбитра. Нет, голубчики, вы обречены на ничью.
— Крупная морковь. И молодцы, что про капусту и лук вспомнили, — елейно похвалила я.
И взялась за последний пакет.
— Полковник не обезьяна, полковник — собака, — прокомментировал Юрьев.
Я торопливо стала вышвыривать содержимое. Ах, вот в чем дело. На дне, под куском вырезки, лежали прекрасные бульонные косточки.
— Боря до сих пор не ведает, из чего варят суп, — не удержал шпильку Волков.
— Ты, Сережа, часом не кулинар?
Тираду Бориса прервал звонок в дверь.
— Плюс-минус минута, — передразнила я. — Полчаса всего прошло, а ваш сержант тут. Наверняка чего-нибудь не раздобыл.
Стоило мне повернуть диск замка, как дверь рывком распахнулась. Меня отбросило к стене. Ребята вскочили. Через порог, как кенгуру в мультфильме, перепрыгнула Верка. С норовящими покинуть орбиты глазами, вопя: «Виктор Николаевич, миленький, спасите, помогите», — она ткнулась в кухню и комнату, потом метнулась в спальню. Мы бросились за ней. «Господи, а не Верка ли тут хозяйничает?» — успела все-таки взбрыкнуть во мне старушка-ревность.
Глава 4
Верка ничего не соображала. Она продолжала молить о спасении и шмыгать красным носом даже тогда, когда Измайлов поинтересовался, кто, собственно, так ее напугал. Тяжелое копыто ревности уже дырку проделало в моей утихомирившейся было душе. Поэтому я демонстративно выкалила столик с тарелками, стаканом, рюмкой и графином. Пусть видит, что я здесь по делу. По личному делу, между прочим. Полковнику пришлось отдать должное: следов еды и питья в посуде при визуальном осмотре не обнаруживалось. Разве что при химическом анализе… Обожаю, когда мужчины благодарно-много едят. Пропустить что-нибудь занимательное я не боялась: Верка орала благим матом. Обычно ей удавалось справляться со своими многочисленными нахлебниками самостоятельно. А теперь, вероятно, нарвалась на агрессивного молодца, который отказался покидать понравившийся дом и защищает свою потребность бездельничать в нем кулаками.
— Полина, принеси, пожалуйста, Вере воды, — крикнул Измайлов.
Я даже не пошевелилась. Я, расправив плечи и дыша полной грудью, секунд тридцать неподвижно переживала триумф. Ах, как это он по-свойски, подчеркивая, что я знаю, где у него вода, где чашки. Конечно, вода текла из крана, а чашки стояли на видном месте на подносе. Но полминуты расслабленности и блаженного идиотизма были прекрасны. Я принесла необходимый атрибут истерики и подала Верке. Чашка запрыгала у нее в руках, как живая. Я перехватила ее, уже летящую к полу, и забеспокоилась по-настоящему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Мы так и поступили. В девять часов я вновь отперла дверь квартиры полковника и всерьез занялась готовкой. Рассольник, мясо в горшочках, пироги с капустой и яблоками, кисель. Если бы я не стеснялась безудержно расходовать чужие запасы, наверное, разогнавшись, состряпала бы три обеда на выбор. Но приходилось сдерживать себя. Пока я привела в порядок подразгромленную в ходе творческих поварских экспериментов кухню, огромные напольные часы Измайлова пробили два. Балков с Юрьевым не опоздали. Ввалились порозовевшие, выбритые, симпатичные, бухнули на стол три громадных пакета и коротко доложили:
— Молочные продукты, овощи-фрукты, мясо.
— А лекарства и костыли? — недовольно спросила я.
— Сержант доставит через сорок минут.
— Через сорок минут или минут через сорок?
Меня всегда злили самоуверенность и категоричность. Что за страсть у людей назначать конкретные сроки, не учитывая возможность всяческих неожиданностей. Моя сварливость их изумила.
— Через сорок минут сержант привезет костыли и лекарства, — мирно повторил Сергей Балков. — Плюс-минус минута.
Тут из спальни донесся весьма зычный зов полковника. Но теперь, вооруженная ножом и лопаточкой, командовала здесь я. И парни отправились к полковнику только после того, как получили указание готовить его к приему вкусной и здоровой пищи. Когда я вкатила в спальню сервировочный столик (в доме имелся и такой), мужчины затаили дыхание. Балков завистливо ухнул. Юрьев сдержался, но явно из последних сил. Даже Измайлов ненадолго онемел. И вместо того чтобы изгнать меня, самозванку, к чертовой матери, малодушно простонал:
— По какому случаю банкет?
— Вам выпить надо, — высказалась я.
— Бар в соседней комнате, — не осмелился отказаться Измайлов. — Дверца вращается, не теряйся.
Я отлила из бутылки три рюмки водки в хрустальный графинчик и закончила сервировку. Тут уж и Борис Юрьев взвыл.
— Полина, забери их в кухню и накорми, — сжалился Измайлов. — Только без спиртного. Они парни холостые, вряд ли им часто удается вкусно поесть.
— Пошли, — позвала я.
Сергей тронул меня за рукав и прошептал: «Спасибо, Поля». «Чего там, лишь бы полковник был доволен», — рявкнула я. Мы втроем захохотали. Измайлов глянул на нас, как на сумасшедших.
— Не волнуйтесь, — успокоила я его.
— Вот что мне в ней нравится, так это умение кого угодно рассмешить, — пробурчал Измайлов.
Я было воспрянула духом по поводу «нравится», но вспомнила свой злосчастный видок при последней нашей встрече в подъезде. Здорово же я его тогда насмешила, получается. Какой, однако, ехидный тип этот полковник,
Ребята уминали рассольник. Я разбирала сумки, чтобы не терять времени. Из первой я извлекла двадцать пачек творога. Двадцать!!! Вероятно, даже спина моя каким-то образом выразила потрясение.
— Это чтобы перелом скорее срастался, — пояснил Сергей.
— Я предупреждал, что разумнее купить препараты кальция, — отмежевался от него Борис и для пущей важности добавил: — Таблетированные.
— И таблеток сержант купит, — прогудел крупномасштабно-хозяйственный Балков. — Но творожок с маслом и медом — это же верняк.
Я с детства испытываю отвращение к творогу. Поэтому после слов Сергея впала в апатию. Охваченная какой-то зудящей ленью, я все-таки продолжила ревизию. И с ужасом обнаружила десять пачек сливочного масла и трехлитровую банку меда.
— Тут на целое травматологическое отделение.
— А наш полковник десятерых стоит, — гордо проворчал Балков.
Я мысленно пересчитала известные мне блюда из творога: ватрушки, вареники, королевская ватрушка, — и мученически вздохнула.
— Я хотел загрузиться ананасами, бананами, киви, чем-нибудь экзотическим, — не дожидаясь, когда я открою вторую сумку, объяснил Борис. — Но он уперся…
— Полковник тебе не обезьяна. А бананы податливые, в них зубы вязнут, — неуступчиво огрызнулся Сергей. — Яблоки, груши — мужские фрукты.
Видимо, они начали ругаться еще на рынке и теперь искали во мне арбитра. Нет, голубчики, вы обречены на ничью.
— Крупная морковь. И молодцы, что про капусту и лук вспомнили, — елейно похвалила я.
И взялась за последний пакет.
— Полковник не обезьяна, полковник — собака, — прокомментировал Юрьев.
Я торопливо стала вышвыривать содержимое. Ах, вот в чем дело. На дне, под куском вырезки, лежали прекрасные бульонные косточки.
— Боря до сих пор не ведает, из чего варят суп, — не удержал шпильку Волков.
— Ты, Сережа, часом не кулинар?
Тираду Бориса прервал звонок в дверь.
— Плюс-минус минута, — передразнила я. — Полчаса всего прошло, а ваш сержант тут. Наверняка чего-нибудь не раздобыл.
Стоило мне повернуть диск замка, как дверь рывком распахнулась. Меня отбросило к стене. Ребята вскочили. Через порог, как кенгуру в мультфильме, перепрыгнула Верка. С норовящими покинуть орбиты глазами, вопя: «Виктор Николаевич, миленький, спасите, помогите», — она ткнулась в кухню и комнату, потом метнулась в спальню. Мы бросились за ней. «Господи, а не Верка ли тут хозяйничает?» — успела все-таки взбрыкнуть во мне старушка-ревность.
Глава 4
Верка ничего не соображала. Она продолжала молить о спасении и шмыгать красным носом даже тогда, когда Измайлов поинтересовался, кто, собственно, так ее напугал. Тяжелое копыто ревности уже дырку проделало в моей утихомирившейся было душе. Поэтому я демонстративно выкалила столик с тарелками, стаканом, рюмкой и графином. Пусть видит, что я здесь по делу. По личному делу, между прочим. Полковнику пришлось отдать должное: следов еды и питья в посуде при визуальном осмотре не обнаруживалось. Разве что при химическом анализе… Обожаю, когда мужчины благодарно-много едят. Пропустить что-нибудь занимательное я не боялась: Верка орала благим матом. Обычно ей удавалось справляться со своими многочисленными нахлебниками самостоятельно. А теперь, вероятно, нарвалась на агрессивного молодца, который отказался покидать понравившийся дом и защищает свою потребность бездельничать в нем кулаками.
— Полина, принеси, пожалуйста, Вере воды, — крикнул Измайлов.
Я даже не пошевелилась. Я, расправив плечи и дыша полной грудью, секунд тридцать неподвижно переживала триумф. Ах, как это он по-свойски, подчеркивая, что я знаю, где у него вода, где чашки. Конечно, вода текла из крана, а чашки стояли на видном месте на подносе. Но полминуты расслабленности и блаженного идиотизма были прекрасны. Я принесла необходимый атрибут истерики и подала Верке. Чашка запрыгала у нее в руках, как живая. Я перехватила ее, уже летящую к полу, и забеспокоилась по-настоящему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33